…Невада готовилась сделаться штатом. Это должно было дать дополнительных два голоса в сенате правительству Линкольна. А губернатор Най получал возможность осуществить одну из целей своего приезда в далекие края — он кандидат в сенаторы от штата Невада.

«Территориальное» законодательное собрание закрылось. Была организована пародийная «третья палата». В зале, специально снятом для этой цели, «губернатор» Твен выступил с остроумными замечаниями о политических деятелях Невады.

Никак нельзя сказать, конечно, что Марк Твен тогда уже осознавал ограниченность буржуазной демократии и фальшь, лежащую в ее основе, что он отчетливо видел хищничество и самодовольство типичных буржуазных политиканов. В подавляющем большинстве своем известные нам произведения Твена, написанные в те годы, не отличаются глубиной. В них мало критики современной социальной действительности. Но все же для Твена не были секретом эгоизм и убожество мысли таких людей, как Стюарт и Най. Он видел, что среди членов законодательных органов, судей и т. д. растут взяточничество, обман, жадность. В «третьей палате» Твен не только зубоскалил, но также и высмеивал политиканов. Кое-где в его выступлении даже чувствуется нечто отдаленно напоминающее саркастические слова свифтовского короля великанов, обращенные к Гулливеру.

Когда в Неваду приехал талантливый юморист Браун, присвоивший себе имя своего главного героя — Артемуса Уорда, Твен сразу же подружился с ним. В городе Вирджиния-Сити Уорд с большим успехом прочел комическую лекцию. Собственно говоря, лекции в обычном смысле этого слова не было. Писатель выступал с комическим монологом, играя роль Уорда.

Как и многие другие американские юмористы, Браун пользовался безотказным приемом: стоило писателю или «лектору» придать себе выражение глуповатого, нелепого человека, вечно делающего не то, что нужно, — и веселый смех аудитории был обеспечен.

Публика начинала смеяться, едва завидев Уорда на эстраде. Уж очень у него был придурковатый вид! Образ этого бестолкового и жадного содержателя бродячей кунсткамеры вызывал презрение и чувство превосходства. Уорд все время сохранял на сцене унылый, меланхоличный вид. Он говорил смешные вещи, но, когда публика смеялась, глядел на нее с удивлением — ему, по-видимому, и в голову не приходит, что он говорит что-то комическое. С тем же тупым видом он рекламировал свой зверинец, включавший разных «моральных животных», а также музей восковых фигур, где представлено «несколько различных статуй прославленных пиратов и убийц, имеющих мало равных себе и никем не превзойденных».

Творчество Уорда-«лектора» в значительной мере сводилось к клоунаде. Он, например, произносил длинную речь, состоявшую из «умных» выражений и «ученых» слов, но абсолютно лишенную смысла.

Уорд-Браун был лишь немногим старше Твена, но он уже успел стать популярным «лектором» и писателем, автором книги, выдержавшей два издания. Твен внимательно и с большой симпатией следил за творчеством Уорда и иных юмористов, близких ему по характеру своего творчества. Он охотно читал, например, Локка, тоже создавшего образ-маску. Выступая в качестве «лектора», Локк, как и Браун, играл роль отвратительного и смешного старикашки — некоего Петролеума В. Нэсби. Говорят, что сам Линкольн хохотал над похождениями Уорда и Нэсби. Во время войны Браун, Локк и их коллеги находили порой слова, нужные для защиты дела Севера; они обличали трусов и изменников, а также рвачей, поддерживавших президента только для того, чтобы получить выгодную должность.

Марк Твен знал уже многие тонкости ремесла американского юмориста, владел его инструментарием. Он умел нанизывать остроты одна на другую, придавать лживым историям видимость правдивости, представляться простаком, делающим все невпопад. Фельетонист газеты «Территориал энтерпрайз» охотно пользовался гиперболами самого фантастического характера, доводил преувеличения до полного абсурда. Твен сочинил комические «правила» для гостиниц, в которых указывалось, что постояльцы обязаны снимать сапоги, ложась спать, «если только они в состоянии это сделать», и что «кошмары даются напрокат по дешевым ценам». Он выдумал рассказ о несчастье, которое якобы произошло с Дэном де Квиллом, когда тот мчался на лошади со скоростью «сто миль в час». Шляпа Дэна, пишет Твен, была извлечена из его легких в «помятом состоянии», одну его ногу «вогнало в тело почти до самого горла».

В ту пору Марк Твен едва ли скромно оценивал свои достижения в сфере юмора, но он готов был продолжать учиться. Молодой журналист охотно прислушивался к советам Уорда — первого признанного писателя, с которым ему довелось близко познакомиться. В одном отношении, однако, Твен решительно отказывался следовать по стопам своих коллег. Он не станет коверкать слова ради комического эффекта. У Смита или Лоуэлла, автора знаменитого антирабовладельческого произведения «Записки Биглоу», неточности в выражениях, неправильное написание слов в большой мере отражали подлинный характер ошибок малограмотных людей из американского захолустья. Но у многих юмористов искажения в орфографии, испорченные обороты речи стали трюком, фокусом. Сам Уорд говорил, что его читателей больше смешит эксцентричная фразеология, нежели содержание его юморесок.

Твен не хотел портить язык в угоду читателям, жаждущим грубых развлечений. Он не станет, например, писать вместо «вытри нос» что-нибудь вроде «вы 3 нос».

Уорд нашел время, чтобы прочитать некоторые юморески Твена, и выразил свое одобрение. По его совету «дикий юморист» из невадской пустыни, как Твена иногда называли в газетах, послал кое-что из своих рассказов в один нью-йоркский журнал; их напечатали. Но этим дело и ограничилось — Твен был слишком занят повседневной работой в Неваде, чтобы думать о сотрудничестве в журналах восточных штатов.

Война между Севером и Югом уже подходила к переломному моменту. Линкольн решился — наконец-то! — взяться за освобождение негров. В Неваде собирали деньги на медицинскую помощь раненым.

Отправившись в новую поездку, Гудман оставил Твена своим заместителем. Временный редактор раскритиковал людей, неохотно вносивших свою лепту в Санитарный фонд. Он осудил также редактора другой местной газеты, Лейрда, взявшего под защиту лиц, против которых Твен выступал.

Лейрд не остался в долгу. Марка Твена назвали «лгуном, щенком» и т. п. Такое оскорбление нельзя было оставить без внимания. В дело вмешался Стив Гиллис. Он предложил послать оскорбителю вызов на дуэль. Твен отнесся к предложению Гиллиса без особого энтузиазма. Однако отказаться от защиты своей чести, когда даже посторонним видно, что она оскорблена, было невозможно. Вызов послали. Лейрд не торопился отвечать. Возмущенный Твен послал вторичный вызов. Наконец дуэль была назначена.

Как развернулись события в дальнейшем, установить с полной достоверностью не представляется возможным. Сам Твен многократно рассказывал (и его версию подтвердил Стив Гиллис), что дуэлянты собрались в назначенный час. Дальше произошло, если верить Твену и Гиллису, примерно следующее.

На поле чести Твен обнаружил Лейрда с его секундантами. Он тренировался в стрельбе. Твен тоже всю ночь учился стрелять из пистолета. Стив решил преподать Сэму последний урок. Он выстрелил в птичку. Подошли Лейрд и его секунданты. У птички была начисто отстрелена голова.

— Кто это сделал? — спросил один из секундантов.

— Сэм, — ответил Гиллис.

— С этим человеком драться нельзя. Это будет самоубийством, — заявил Лейрду его секундант.

Редакторы конкурирующих газет города Вирджиния-Сити решили отказаться от всех нанесенных друг другу оскорблений.

Вполне возможно, что эта забавная история была порождена живым воображением писателя-юмориста и его безудержно веселого приятеля. Есть предположение, что дело было улажено каким-то другим, менее занимательным образом.

Но Сэмюела Клеменса ждала дуэль и с неким Кэтлером. Снова поводом для нее явилась твеновская критика, по-видимому необоснованная, действий некоторых лиц, собиравших деньги для Санитарного фонда. О предстоящей дуэли стало известно властям. Твен рассказывает, что тогда был принят закон, предусматривающий тюремное заключение даже за вызов на дуэль. Власти искали случая показать всем гражданам, что законы будут строго соблюдаться. Поэтому первым же дилижансом Клеменс и Гиллис отправились в Калифорнию. Собственно говоря, Сэмюелу Клеменсу уже вообще надоела жизнь в Неваде, и он был рад уехать оттуда.