— А родители живы?»

А, это мумия?! Как зовут этого джентльмена? Он француз? Египтянин? Умер три тысячи лет назад? Как вам нравится наглость этого гида — предлагать нам подержанных покойников. Если у вас есть свежий труп, тащите его сюда!

Да, идейная ограниченность позиций американской буржуазной демократии конца 60-х годов наложила на письма Твена из Европы свой отпечаток. Следует упомянуть и о том, что в своих письмах Твен позволял себе довольно неприязненно отзываться о древнейших обитателях Америки — индейцах. Пройдет немного лет, и он смело скажет о своей солидарности с «древним индейцем». Но пока замечания Твена об индейцах окрашены в иные тона.

Все это бесспорно. А все же нельзя забывать, что в письмах сказывается не только заведомо буржуазное начало в мировоззрении Твена тех лет, но и его демократизм.

Писатель далеко не всегда готов солидаризироваться с «простаками». Он высмеивает иных из своих соотечественников, не раз теряет терпение, наблюдая, как непристойно ведут себя состоятельные американцы. Его возмущает провинциализм, тупость немалого числа путешественников с «Квакер-Сити».

Путешествие пришло к концу. Письма Твена принесли ему известность. Если раньше он был юмористом «дальнезападного» масштаба, то теперь его читали десятки тысяч людей во всех концах страны. Популярность Твена в Соединенных Штатах уже была столь велика, что о нем вспомнил как-то его старый знакомый по Неваде — сенатор Стюарт. Что и говорить, этот Твен умеет писать… Стюарт решил, что такого человека неплохо было бы сделать своим секретарем. Работы будет немного. У Твена останется достаточно времени для журналистской деятельности.

Марк Твен, конечно, хорошо знал цену Стюарту, юристу-миллионеру, пожалуй, самому хитрому и ловкому дельцу во всей Неваде. И все же он принял предложение. Теперь, когда поездка на «Квакер-Сити» осталась позади, снова возникла проблема, что делать дальше. Стюарт, во всяком случае, предоставит Твену постоянный доход. Журналист сразу же отправился в Вашингтон и начал знакомиться с условиями службы у Стюарта, ставшего одним из политических заправил столицы США.

Недолго продолжалась секретарская деятельность Марка Твена. Он быстро успел убедиться, что за время пребывания в Вашингтоне Стюарт не стал лучше. Вообще в столице страны царила коррупция, дела решались за стаканом виски. Среди политических деятелей Вашингтона, решил Твен, вовсе нет людей большого государственного ума.

В результате недолгой близости Твена к Стюарту в 1868 году появился его рассказ «Когда я служил секретарем».

Он написан от первого лица. Марк Твен не только рассказчик, но и действующее лицо. Он, конечно, «простак». Вернее, выдает себя за простака. Два месяца Твен занимал «теплое местечко» у сенатора, но был вынужден уйти. Сенатор поручил ему отвечать на письма разных избирателей. Все это жуликоватые или просто нелепые и назойливые люди. Задача секретаря заключалась в том, чтобы «составить ответ половчее», не обидеть избирателей и в то же время избавиться от их притязаний. Но секретарь не похож на сенатора — он честный человек. Герой рассказа буквально следует указаниям своего шефа. Не его вина, если каждый раз он ставит этого лицемера в смешное и трудное положение.

Рассказ заканчивается характерным образцом комического преуменьшения. Сенатор теряет терпение и восклицает, обращаясь к своему секретарю: «Убирайтесь вон! Чтобы вашей ноги здесь больше не было!» «Я принял эти слова, — продолжает Твен, — как скрытый намек на то, что в моих услугах не нуждаются, и подал в отставку. Я никогда больше не пойду служить личным секретарем сенатора. Разве таким людям угодишь? Они невежественны и грубы. Они не умеют ценить чужой труд».

Мир стюартов, чувствует Твен, — это фальшивый и недобрый мир. Но разве нельзя, щелкнув таких господ по носу, повернуться к ним спиной?!

Как раз в это время судьба преподнесла Твену неожиданный подарок. Он получил письмо от некоего Блисса, руководителя издательства в городе Хартфорде штата Коннектикут. В письме было выражено желание получить от мистера Сэмюела Клеменса какую-либо книгу для издания крупным тиражом. Фирма готова предложить весьма выгодные условия. В ходе переговоров выяснилось, что Блисс рассчитывает продавать книгу по подписке при помощи специальных агентов и что ему нужно произведение «с юмористическим уклоном».

Родилась мысль создать книгу для Блисса на основе писем, посланных с «Квакер-Сити».

Твен считал себя трезвым человеком и был убежден, что его трудно обмануть. Загипнотизировав себя этой мыслью, он часто попадался на удочку ловких дельцов. Блисс и другие предприниматели хорошо знали слабости этого фантазера, человека открытого сердца, вспыльчивого и тем легче уязвимого.

С наивным лукавством Сэмюел Клеменс сообщил издателю, что у него есть хорошая газетная работа и что он станет переделывать письма для публикации в виде книги только в том случае, если ему докажут, что это выгодно. Блисс сумел убедить своего корреспондента, что ему будет предоставлена замечательная возможность разбогатеть. Позднее Твен не раз сетовал на издателя за прижимистость.

В январе 1868 года писатель принялся за работу над новой книгой. Многое из писем пришлось выбросить, переделать; немало страниц было написано наново. На пароходе «Квакер-Сити» Твен познакомился с немолодой женой провинциального издателя миссис Фейрбенкс, которая добровольно приняла шефство над талантливым журналистом и частенько советовала ему пригладить, смягчить то одно, то другое место в его письмах, чтобы не вызвать недовольства «респектабельных» читателей. Готовя к изданию книгу, которую он назвал «Простаки за границей», Твен частенько вспоминал советы богобоязненного критика. Свои требования к автору книги стал предъявлять и Блисс.

Некоторые акционеры его издательской фирмы, ознакомившись с материалом, начали опасаться, что эта книга о «святых местах» носит непомерно легкомысленный характер. Они выпустили на своем веку не одну книгу религиозного содержания. Как бы их теперь не обвинили в богохульстве. Но Блисс хорошо понимал, что именно задиристый юмор «Простаков за границей» будет приманкой для читателей. Он заявил акционерам, что в случае их отказа выпустит книгу сам и всю прибыль положит в собственный карман. Это заставило скептиков замолчать.

Посылая письма с «Квакер-Сити», Марк Твен не думал, что они явятся основой большой книги. Уж подавно не приходило ему в голову, что это сочинение выпустит в свет издательство, не раз публиковавшее сочинения религиозного характера.

Воспринятое еще в юности от отца и из прочитанных книг критическое отношение к религии, а также природный здравый смысл, мешающий принимать на веру учения церкви, проявили себя в письмах весьма недвусмысленным образом. Все это дало себя знать — правда, в несколько меньшей мере — и в книге «Простаки за границей».

Сделанная нами оговорка вызвана весьма реальными обстоятельствами. Воспроизведенные недавно первоначальные тексты статей Твена, которые он писал во время путешествия в восточное полушарие, показывают, что некоторые из «богохульных» замечаний Твена-корреспондента в книгу не вошли. Рассказывая о своем пребывании в Италии, Твен, например, охарактеризовал одну церковь, которую ему случилось видеть, как «ужасное мошенническое предприятие», обслуживаемое «штатом из трехсот распухших, жирных бродяг церковного звания». Из «Простаков за границей» это колоритное замечание выпало. В книге только сказано, что во Флорентийском соборе «числится триста священников, благоденствующих и счастливых».

Все же в «Простаках за границей» церковникам досталось довольно крепко. Так, описывая богатства, собранные в католических церквах Европы, Твен с нескрываемым негодованием противопоставляет их народной нищете. Когда американские туристы «прошли сквозь высокие двери» церкви иезуитов, перед ними предстали, «казалось, все сокровища земли». «Громадные колонны, вытесанные каждая из целой мраморной глыбы, сверху донизу покрытые сложными узорами из серпентина; аналои из тех же драгоценных материалов, аналои, с которых живописными складками спадает каменный покров, соперничая в легкости с изделиями ткацкого станка; главный алтарь, сияющий полированной отделкой и оградой из восточного агата, яшмы, серпентина и других дорогих камней, которые мы плохо знаем даже по названиям; и повсюду плиты бесценной ляпис-лазури в таком изобилии, словно у этой церкви были собственные каменоломни. Среди всего этого великолепия золотая и серебряная утварь алтаря кажется дешевой и будничной. Даже полы и потолки там стоят целого княжеского состояния».