Наконец, было и еще кое-что. Она хотела его. Актриса или не актриса, самоконтроль или амнезия, но язык, на котором говорили их тела. Коннор прекрасно понимал. С самого первого дня их встречи Коннор Брендон разбудил в Линде Чериш яростное и страстное желание, а вчера ночью это желание она вполне удовлетворила. Вспыхнула в его руках, словно костер в ночи, растаяла ледяная зачарованная принцесса, а возродилась живая, прекрасная, нежная и пылкая женщина.

Что бы там ни было, он не позволит ей забыть об этой ночи!

Налив Линде кофе, Коннор заметил как бы между прочим:

— Ты выглядишь так, будто можешь с этим справиться.

Она вспыхнула и промолчала. Даже под пытками она не станет ему отвечать, она выдержит и будет холодной и безразличной.

Коннор Брендон производил впечатление очень сильного человека. Его мощь подавляла, но сам он явно не стремился давить на людей. Даже на нее, хотя и совершенно ясно дал понять, что не верит ни единому слову насчет амнезии.

А зачем ему специально давить? Ни одно живое существо в здравом рассудке не способно противостоять этому человеку, его могучей воле, холодному и блестящему рассудку, непоколебимой уверенности в себе.

Линда бросила на Коннора осторожный взгляд из-под ресниц. Коннор и бровью не повел.

— Большинство женщин предпочитают ограничиться парой тостов и фруктами, но про тебя я точно знаю: ты любишь яйца и бекон.

С этими словами он подхватил с огня две небольшие сковороды — с яичницей и беконом — и отнес их в столовую, которая одновременно являлась и гостиной.

Следуя за ним с чашкой кофе в руках, Линда поинтересовалась:

— Мы раньше завтракали вместе?

— Признаться, этого ни разу не случалось после ночи страсти.

— Тогда каким образом…

Коннор бросил на нее короткий и сердитый взгляд.

— Деловые встречи за завтраком, Линда. Несколько раз, перед каждым раундом переговоров.

Как можно забыть встречи с таким человеком, пусть даже деловые, не говоря уж о «ночи страсти»!

— Каких переговоров?

— Финансы. Между нами говоря, мы с тобой обсуждали небольшую интрижку насчет косметической фабрики на Соломоновых островах. Ты была представителем своего банка, я составлял юридическое обоснование сделки.

Линда открыла рот, чтобы продолжить расспросы, но встретила откровенно издевательский взгляд золотистых глаз и умолкла. Никакого толку в этих вопросах, все равно она ничего не помнит о своей работе. Теперь вот узнала, что работает в банке, спасибо и на этом.

Как она там работает? Кем?

Стол был накрыт в истинно британском стиле. Тонкий фарфор чашек, расписанных традиционными английскими пейзажами, прекрасно гармонировал с тонкой льняной скатертью медового цвета. Линда улыбнулась и заметила, стараясь, чтобы голос звучал небрежно и вполне обыкновенно:

— Отличный вкус у твоего дизайнера. Дом прямо дышит патриархальным уютом.

— Звучит очень в стиле Линды Чериш. Хотя ты права, дизайнер постарался. Я-то предпочел бы поменьше чопорности.

В его голосе прозвучал вызов, а смотрел он при этом на губы Линды. Коннор Брендон явно имел в виду не только чайный сервиз. Легкая и на удивление приятная дрожь прокатилась по спине Линды.

А может, все дело в том, что ее разум сегодня проснулся не с той ноги? Память покинула, в невинных словах чудится тайный смысл… Линда полностью сосредоточилась на собственных руках — они тряслись и были холодны как лед.

Коннор внимательно наблюдал за ней, а затем неожиданно спросил:

— Я напугал тебя? Я имею в виду цепочку…

— Да… по крайней мере, неприятно удивил.

— Извини — не удержался. Спиши это на оскорбленное мужское самолюбие.

— Уже списала. Почему ты улыбаешься?

— Узнаю твою холодную категоричность. Послушай, Линда, давай забудем, прости за каламбур, об амнезии. Мы же уже большие, можем обойтись и без этого.

Ярость неожиданно вспыхнула у Линды в груди.

— Я не играю, не придуриваюсь, не вру и не прячусь!

Никакой реакции. Только ленивая усмешка.

— Трусиха. Почему ты не ешь?

Потому что у нее пропал аппетит, но она еще не совсем сумасшедшая. Надо подкрепиться. Силы будут нужны.

— Я ем. Все это очень аппетитно.

Она сама понимала, что выглядит как маленькая девочка, запоздало вспомнившая о хороших манерах, однако Коннор Брендон немедленно заставил ее забыть о них.

— Яд я сегодня не клал. Шутка. Перец и соль на столе, нож и вилка перед тобой, надо отрезать по кусочку, класть в рот и медленно жевать, потом глотать.

— Перестань издеваться! Я помню, как надо есть.

— Я же говорю, совершенно загадочная амнезия. А ты упряма. В этом мы похожи.

Линде почему-то вдруг захотелось ответить на его улыбку, но она сдержалась и принялась за еду.

Наверное, было бы замечательно прожить жизнь в этом чудесном месте. Завтракать на открытой веранде под плеск волн, наслаждаться вкусной и простой пищей, вдыхать аромат цветов… Оказывается, тело способно на предательство. Рассудок Линды изнемогал от ужаса и напряженного ожидания новых кошмаров, а тело — тело отдыхало. Тело не боялось Коннора, доверяло ему, расслаблялось рядом с ним и совершенно некстати напоминало о пережитом удовольствии. Рассудок ничего такого не помнил и паниковал еще больше.

Линде все больше хотелось вспомнить, что же случилось прошлой ночью. Каким был Коннор? Нежным, грубым, напористым, неторопливым… Рассудок судорожно заметался, твердя, что все забытые грехи стоит оставить именно в той пропасти, куда они провалились нынешней ночью, но тело не унималось. К своему немалому ужасу, Линда поняла, что ее охватывает самое настоящее эротическое возбуждение.

Она заставила себя думать о том, как превосходно поджарен бекон.

Коннор перегнулся через перила, сорвал несколько алых цветов изумительной красоты и небрежно рассыпал их по столу. Линда задумчиво коснулась пальцами нежных лепестков.

— Как красиво они смотрятся…

— Интересно!

— Что именно?

— Видишь ли, это гибискусы. Их, как правило, не используют для срезки — они слишком театральны, слишком вызывающе ярки. Вполне подходящие для тебя определения, не находишь?

— Зато они красивы…

— Какие цветы тебе нравятся?

— Не знаю.

Не знает даже этого, не знает ничего! Линда с трудом подавила вернувшийся ужас.

— А какие цветы нравятся тебе?

— Хризантемы. Гортензии. Георгины. Очень чувственные цветы. Мне нравится фактура лепестков, горький, пряный аромат. Ты согласна?

— Наверное, раз ты так говоришь.

Согласна, черт побери, на все согласна, только вот не помнит ни гибискусов, ни хризантем! Ничего, надо просто запомнить — и все. Пустоты в мозгу следует заполнять полезной информацией, и, хотя ботанические пристрастия Коннора Брендона вряд ли относятся именно к полезной информации, она постарается запомнить.

Коннор неожиданно нахмурился.

— Ешь. Ты похожа на узника замка Иф.

— Я очень худая?

— Нет. Просто ты очень хрупкая. На это никто не обращает внимания, а ведь это часть твоей натуры.

Ее обдало жаром. В голосе Коннора прозвучало такое ненасытное желание, такая чувственность, что у Линды перехватило дыхание. Не думать, только не думать об этом!

Кто, интересно, эти «никто»?

И Линда Чериш вдруг поняла, что во всем мире она не знает ни одного человека, кроме Коннора Брендона. Глухая тоска сменила панику, ей захотелось свернуться клубочком и тихо завыть от безнадежности. Однако именно этого она и не могла себе позволить. Нужно было продолжать утонченную дуэль с могучим противником, нужно было победить в ней, вернуть себе воспоминания и расставить все по своим местам.

— Я не хрупкая. Я сильна, как лошадь.

Это было сильно сказано, и в глазах Коннора заплясали огоньки смеха. Линда сердито взглянула на него — и не стала сдерживать ответной улыбки. В конце концов, им надо налаживать нормальный человеческий контакт, иначе все захлестнет нарастающая волна сексуального влечения.