– Как я узнаю мистера Тэйлора? – по-деловому осведомилась Ванесса.

– Он с трудом передвигается, – так же по-деловому ответила Вероника. – По этой причине мистер Тэйлор пользуется черной тростью с серебряным набалдашником. Его легко узнать. – Затем она повернулась к Саре. – Я хочу портретную фотографию каждого гостя и столько моментальных снимков, сколько получится, – объяснила хозяйка дома. – Фотографии пришлете мне, а я потом вставлю их в рамки и отправлю в качестве сюрприза гостям.

– Да, мадам, – выдохнула Сара, подавленная элегантностью миссис Ричмонд.

Та снова тонко усмехнулась. Идеальный макияж скрывал малейшие неровности ее красивого лица.

– В таком случае желаю вам приятного времяпрепровождения.

– Спасибо, – пробормотала Ванесса, схватила Сару за руку и вытащила из представительного кабинета.

За дверью их уже поджидал другой слуга. На нем тоже была яркая опереточная ливрея, в которой он явно неуютно себя чувствовал.

Слуга повел девушек на верхний этаж по длинному, покрытому ковровой дорожкой коридору в их комнату.

– Bay! – вырвалось у Сары, когда он открыл дверь. На самом деле это была не комната, а мечта о клубничном мороженом со взбитыми сливками. Все, начиная с кроватей под балдахинами и заканчивая гардинами на окнах, было выдержано в белом и розовом тонах. Белая лакированная мебель пышно драпировалась облаками тюля и шелка, а ноги по щиколотку утопали в мягком ворсе розового ковра.

– Я же говорила, что здесь рай, – благоговейно прошептала Сара, когда слуга удалился из комнаты.

– Но в каждом раю есть свой змей, – напомнила Ванесса, хмуро разглядывая бело-розовый туалетный столик. – Не забывай, для нас это Тэйлор. Не распаковывай пока чемоданы.

– Вечно ты каркаешь! – надулась Сара.

Но, чтобы не спорить с Ванессой, она не стала трогать чемоданы, принесенные лакеем, а достала свое фотоснаряжение и выбрала нужные объективы, которые собиралась взять потом с собой.

Девушки появились на террасе не раньше чем через час, и к этому времени там уже находилась большая часть гостей.

Сара тихонько присвистнула от изумления, увидев всю эту одетую с небрежной элегантностью публику, среди которой сразу отметила несколько знакомых лиц.

К ним поспешила Вероника Ричмонд.

– А вот наконец и вы, мои милые. – Особый тембр ее чуть хрипловатого голоса предназначался для тех, кто стоял неподалеку. – Идемте, я хотела бы познакомить вас с моим сыном Энтони.

С этими словами она подошла к группе молодых людей, оживленно беседующих около бара.

Стоило Веронике в сопровождении Сары и Ванессы подойти к ним, как разговор смолк.

– Тони! – Вероника остановилась рядом с молодым человеком, на лице которого выделялись круглые, навыкате, тусклые глаза, словно глядящие сквозь того, в кого они упирались. Но когда миссис Ричмонд слегка подтолкнула вперед Ванессу, в этих глазах мелькнуло что-то вроде легкого интереса.

Ванесса скупо кивнула ему, а Вероника начала представлять девушек.

– Это мисс Ванесса Лонг, молодая, но многообещающая художница.

Какое преувеличение! На самом деле она всего лишь живущий впроголодь рекламный дизайнер.

– А это мисс Сара Монтгомери, которая своей камерой навеки запечатлеет наше общество. А это… – Вероника взяла Энтони за локоть и приблизила к себе. – Это мой сын Энтони Ричмонд. Тони, можно я пока оставлю дам под твое покровительство? Желаю всем вам хорошо повеселиться!

Взгляд Тони жадно прилип к декольте Ванессы, щедро открывавшее слегка загорелую кожу. Сара сшила платье по простой выкройке из женского журнала, прилагавшейся к каждому номеру. Несколькими нехитрыми приемами ее можно было так изменить, что даже неопытные портнихи быстро создавали по ней целую коллекцию очаровательных платьев.

Платье Ванессы состояло из зеленого лифа, сшитого практически из одной широкой полосы ткани, оставлявшей спину открытой, а спереди сходившейся в острый треугольник. Юбка была присборенной и пышной, напоминая формой воздушный шар, что было одно время в моде.

Тони все еще не сводил глаз с Ванессы.

– Сегодня ужасно жарко, – сказала она, чтобы отвлечь его от своей груди. – Я бы не возражала чего-нибудь выпить.

– Ох, я тоже, – присоединилась Сара, которая не могла не заметить голодного взгляда Тони. – Что предлагается в баре?

Своими словами девушки вызвали лихорадочную активность не только у Тони. Остальные джентльмены едва ли не наперегонки кинулись потчевать их прохладительными напитками.

– Неплохо, если за тобой так ухаживают, – сказала чуть позже Сара, когда подруги прогуливались по лужайке со стаканами в руках. – Только этот Тони очень уж противный. Глаза как у настоящей жабы.

Ванесса молча кивнула. Она искала своего подопечного, но среди веселящихся, жизнерадостных людей не видела ни одного угрюмого инвалида.

– Сразу атакуем буфет? – спросила Сара. Ванесса покачала головой.

– Сначала я хочу познакомиться со своим клиентом. До этого я от волнения все равно не смогу проглотить ни кусочка.

– О'кей. – Сара, в виде исключения, проявила редкое единодушие. – Тогда я займусь работой. Если я где-нибудь встречу этого типа, то подам тебе дымовой сигнал.

И она повернула направо, в сторону буфета, где сейчас толпилось большинство гостей.

Ванесса побрела к бассейну, но там было пустовато. Лишь две-три парочки сидели под пестрыми зонтами, совершенно разморенные жарой, которая в этот полуденный час тяжелым колпаком накрывала землю.

Джеферсон Тэйлор ненавидел любые празднества. Он с удовольствием уклонился бы и от этого, но тем самым обидел бы свою старую приятельницу Веронику, чего ни в коем случае не мог и не хотел допустить.

Вероника оставалась верной ему на протяжении всех тяжелых, скверных лет, неизменно подбадривая, когда остальные друзья от него отвернулись. Поэтому Джеферсон послушно упаковал свой чемодан, с которым обычно летал, и отправился в Уайлдбич, чтобы принять участие в ненавистном ежегодном празднике на свежем воздухе.

И вот он сидит около бассейна в тени пестрого зонтика, не спасавшего от жары, которая, казалось, только еще больше застаивается под ним, и наблюдает за толпой гостей, разоряющих холодный буфет.

Чем богаче люди, тем больше в них жадности. Любой из этих одетых у Бенеттона, Гуччи или Луи Ландона господ запросто мог позволить себе съедать ежедневно по килограмму русской икры, но здесь они, словно пираньи, набросились на бутерброды, хотя на таком пекле еда никак не могла доставлять удовольствие.

Сам он, Джеферсон Тэйлор, не смог бы сейчас проглотить ни кусочка. Все равно пища для него была не наслаждением, а необходимостью поддерживать силы своего разрушенного, неуклюжего тела, которое он ненавидел не менее остро, чем праздники и вообще жизнь.

Он дважды пытался покончить с ней, и дважды его возвращали из окончательного небытия.

Психотерапевт и Вероника пытались тогда внушить ему, что его существование нужно и прекрасно. В конце концов Джеферсон со всем согласился, лишь бы от него отстали, но в глубине души по-прежнему считал, что он просто слишком труслив, чтобы сделать последний шаг. Во всяком случае, он перестал травить свой и без того надорванный организм и погрузился в работу.

Внимание Джеферсона привлекла девушка, медленно приближавшаяся к месту, где он сидел. Он инстинктивно положил прислоненную к столу трость себе на колени в качестве явно отпугивающего барьера.

Девушка как будто споткнулась, потом как ни в чем не бывало пошла дальше. Джеферсон недовольно смотрел, как она уселась рядом с ним, под ближайший зонтик, положила одна на другую длинные загорелые ноги и с наслаждением сделала большой глоток из стакана, который принесла с собой.

Нельзя было отрицать, что она красива. Джеферсон с легким интересом рассматривал ее безупречную фигуру и длинные белокурые волосы, рассыпавшиеся по спинке кресла.