Пока все не стало расплывчатым, она могла поклясться, что слышала, как тень прошептала.

― До встречи.

Затем ее сознание отключилось и вновь вернулось, словно она пробудилась ото сна, а тень преобразовалась в Линду, которая стояла на коленях рядом с Кендал и держала ее руку.

― Ты в порядке? Ты упала.

Кендал села, так быстро, что у нее закружилась голова. Голова болела. В ушах звенело. Она потрогала свою голову и почувствовала больное место у основания черепа. Еще две сестры по дому стояли на проходе, смотря на нее.

― Кто-то был в моей комнате, ― сказала Кендал. Ее голос прозвучал тихо.

― Что?

Кендал повернула голову, смотря на кровать.

Перо исчезло.

Она потянулась за своим телефоном, подбирая его.

Сообщения исчезли.

Линда наклонилась, искривив губы в улыбке. ― Ты все еще под кайфом?

Под кайфом?

Или сошла с ума?

Она подумала о том ужасном терапевте, когда она была в лечебнице. О той, которая обвинила ее в том, что она все это выдумала.

Может, она была права?

Может, я просто навыдумывала все то насилие?

И сейчас происходит то же самое?

Кендал начала что-то говорить, но слова застряли в ее горле, а она начала плакать. Когда он всхлипывала, Линда погладила ее по волосам.

― Все хорошо, детка. Ты просто напугана.

Напугана это еще мало сказано. Казалось, реальность Кендал начинала разрушаться. Из-за этого она снова себя почувствовала восьмилетней девочкой. Напуганной. Беспомощной. Жертвой.

И не было в мире чувства ужаснее, чем это.

― Ложись в кровать, дорогая, ― сказала Линда, помогая ей встать.

― Я слишком напугана, чтобы спать.

― Я останусь с тобой. Устроим что-то типа девичника. Помнишь, как те в детстве?

― У меня такого никогда не было.

― Никогда? Считай тогда, что у тебя и детства не было.

― Ну, примерно так и было.

Кендал легла в кровать, а Линда забралась рядом с ней.

― И что сейчас? ― спросила Кендал.

― Ну, когда у меня были девичники, мы обычно делали всякую фигню. Болтали о мальчиках, от которых были без ума. Играли в игры. Я была просто суперзвездой в китайских шашках и в Безумии в торговом центре. Тырили у родителей виски. Читали журналы. Тогда-то я и увидела своего первого идеального мужчину, когда подруга достала Плейгерл. Думаю, это выглядело глупо, ― Линда засмеялась. ― Я до сих пор думаю, что это выглядит глупо. Ну, то есть, как парни ходят с этой болтающейся штукой между ног?

― Я не знаю, ― честно сказала Кендал.

― Иногда мы делали друг дружке макияж. Или сплетничали о команде по лакроссу. Или танцевали под какой-нибудь бойзбенд. Я таааак сильно была влюблена в Ника Джонаса.

― Я не знаю, кто это.

― Ты не знаешь Джонас Бразерс? Они были в Ханне Монтане, еще до того, как Майли начала делать всякие ужасные вещи с ее языком и постоянным раздеванием. Хотя, она клевая. Все в ее руках, ты знаешь? Ее тело, ее правила, а все прочие просто идут к черту. Я тоже хотела быть такой самоуверенной, как она.

Я тоже. Подумала Кендал.

― Что еще вы делали?

― Ну, вот когда первая девочка засыпала, мы клали ее руку в чашку с теплой водой.

― Зачем?

― Чтобы она описалась.

― Зачем?

― Это весело, я думаю. Хотя никто никогда не писался. Они всегда просыпались из-за того, что мы слишком громко смеялись. И не волнуйся, с тобой я этого не сделаю. Я имею в виду, что нам уже не по десять лет. И тем более, я сплю с тобой в одной кровати. Это было бы бессмысленно.

― Линда? ― Кендал произнесла ее настоящее имя, поскольку знала, что камеры были выключены.

― Да, шлюшка?

― Спасибо.

― Да без проблем. Сладких снов, окей?

Но у Кендал не бывало сладких снов. И как только она уснула, ей начали сниться монстры.

Эринии сидит в фургоне неподалеку от сестринского дома и наблюдает.

Сегодня не та ночь. Кендал еще не готова.

Но будет. Очень скоро.

Приложение Эринии показывает, что телефон Кендал спрятан. То же самое приложение Эринии загрузил и на телефон копа. Это приложение совершенно бесплатное в Эппл Стор. Элементарная теннисная игра, похожая на Понг. Но это лишь снаружи. На самом деле же это приложение позволяло получить удаленный пользовательский доступ к телефону. Поэтому у Эринии был доступ к камерам телефона, и к прочим другим вещам.

Эта Кендал намного слабее, чем предыдущие ее тезки. Эринии еще не видел, чтобы эта Кендал снимала свою одежду, но это лишь вопрос времени. Она шлюха, как и остальные. Плохая девочка. Любая женщина, которая раздевается перед камерой для мужчин, должна быть наказана.

Ты не должна соблазнять мужчин. Это грех.

Нечестивый грех.

Епитимья уже в пути.

Эринии переключился на телефон Тома. Темнота, но слышится похрапывание.

Епитимья идет и за ним.

Эринии заводит фургон, выезжает на улицу и начинает свою поездку по темным, чикагским улицам.

Он взволнован.

Он был в домах Кендал несколько раз. И у них не было соседей по комнате.

У этой Кендал было пять соседей. Все шлюхи.

Поэтому Эринии задумался. И он так задумался, что практически не заметил у обочины женщину.

Худая. Взрослая. На ее плоских бедрах юбка болтается как квадратный абажур. Ее каблуки такие высокие, что она походила на проститутку. И неспроста. Она и была проституткой.

Он подкатил и опустил окно.

― Сколько?

Она наклонилась, заглядывая в салон фургона. В задней части было темно, так что она не смогла разглядеть, что там.

― Двадцатка за отсос.

Он кивнул и открыл ей дверь. Она забралась.

Взглянув на нее поближе, Эринии думает, что она моложе, чем он предполагал ранее. Возможно, даже подросток.

― Где мне припарковаться?

― Тут сойдет. Эта ночь безлюдная. Никто нас не отвлечет.

То, что я и хотел услышать.

Эринии закрывает тонированные окна, а она достает презерватив из своего кошелька.

― Деньги? ― говорит она.

Он вылавливает две десятки из своего бумажника и протягивает их. Она забирает их и наклоняется, расстегивая его ширинку.

Когда она начинает смеяться, он прикладывает электрошокер в районе ее шеи, и ее смачно ударяет током. На протяжении десяти секунд шлюху трясет от двух миллионов вольт, а затем она сваливается ему на колени.

Он связывает ее запястья изолентой. Ее рот. Использует четырехдюймовый металлический пружинный зажим, чтобы прикрепить ее конский хвостик к подголовнику на пассажирском месте. Затем он снова в пути.

Когда она пытается брыкаться, он глушит ее.

― Больно, да? Если еще раз шелохнешься, я приложу его к твоим глазам. Он поджарит твои веки и они полопаются.

Эринии понятия не имел, так это или нет. Но больше она не решалась двигаться.

― Знаешь ли ты, кто такие фурии? ― спрашивает он, ведя автомобиль.

Шлюха не отвечает. Она плачет, и ее потекшая подводка делает ее похожей на Элиса Купера.

― Фурии – монстры. У них большие, как у летучих мышей, крылья, и когти на руках и ногах. Красные глаза, красные как кровь. Они носят короны из пауков. Их трое. Алекто. Тильфозия и Мегера. Их создал сам Бог, чтобы наказывать грешников. Грешников, как ты.

Шлюха хнычет сквозь изоленту.

― Похоть – самый худший грех из всех. Это приводит женщин к обману своих мужей. А мужчин к изнасилованиям. Ты продаешь свое тело как мать блудниц. Шлюха Вавилона. Ты приносишь несчастье в этот мир. Твоя душа должна очиститься. Но сначала мне нужно кое-что узнать. И я хочу, чтобы ты сказала мне правду, или я расплавлю твои глаза.

Эринии поворачивается и смотрит на женщину. ― Правду, сейчас. Твое имя Кендал?

Она качает головой.

Очень плохо. Девушки по имени Кендал самые худшие грешники из всех. Если бы она была Кендал, ей бы уделили особое внимание.

Эринии едет к своему дому. Заворачивает в переулок к своему одинокому двухместному гаражу, использует электронное управление и загоняет свой автомобиль внутрь.