Кто-то входит с улицы в приемную. Вскрывать сейф нет времени. Стараюсь успокоиться. Тщательно прячу бумаги, пистолет, только что снятый мною с пояса коменданта.

В приемной полицай о чем-то невозмутимо беседует с секретарем. Увидав меня, он вскакивает, щелкает каблуками и вытягивается. Плотно прикрываю за собой дверь.

— Пан комендант сейчас занят. Никого к нему не пускайте, — с наигранным спокойствием и твердостью говорю я и решительно выхожу из комендатуры.

Но на улице спокойствие покидает меня. Нестерпимо хочется бежать скорее к коням, прыгнуть в седло и быстрее скрыться. Еле сдерживаю себя и иду шагом. Малейшая неосторожность может погубить меня. Кажется, пока никто ничего не знает. Скорее бы добраться до коня! Рука в кармане крепко сжимает рукоятку пистолета. Надо быть готовым к любому неожиданному повороту дела. Оглядываюсь назад: все спокойно. Убыстряю шаг. Увидав коней, не выдерживаю и почти бегу. Выхватываю повод у мальчика и стремительно вскакиваю в седло.

— Ну, Коля, поехали! Капут коменданту от партизан!

Мальчик широко раскрывает глаза, бледнеет. Потом вскрикивает, хлещет коня и устремляется за мной.

Мы скачем по улице. Кони идут голова в голову. Из окон нас провожают любопытные тревожные взгляды. Скачем дальше.

За спиной послышались далекие беспорядочные выстрелы. Через минуту стрельба усилилась: полиция подымает тревогу. За селением резко поворачиваем вправо и мчимся по садам, чтобы запутать следы. Оглядываюсь назад: мой спутник изо всех сил старается не отстать от меня.

Вскоре за нами увязалась погоня. Местность ровная, и враги быстро приближаются. До леса еще далеко. Я сворачиваю к холмам и скачу по бездорожью. Только так есть надежда уйти от преследования. Мой проводник что-то отстает. Сдерживаю коня и поджидаю его. Погоня приближается, над нами свистят пули. Вот мальчик поравнялся со мной.

— Я ранен! — крикнул он. — Не оставляйте меня.

Из руки мальчика течет кровь. На глазах у него слезы, он сильно испуган. Ранена и его лошадь. Подъезжаю к нему вплотную и приказываю:

— Пересаживайся ко мне. Быстро!

Мальчик кошкой прыгает на круп моего коня. Я подхватываю и сажаю его впереди себя на седло. Он цепляется за гриву и роняет голову на шею коня. Мысленно благодарю старосту: хорошую лошадь дал он мне: она легко несет двоих. Лес близок. Мы, кажется, уходим от погони. Вот и опушка, кустарник. Наши преследователи застряли в болоте и потеряли нас из виду.

В чаще леса мы остановились. Я перевязал мальчику руку. То ли от того, что вражеская пуля обожгла юное тело, то ли от того, что мальчик впервые в жизни попал в такой серьезный переплет, он изменился, повзрослел буквально на моих глазах: лицо посуровело, губы крепко сжались, в глазах — огонь.

— Как хорошо, что вы партизан! — взволнованно говорит юноша.

Лицо его вдруг омрачается, и он с тревогой спрашивает:

— А вы возьмете меня с собой? Я тоже хочу быть партизаном. Примут меня?

— Примут, Коля, примут, — с улыбкой говорю я. — Ты теперь настоящий партизан! Ведь это с твоей помощью я сумел выполнить такое серьезное задание.

Мальчик молча берет здоровой рукой коня за повод и идет вслед за мною дальше в лес.

Отряд народных мстителей пополнился еще одним храбрым партизаном.

Далеко фронт, где-то далеко советские войска громят фашистов, наступают, освобождают город за городом. А мы забрались в дремучие леса и отсюда всеми силами стараемся помочь своей родной армии. Уходят в темень ночей диверсионные группы, минируют шоссейные дороги, устраивают засады, взрывают мосты, жгут склады с горючим и боеприпасами. Каждая хорошая весть с той стороны фронта радует и воодушевляет партизан, и они дерутся с оккупантами особенно яростно. Но очень плохо, когда вести приходят неутешительные, а еще хуже, когда нет никаких вестей.

В бедственном положении оказались мы весной 1943 года. Партизанская радиостанция вышла из строя. Из приднепровских сел к нам в Понятовские леса часто наведывались связные. Доложив об обстановке, они тут же требовали известий из Москвы. Сводки Совинформбюро, листовки, газеты получали они от партизан и, довольные, отправлялись домой. Но одно время, потеряв связь, мы долго не могли ничего дать связным, ничем не радовали подпольщиков.

— Что же вы это так? — возмущались связные. — Ведь мы, можно сказать, только и живем этими сводками. Разве можно оставлять наших людей без вестей с «Большой земли»? Немцы опять болтают, что Ленинград взяли и на Москву ведут наступление, а мы ничем это вранье опровергнуть не можем.

Мы хорошо понимали подпольщиков, наших людей, временно оказавшихся в оккупации. В деревнях все библиотеки были сожжены и разгромлены. Нельзя найти ни газет, ни журналов. Люди духовно голодали. А немецкая пропаганда не дремала. Фашисты наводнили города и села своими газетами и листовками, в которых на все лады расхваливался «новый порядок» и явно преувеличивались успехи немцев на фронте. Очень трудно нам было тогда без связи, без газет. Кажется, без патронов можно было бы скорее обойтись: патроны-то мы и у врага могли достать, а вот газету у немцев не возьмешь.

Долго мы так бедствовали. Однажды ночью над лесом послышался гул самолета. Мы по звуку угадали, что это наши. Быстро разожгли на поляне условленные костры и стали ждать. Самолет сделал круг, опустился совсем низко и прямо в центр поляны сбросил два парашюта. Быстро тушим костры, разбираем груз и отправляемся в лагерь. Там обнаруживаем, что в пакетах долгожданный груз — газеты! Принялись их тут же жадно читать при слабом свете коптилок. Взял и я тогда несколько газет. Это была наша любимая «Правда». Много времени прошло с тех пор, но я и сейчас ясно помню даты, материалы, что были там напечатаны. Мне достались газеты за 5, 6 и 12 мая 1943 года. Помню, с каким вниманием, не отрываясь, я прочитал передовую «Правды» о юбилее газеты, большой материал о Карле Марксе, главы из романа Михаила Шолохова «Они сражались за Родину». Запомнились мне и карикатуры художников Кукрыниксы на Гитлера. Много мы смеялись тогда.

Газеты помогли нашим агитаторам. По совету комиссара, партизанские художники размножили карикатуры и распространили их по селам. Мы перепечатали также ноту протеста Министерства иностранных дел СССР по поводу насильственного угона оккупантами мирного населения в Германию. Эта нота во множестве экземпляров разошлась по деревням, подбодрила советских людей. По материалам газеты «Правда» готовились листовки и распространялись среди населения. От подпольщиков и партизан наши люди узнавали настоящую правду о положении в стране и на фронте.

Наших листовок и карикатур оккупанты боялись не меньше, чем дерзких налетов партизан. Комендатуры в то время были повсеместно поставлены на ноги. Полицаи и жандармы рыскали по селам, срывали листовки и плакаты. Но на другой день они появлялись вновь, приводя в бессильную ярость оккупантов. Нельзя было задушить слово правды. Оно доходило до сердец, подымало людей на борьбу. Партия помогала нам не только оружием, но и боевым, правдивым, вдохновляющим словом.

На завалинке невысокого дома с соломенной крышей сидит женщина. На лице ее печаль и испуг. Вот она с трудом поднимается, делает несколько нетвердых шагов. Кажется, она вот-вот упадет.

Мальчик лет пятнадцати-шестнадцати быстро подбегает к старушке:

— Бабушка! Я вас провожу.

Анастасия Павловна тихо плачет.

— Сынок!.. Сынок! — и не может дальше..

— Бабушка, не плачьте!

Мальчик — сын погибшего майора Советской Армии. Вместе с матерью они оказались в тылу у немцев, и вот уже скоро шесть месяцев, как приютились в этом селе. Боясь фашистов, они утром вместе с пастухами уходят из села, а вечером возвращаются.

Но сегодня Боря никуда не пошел. Он забрался на чердак, до вечера просидел там и только сейчас слез оттуда и подбежал к Анастасии Павловне. Он хорошо знал ее — она часто вечерами приходила к его матери и подолгу беседовала с ней. Что же с ней случилось?..