Поиск
«Когда сознанье не вмещает…»
Когда сознанье не вмещает
Того, что жизнь ему несет,
Как вихрь, безумье налетает
И тесный дом наш потрясает,
И паутину мысли рвет,
Всеразрушающим дыханьем
Срывает наш уютный кров.
И то, что звали мы сознаньем,
Умчится в вихре мирозданья,
Сольется с пламенем миров.
«Здесь, на этом камне придорожном…»
Здесь, на этом камне придорожном,
Я хотела бы уснуть.
Утомил меня тоской о невозможном
Долгий путь.
Милый друг мой, страннический посох,
Знак моей беспечной нищеты,
У кладбища на рассветных росах
Примешь ты.
Небосклон предутренней звездою
Озарит любви твоей печаль,
Но уже синеет за рекою
Новой жизни даль.
И венец зари жемчужно-алой
Над тобой всё шире, всё ясней,
Мир душе моей усталой,
Дальний светлый путь — твоей.
«И снилось мне, что надо мною…»
И снилось мне, что надо мною
Господних сил архистратиг
Небесной молнии стрелою
Пронзил врага у ног моих.
Бессильно тяжко задыхалось
Во прахе мировое зло,
И что-то в сердце загоралось,
И было сердцу тяжело.
Врага ли падшего жалело
Оно сквозь тонкий шорох сна,
Иль биться с ним само хотело,
Иль выпить чашу зла до дна…
Ужасен был средь темной ночи
Архистратига яркий лик,
И молнии метали очи,
И тьму пронзил победный крик.
«Кипят мои наговорные травы…»
Кипят мои наговорные травы.
Обступает несметная рать.
Сумрачно-сладкой отравой
Наступает мой час колдовать.
Что вам до меня, легионы,
Живущие в грозных провалах небес,
Вашей власти тяжка мне корона,
Мне не нужно ваших чудес.
Я неведомый миру странник
По окраинам дальним земли.
Я бреду, как нищий изгнанник,
От соблазнов мира вдали.
Но ткете вы паутину свершений
Из огня моего бытия.
И я слышу вздохи рождений,
Которых причиною — я.
И вижу простертые руки,
И в них призраки ваших даров,
И свидания, и разлуки,
И обманы желаний и снов.
Скройтесь, бездомные силы,
Развейтесь в дыму мирового огня,
Я вас не звала, я вас отпустила,
Крестом осеня.
«Смотрит месяц к нам в окошко…»
Танечке Лурье
Смотрит месяц к нам в окошко.
Таня спит или не спит?
А от месяца дорожка
Через комнату бежит.
Той дорожкой сны проходят —
Серый, белый, голубой.
И шарманочку заводят
Над кудрявой головой.
«Мне снится часто колыбель пустая…»
Мне снится часто колыбель пустая.
Я знаю — в ней дитя мое спало.
Но где оно — во сне напрасно вспоминаю.
Быть может, отнято, быть может, умерло.
Во сне я помню глаз его сиянье
И нежный пух младенческих кудрей.
И звездный свет, и Божьих уст дыханье
В бездонном сумраке сомнений и страстей.
Но кто-то очи властно мне смежает,
И я уснуть должна. О, эти сны во сне!
Кем отнято дитя — могильный сон мешает,
Могильный сон мешает вспомнить мне.
«Когда в полночный час младенца Самуила…»
Когда в полночный час младенца Самуила
Воззвал Твой глас,
Его душа во тьме глаза открыла,
И умерла, и к жизни родилась.
Упавшей сосне
Триста лет стояла она
И сегодня упала.
Е. Гуро
Конец и бурям, и покою,
Звездам, и солнцу, и луне,
И трепету растущей хвои,
И вздохам в зимней тишине.
Но гордость стройного свершенья
В бездумном теле разлита,
И дышит силой пораженье,
И в смерти дышит красота.
«Ловлю потаенные знаки…»
Ловлю потаенные знаки
В склоненьи дорожных берез,
В тоскующем взоре собаки
И в радуге собственных слез.
Недаром заря, пламенея,
На озеро кровь пролила.
Недаром лесная аллея
Была так безумно светла.
Упали две тонкие хвои,
Упали, скрестились на пне…
Крещение ждет нас с тобою,
Крещенье в слезах и в огне.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: