Поднявшись по трем лестничным маршам, Хункелер увидел открытую дверь. В проеме стояла молодая женщина, невысокая, светловолосая. Видимо, Нелли Цубербюлер, услужливо подсказала память. А вторая, высокая, костлявая, чем-то похожая на лошадь, не иначе как Рут Кюнцли. Обе в халатах, обе трясутся от страха. Только собака вроде бы радуется, виляет хвостом, лижет ему руку.
— Вообще-то я к господину Иову Хеллеру, — сказал Хункелер, — если позволите.
— К сожалению, его нет, — сообщила Нелли, — он на работе.
— Что ж, пожалуй, в таком случае можно и с вами потолковать, если вы уделите мне минуту-другую.
Он предъявил служебное удостоверение. Нелли кивнула, провела его на кухню, Рут пошла следом. Комиссар сел, и собака тотчас положила морду ему на колено.
— Странно, — заметил Хункелер, — какая дружелюбная! Обычно я собакам не нравлюсь.
Он погладил пятнистую голову, почесал за острыми ушами. На столе дымилась курительная палочка и стояли две фарфоровые чашки с красным чаем. На стене плакат — какое-то многорукое азиатское божество.
— Я думал, все тут еще спят, — сказал он. — А вы уже на ногах. С чего бы это?
— Бессонница, — ответила Рут. — А что вы хотите? Шутка ли, нежданно-негаданно угодить под арест!
— Так вы уже дома. Если это ваш дом.
— Я здесь живу. Согласно прописке.
— А вы? — Хункелер посмотрел Нелли прямо в глаза, светлые, зеленоватые, испуганные.
— Я прописана в Ольтене, у родителей, — сказала она. — Но уже давно живу в Базеле.
— На улице?
— Нет, здесь.
Он достал сигарету, поискал зажигалку.
— Пожалуйста, не надо здесь курить, — попросила Рут, — из-за Будды.
Хункелер спрятал сигарету.
— Что ни говори, убита женщина. И вполне понятно, что кое-кто оказался под подозрением.
— Что значит «кое-кто»? — спросила Рут. — Вечно на нас все валят, на наркоманов. Но ведь у нас нет никаких причин убивать доктора Эрни.
— Верно, я тоже так думаю, — сказал Хункелер.
Он смотрел на коленки Нелли, едва прикрытые халатиком.
— Кожа да кости. Вы что же, ничего не едите?
Резким движением она одернула халатик.
— Задавайте свои вопросы. А потом уходите. Пожалуйста.
— Чаем не угостите?
Рут поднялась, достала из шкафчика чашку, налила чаю. Хункелер глотнул — жуткая горечь.
— По всей видимости, вы живете тут вместе с Иовом Хеллером, — обратился он к Рут. — Поскольку он сын госпожи Эрни и Штефана Хеллера, а их обоих нет в живых, мы им интересуемся. Я бы хотел узнать, кем он работает.
— Оставьте Иова в покое, — неожиданно резко бросила Рут.
— Но вы ведь можете мне сказать, кем он работает.
— Ладно, скажу. Но к игровой площадке он касательства не имеет.
Рут положила руки на стол. Пальцы длинные, костлявые.
— Он развозит газеты и журналы для «АО Киоск». Выезжает в час ночи. Обеспечивает доставку в Базеле-Пригороде, Золотурне, Ааргау, Люцерне и в районе Берна. Около восьми он заканчивает и обычно возвращается домой.
— Значит, пора бы ему уже быть здесь.
Она помедлила, но все-таки решила продолжить:
— Вернувшись, он завтракает и ложится спать. Ближе к вечеру встает, выходит прогуляться, читает газету, смотрит телевизор. Часов в десять обычно идет в «Молочную». Пьет там кофе, играет в дартс и в бильярд. Он у них там лучший бильярдист. К наркотикам Иов никакого отношения не имеет. Этого вам достаточно?
— Ну а вы? Вы что принимаете?
— Метадон.
— А сейчас, когда госпожи Эрни нет в живых?
— Доктор Кнехт скоро вернется.
— Ну а до тех пор?
— У нас есть небольшой запас.
Хункелер почувствовал, что собачьи слюни намочили колено, и мягко оттолкнул Будду.
— А ваш друг Эдуард Фишер? — спросил он у Нелли. — Как обстоит с ним?
— Он любит меня, — ответила Нелли, — но наркотики не принимает.
— Чем он занимается?
— Учится на медицинском, — с гордостью сообщила она. Ясно, что парень ей очень нравится.
— Почему же он тогда торчит в павильоне возле игровой площадки?
— У него каникулы. И он хочет спасти меня.
— Ну и как? Сумеет?
Нелли задумалась, потупила глаза.
— Не знаю. Может, я вообще не хочу, чтоб меня спасали.
Хункелер отпил еще глоток чаю, скривился.
— Сахарку у вас, поди, не найдется?
— Еще что-нибудь? — осведомилась Рут.
В эту минуту зазвонил телефон. Аппарат висел на стене возле двери, старая модель, с черной спиралью шнура. Звонки следовали один за другим. Но женщины трубку не снимали. Сидели не шевелясь, тихо-спокойно.
Хункелер тоже не двигался, только слушал, считая сигналы. После семнадцатого звонка телефон умолк.
Рут подняла глаза, попыталась улыбнуться, дружелюбно спросила:
— Налить вам еще чаю?
— Нет, спасибо. Итак, кто-то сюда звонил. Почему вы не ответили?
— Звонили наверняка Иову. И раз его нет…
Хункелер отодвинул собаку подальше. Все-таки не по душе ему это зверье.
— Что ж, троих из вас я теперь знаю. А как насчет остальной троицы?
— Гляньте в свой компьютер, — сказала Нелли. — Мы все давно там числимся. Кроме Эдуарда. Впрочем, теперь и он небось тоже туда угодил.
— Я предпочитаю побеседовать с вами.
Она разгладила на коленях халатик.
— Патрик, Свен и Лакки.
— Где они сейчас?
— Лакки по-настоящему зовут Лукас Шиндлер. Он получает пенсию по инвалидности и живет в муниципальной квартире, возле Хаммерштрассе, в Малом Базеле.
— Точный адрес?
— Тодтнауэрштрассе, семьдесят шесть.
— Ладно. Спасибо. Вы знаете, что из Базеля вам уезжать нельзя. Иначе навлечете на себя подозрения.
— Господин Мадёрен нас предупредил.
Хункелер встал, с трудом отбился от собаки, которая скакала вокруг.
— Я еще свяжусь с вами, вероятно по телефону. Если не снимете трубку, придется навестить вас снова.
— Пожалуйста. Навещайте.
Хункелер сел в машину, проехал на Миттлерештрассе, припарковался возле своего дома и зашел в «Летний уголок». В садике было слишком жарко, и он предпочел устроиться в помещении, в обществе хозяина, Эди.
— Сооруди-ка мне эспрессо, — сказал он, — а то я горького пойла нахлебался.
На столе лежали две газеты. Одна из них, цюрихская «Бульварцайтунг», успела-таки тиснуть на первой полосе шапку «Загадочное убийство врача, пользующего наркоманов». Сама статейка была коротенькая, явно по нехватке времени. Тем не менее сообщалось, что известный базельский врач, работающая с наркоманами доктор Криста Эрни, в понедельник утром найдена мертвой в своем врачебном кабинете, убитая ударом ножа в грудь. В заключение ставился вопрос, не ознаменует ли это убийство, предположительно совершенное наркоманами, конец либерализма в кантональной политике в области наркотиков.
«Базлер цайтунг» поместила на первой полосе небольшую, но весьма любопытную по тону заметку. Г-жа Эрни была названа там выдающейся культурно-политической деятельницей, а ее смерть — трагедией прямо-таки национального масштаба. В заключение газета обещала посвятить этой достойной женщине более подробную статью.
С наслаждением прихлебывая сладкий кофе, Хункелер перевернул еще несколько страниц. В разделе местной хроники сообщалось, что Партия труда, пока что насчитывающая семьдесят — восемьдесят членов, выйдет на следующие кантональные выборы с собственным списком. Как заявил один из ее руководителей, ПТ хочет дать избирателям возможность проголосовать за левую партию, не поддерживающую вступление страны в ЕС.
— Пролетарии всех стран, разъединяйтесь, — сказал комиссар. — Не вступайте в Европу.
— Что за ерунда? — Эди несколько опешил.
— Да так. Жарко очень. Базельские мозги напрочь пересохли, еле ворочаются.
Эди бросил в стакан с водой шипучую таблетку — от печени — и мрачно наблюдал, как она растворяется. Отпил глоток, скривился. Мерзкий вкус.
— Убийство вправду из-за наркотиков? — спросил он.
— Вероятно. Но не обязательно.