Именно тогда Наш Августейший Максималист впервые применил то, что историки и его агиографы потом назовут «стратегией Рака-Отшельника». Рак-Отшельник — это такой мелководный живчик, что с первого взгляда засекает самые красивые раковины, выселяет оттуда их обитателей, изгоняя оных или съедая, и занимает их место, таким образом возводя себя в высокий ранг ракообразных, причем как роскошнейший из них. Его Величество вел свою духовную родословную от этого маленького, но по-своему гордого существа: ведь он тоже не имел себе равных по быстроте, с какой отыскивал самые радужные, самые переливчатые раковины, коими умел воспользоваться, чтобы умножать свою славу в глазах целого света.
А тут еще представилась подходящая оказия.
Бедуинский вождь, несколько десятилетий царствовавший в Триполи, крикун с выводком тараканов в голове, вот уже восемь или девять лет держал в заложниках пять заслуженных медсестер из Болгарии; каждый день им угрожали виселицей, каждый день по его приказу их пытали и насиловали жестокие скоты-стражники, заставляли есть песок пустыни и пить гнилую воду из колодцев, предназначенных только для верблюдов. Что они сделали, чтобы заслужить этот ад? Да ничего, совершено ничего. Ухаживали за больными — и только. Но вот несчастье! Дети, которых они пестовали, подхватили дурной вирус, и часть из них умерла. Всему виной была никуда не годная гигиена местных клиник, но, чтобы этого не признавать и заодно выдать народу, уже роптавшему за спиной вождя, несколько мертвых голов, укрепить трон, а также заставить умолкнуть самые непокорные из племен халифата, Верховный Бедуин взял да и ткнул пальцем в бедных болгарок. В стране ему поверили, но за ее пределами заволновались, стали протестовать, потом торговаться. А Верховный Бедуин, которого долго костерили за былые прегрешения, ведь одно время по его приказу взрывались наши рейсовые самолеты, теперь желал снова задружиться с цивилизованными странами, чтобы потом с ними торговать. Он был богат, хотел много танков, самолетов, порядочный набор других видов оружия, причем самых новых. Вот за них он и собирался освободить медсестер. Итак, он уже склонялся уступить; снабженным высокими мандатами эмиссарам Союза Европейских королевств оставалось всего несколько дней, чтобы довести дело до конца, но тут — чудо! Видение свыше! Явился Наш Стремительный Властелин и в подражание Раку-Отшельнику протиснулся в чужую раковину, готовенькую, богато изукрашенную, чтобы, свернувшись калачиком, там обжиться, а потом ухватить чужую победу.
Вот как это случилось.
Кардинал де Геан был в курсе махинаций Верховного Бедуина, поскольку он близко (ну, почти…) знал его начальника над всеми шпионами. От Его Преосвященства не укрылось, что люди этого сорта действуют иначе, чем мы, им необходимо поиграть в великие козни, чтобы вызвать к жизни нужное решение, они должны нажать на курок… А у Его Преосвященства мозг устроен на манер каталога. С одной стороны, он знал, что Его Величество настоящий виртуоз по части козней, с другой — вспомнил, что давным-давно, в те поры, когда Верховный Бедуин служил банкиром для всех террористов планеты без разбора, в том числе для тех, кто надеялся взорвать дворец диктатора Маркоса с ним самим внутри, тот отправил к нему с Филиппин свою супругу Имельду, она похлопала ресницами, потанцевала животом, поворковала на тысячу ладов, чтобы вождь из Триполи согласился не подпитывать деньгами оппозиционеров. Зачарованный, как змея в корзинке заклинателя, Главный Бедуин осушил денежную реку, текшую в карманы филиппинской герильи, герилья выдохлась, и мсье Маркос смог спать спокойно в своем дворце. Так вот, теперь в шатер Бедуина была послана Императрица, она сыграла там роль Имельды с неменьшим успехом.
В газетах всего мира Наш Хитроумный Повелитель повторял, что пока тут и там без толку что-то болботали, доказывали, умоляли, грозили и всяко попусту суетились, он действовал, а потому и преуспел. Он выпячивал заслуги Императрицы, вывезшей медсестер в своем самолете, несущем на фюзеляже цвета нашего флага; в Болгарии ей воздавали почести, словно Мадонне, правда, заочно, поскольку она очень скоро ретировалась, чтобы не пропустить парижскую презентацию очередной модной коллекции на улице Сент-Оноре, ведь в Софии она не знала ни одного значительного кутюрье.
Итак, светозарного присутствия Императрицы, посетившей пр о клятый госпиталь, быстренько пробежав мимо гноищ, где разлагались неизлечимые больные, было достаточно, чтобы Верховный Бедуин, этот старый лис, согласился отпустить с миром невинных медсестер. Ах, какой благородный жест! Но кое-кто все-таки ворчал, хмурил брови, такое встречалось среди недобитых Левых, а еще в соседних странах. Граф д’Орсэ, хоть и не блистал талантом урезонивать недовольных, получил соответствующий приказ и разражался пламенной речью при малейшем сомнении в чистоте «божественной» операции, проведенной нашей Императрицей и Кардиналом. «Успех вызывает припадки зависти!» — презрительно усмехался граф. Суждение, справедливое для всех времен и обстоятельств, да только в Триполи его видели. Он там парафировал некое соглашение. Разве речь шла не о продаже атомного реактора, совершенно безопасного, так как он предназначался исключительно для опреснения морской воды? Граф д’Орсэ все отрицал: «Гипотеза о поставке реактора никоим образом не нашла подтверждения». Так что же он подписал под умильным взглядом Ее Величества и Верховного Бедуина, на развевавшейся накидке которого красовался бадж с картой Африки? Когда заговаривали о денежном выкупе, Наш Неподкупный Повелитель приходил в ярость: «Ни гроша! Мы не дали Верховному Бедуину ни одной медной монеты!» В действительности весьма значительную сумму выплатил друг Его Величества, эмир Катара, спящий на гигантских залежах газа, а теперь открывший свои сундуки безвозмездно, ибо был гуманистом, по крайней мере, за неимением иной информации приходится этому поверить.
А затем появились свеженькие (давным-давно подготовленные) контракты, выпущенные на свободу одновременно с медсестрами, — они дожидались только подписи Верховного Бедуина, по ним он отправлял нам несколько миллионов евро за противотанковые ракетные установки, систему связи на театре военных действий со всем программным обеспечением, военный заводик, годный для размещения в жилом доме, и много других милых приспособлений, превращающих убийство в занятие весьма комфортное. Бывший международный бандит, когда-то счастливо избежавший бомбардировки собственного дворца в наказание за причиненный всему миру вред, с этих пор почитался высокомудрым и почтенным сеньором, несмотря на темные очки, скрывающие его свирепые глаза хищного зверя.
С тех самых пор, как обрел свое высокое предназначение повелевать судьбами, Наш Властелин постиг очевидное: есть тираны хорошие и плохие. Первые сидят на нефти, газе или уране, тогда как вторые — только на собственном заду. С хорошими можно и нужно торговать чем ни попадя, плохим следует показывать зубы и бросать им в морду шариковые бомбы. Случались, конечно, и вариации; подобная доктрина не может быть слишком жесткой, если приходится заниматься живым делом. Когда Багдадский халиф был хорошим тираном и воевал вместо нас, давя, как клопов, ненавидящих нас тегеранских мулл-горлопанов, прочие его жертвы не значились в наших расходных книгах, не наблюдалось даже сколько-нибудь заметных демонстраций, когда он уничтожал подозрительные деревни вместе со всеми обитателями с помощью газа, ведь вертолеты были французские, а химия немецкая. Когда же он перегнул палку, перестал слушаться старших и задрал нос сверх всякой меры, в ту же минуту он сделался плохим тираном и получил соответствующий приговор. Хороший тиран, возомнивший себя сильнее своих поставщиков, тотчас становится плохим. Таков закон, и халифу пришлось ответить.
Его Величество изучал опыт предшественников в данных вопросах; шевалье де Гено подарил ему альбом мсье Эрже «Лапша на ухе» (о приключениях мсье Тинтина в джунглях), над которым он немало потрудился, держа его всегда под рукой. Так вот, там на страницах 33–34 автор подробно описывает традиционный способ продажи смертоносных вооружений ради пополнения собственных сундуков.