— Знаешь, сейчас мне кажется, что мне больше ничего и не нужно. Если я так и не узнаю больше того, что знаю о самой себе сейчас, то, пожалуй, и не буду стремиться к этому.

— А, по-моему, так будет не всегда. Хотя это не имеет значения. Что бы ты еще ни узнала о себе самой, я не могу представить, чтобы наши с тобой отношения от этого изменились. Такую любовь, как у нас с тобой, нельзя убить. Она вечна. Господи, послушай, по-моему, кто-то звонит в дверь, а? Ведь в Везле все сейчас, наверное, уже спят.

Стефани немного испугалась.

— Может быть, это преследователи?

— Нет, нет, такого не может быть. Ты и сама это знаешь. Друг Робера наблюдает за нашим домом, рядом с ним не должно быть никого из посторонних. К тому же мы уезжали из моего дома в Гу, а не из Кавайона. Может быть, это какой-нибудь торговец? Не будем обращать на него внимания, ладно?

— Хорошо. — Но звонок раздался еще раз, потом еще, и Стефани почувствовала, что начинает дрожать.

— Нет, тут что-то другое. Что-то… что-то… Господи, что это на меня нашло?

Леон сел на кровати.

— Ты испугалась. Я сейчас спущусь вниз.

— Нет, я не испугалась, не в этом дело. Просто… — Она спрыгнула с кровати. — Я сама схожу. Это, наверное, ко мне.

Он удивленно вскинул брови.

— Откуда ты знаешь?

— Не знаю. — Набросив шелковый халат в ярких голубовато-зеленых тонах, который Леон купил ей в Авиньоне, она провела всей рукой по волосам. — Я сейчас вернусь.

— Я с тобой. Подожди. Куда делся мой халат?

— По-моему, лежит в другом шкафу. Все будет в порядке, Леон, не волнуйся. Я мигом.

Пока она сбегала с лестницы, ей было слышно, как Леон открывает шкаф в соседней комнате. Она представила, как он роется в одежде, которая еще не разобрана. Спустившись по лестнице, она прошла через крошечный вестибюль и открыла дверь.

— Да, чем я могу быть вам…

Перед ней стояла ее копия.

— Стефани? — сказало видение. — Ах, Стефани, слава Богу…

У Стефани вырвался протяжный крик, разорвавший полночную тишину. И свет померк у нее в глазах.

—  Сабрина!

Услышав голос Стефани, Леон, спускавшийся по витой лестнице, бросился вниз. В тусклом свете он увидел, что Стефани лежит на полу, а над ней склонилась какая-то женщина. Лица ее не было видно из-за длинных каштановых волос. Волосы, как у Сабрины…Эта мысль мелькнула и исчезла. Он оттолкнул незнакомку.

— Отойдите от нее!

Взяв Стефани на руки, он услышал, как женщина говорит: «Леон, давайте, я помогу». «Откуда, черт побери, она знает, как меня зовут?»— снова мелькнула мысль. Он понес Стефани в гостиную и уложил на диван.

— Сабрина, любовь моя, любовь моя… — Он сел рядом, но тут же вскинул голову и посмотрел на женщину. Леон почувствовал, что тело как будто застыло от изумления. — Господи! Господи! Кто вы такая, черт… — Протянув руку, женщина дотронулась до волос Стефани. — Отойдите от нее! Оставьте ее в покое!

Оставьте насв покое, подумал он, потому что ему стало страшно. Сабрина лежала в его объятиях. Сабрина стояла рядом. Комната, казалось, закачалась у него перед глазами, он не мог заставить себя собраться с мыслями. Он приказал себе не думать о второй женщине и склонился над Стефани, не видя никого, кроме нее, и продолжая что-то шептать ей на ухо.

— Очнись, Сабрина, очнись, любовь моя. Все будет хорошо. Что бы ни…

Он вдыхал аромат ее волос, касался губами ее щеки и вскоре заметил, что ресницы ее задрожали. Леону казалось — он держит сейчас весь мир в объятиях, эта женщина для него — центр всего мироздания. В то же время страх сковал его, потому что прошлое явилось к ним в дом и может отнять ее.

Как легкомысленно он об этом раньше говорил!

Как беспечно сказал ей, что она все вспомнит, и тогда они вместе со всем справятся. Болван, болван, болван! Какая наивность! Сейчас, в этот самый момент он понял, что от прошлого нельзя взять и отмахнуться: всякий раз оно может изменять настоящее до неузнаваемости, и думать иначе может только болван.

— Любовь моя, любовь моя, все будет хорошо. — Он повторял эти слова, будто ребенок, отгоняющий от себя зловещие тени, что затаились в темных уголках комнаты. — У тебя все будет хорошо. У нас все будет хорошо. — И, словно ребенок, добавил про себя: «У нас, у нас, у нас…»

— Леон, пожалуйста, позвольте мне…

Женщина стояла рядом, но все ее тело подалось к Стефани. Она стосковалась по ней, мелькнула у Леона мысль, и он подумал, что больше не в силах сдерживать ее. Он вскинул голову.

— Вы ее сестра.

— Да.

— Она и не знала, что у нее есть сестра. К тому же вы близнецы… — Он пристально посмотрел на нее глазом художника, сравнивая обеих сестер. — Уму непостижимо! Я вполне мог бы принять вас за нее.

Она с серьезным видом кивнула.

— Многие и принимали. — На этот раз Леон не стал ее удерживать. Взяв руку Стефани, женщина нагнулась и поцеловала ее. И вдруг, коснувшись губами теплой щеки Стефани, она согнула ноги и, опустившись на колени рядом с диваном, прижалась щекой к щеке Стефани.

Стефани, Стефани… Слезы хлынули ручьем и, казалось, уже не могли остановиться. Бросив на Стефани взгляд сквозь слезы, она нежно отвела волосы от ее лица. Год назад, в похоронном бюро я сделал то же самое. Я опустила голову на крышку гроба Стефани и плакала в этом темном помещении. Мне казалось, что сердце выскочит у меня из груди. КАК ОНА ОКАЗАЛАСЬ ЗДЕСЬ?

— Не знаю, не знаю, — пробормотала она и поцеловала лоб, щеку, закрытые глаза Стефани. — Все это так замечательно… Это чудо… — Она посмотрела на Леона. — Я думала, ее нет в живых.

Повинуясь безотчетному порыву, Леон сжал Стефани в объятиях, словно не желая отпускать, оберегая ее от волнения, воспоминаний о прошлом. Но прошлое было здесь: оно явилось в лице этой женщины, что стояла на коленях у дивана и касалась рукой волос сестры. Она застыла, подавшись всем телом вперед, словно хотела оторвать сестру от Леона и заключить в свои объятия.

— Она что, замужем? — не выдержал он. — У нее есть дети?

Сабрина словно окаменела. Рука ее бессильно повисла вдоль тела; она словно качнулась в сторону от него. Губы ее приоткрылись, но тут же вновь сжались. Она была не в силах выговорить ни единого слова.

Стефани шевельнулась, и Леон склонился над ней.

— Любовь моя, любовь моя…

Она открыла глаза. Она не видела ничего, кроме его лица.

— Леон? Мне показалось, что здесь была Сабрина. Я увидела ее и все вспомнила… столько всего… просто сил не было вытерпеть, так все это было больно. А что, разве ее тут нет?

— Сабрина? Но, любовь моя, ведь это ты — Сабрина.

— Нет, ее зовут Стефани, — сказала Сабрина.

Стефани повернулась на эти слова. У нее вырвался сдавленный крик. Она с усилием высвободилась из рук Леона, и они с Сабриной бросились друг другу в объятия.

Два одинаковых заплаканных лица прижались друг к другу, сестры обнялись так крепко, что, казалось, сольются в одно целое. Они еще долго сидели так — без движения, обнявшись и не говоря ни слова. В доме царила безмолвная ночная тишина — было слышно лишь, как шелестят и капают на пол одна за другой слезинки.

Леон тихонько отошел в сторону и через арку прошел в библиотеку. Оставаясь незаметным, в тени, он видел, что сестры по-прежнему сидят на диване. Даже теперь он не верил собственным глазам: две изумительно красивые женщины, похожие одна на другую как две капли воды, вплоть до изгиба рук и пальцев, до дрожащих ресниц закрытых глаз и голосов, которыми они шептали свои имена, признаваясь друг другу в любви.

Стефани, подумал он. Ее зовут Стефани. Но Макс называл ее Сабриной, да и все мы тоже. И еще они говорили на английском. Но так, как говорят не в Англии, а в Америке. Без видимых усилий и акцента, Сабрина …да нет же, ее зовут Стефани…разговаривала с сестрой по-английски. Американка, мелькнула у него мысль. Бот бы никогда не подумал!