— Я вам их сейчас заверну.

— Если мадам не возражает, — вставила Жаклин. Стефани залилась краской. Она не могла сосредоточиться, так как чувствовала на себе взгляд мужчины и сама хотела взглянуть на него.

— Да, если хотите, посмотрите что-нибудь еще. А скатерти полежат, пока вы будете думать.

— Что ж, пожалуй. Я тут приглядела одну вазу… — Покупательница отошла.

— Прошу прощения, — сказала Стефани, обращаясь к Жаклин.

— Ах, у Леона привычка встревать в чужие разговоры. Знакомьтесь. Сабрина Лакост, Леон Дюма. Сабрина, вы, наверное, видели в магазине некоторые работы Леона. По-моему, последняя была продана в тот день, как вы начали работать.

— Да, я видела. Кроме того, одна ваша картина висит у нас в гостиной, — ответила Сабрина, здороваясь с Леоном за руку.

— Какая же? — спросил он.

— «Малые Альпы». [20]На ней изображен маленький домик. По-моему, совсем как на картине Ван Гога.

Глаза у него заблестели.

— Я нарисовал домик в знак уважения к нему. А вы были в этих горах?

— Нет. — Смутившись, Стефани сделала шаг назад, потом еще один. — Прошу прощения, мне еще нужно заняться вот этим… Нужно завернуть эти… — Повернувшись, она бросилась в служебную комнату. Я знаю про Ван Гога. Я знаю его картину, на которой изображены Малые Альпы. Но за все те месяцы, что я прожила с Максом и видела эту картину, мне ни разу не пришла в голову мысль о Ван Гоге. Может быть, я постепенно начинаю все вспоминать? Может быть, ко мне возвращается память?

Леон загородил дверной проем.

— Я сказал что-нибудь не то?

— Нет. — Немного размотав рулон оберточной бумаги, она отрезала от него кусок. — Просто мне нужно кое-что сделать.

— По-моему, это не совсем так. Ну ладно… — Он наблюдал за ней, пока она заворачивала красную скатерть и салфетки. Они молчали и слышали доносившийся из магазина голос Жаклин. — Вы сказали: «Еще одна висит у нас в гостиной». — Вы замужем?

— Да.

— А кто купил картину? Вы или муж?

— Муж. Еще до того, как мы познакомились.

— Я восхищен его вкусом. — Войдя в комнату, он протянул руку. — Очень рад был с вами познакомиться. Надеюсь снова вас увидеть.

— Да, — ответила Стефани. Снова обменявшись рукопожатием, они не отпускали рук, глядя друг на друга. Его нельзя назвать красивым, мелькнула у Стефани мысль, но он ей нравился! Его глаза светились любопытством, чувством юмора, он пристально рассматривал все, что попадалось ему на глаза. Сейчас он смотрел на нее так, словно хотел узнать о ней все, и не мимоходом, не небрежно, а всерьез. Макс говорил, что он — один из лучших молодых художников страны. Он слишком сильно сжал ей руку, но она не отнимала ее. Они смотрели друг другу в глаза, словно неслышно беседовали, постепенно узнавая друг друга.

Когда я стану смелее?

Ах, подумала Стефани, возможно, я уже становлюсь смелой.

Миссис Тиркелл, принесла блюдо с жареной курицей и картофелем и поставила его на стол, так что оно оказалось по правую руку от Лу Чжэня.

— Конечно, будет второе, а как же иначе? — проворчала она. — Когда молодой человек взрослеет, он все равно что двигатель машины, куда нужно все время заливать бензин. И тем более если он — студент, да еще такой тощий. Ну же, молодой человек, давайте я вам положу два-три кусочка курицы, вам это не повредит. А еще картофеля.

— Он больше не хочет, — кисло сказал Клифф.

— Нет, хочет, — возразила Пенни, внимательно глядя на Лу. — Он просто отказывается из вежливости. А мне можно еще, миссис Тиркелл? После Лу?

Сабрина и Гарт с улыбкой переглянулись.

— Наш дипломат, — сказал Гарт. — Давай, Лу, не стесняйся. Ты оказался в меньшинстве. Когда имеешь дело с Пенни, так обычно и бывает.

Чуть заметно улыбнувшись, Лу положил на тарелку порядочную порцию курицы с картофелем. Подчеркнуто шумно вздохнув в знак одобрения, миссис Тиркелл подошла к Пенни.

— Это в самом деле вкусно, — сказала Пенни. — А у вас в Китае курицу готовят по-другому?

— Там у куриц разрез глаз другой, — ввернул Клифф.

— Клифф… — начал было Гарт, но Сабрина опередила его: — Не слишком удачная шутка, — непринужденно заметила она.

— Знаете, мне кажется, у нас курица ничем не отличается от вашей, — серьезно ответил Лу. — Я одно время жил в деревне, видел, как их резали на бойне, и мне они показались совершенно обычными.

— Я думала, вы выросли в Пекине, — сказала Сабрина. — А когда вы жили в деревне?

— Когда я был еще совсем маленьким. Было время, когда наше правительство в принудительном порядке посылало горожан работать на полях, так я с семьей переехал на запад.

— Многие, независимо от происхождения и профессии, были вынуждены покинуть родные места, — сказал Гарт. — В том числе и отец Лу, физик, и его мать, учительница английского языка.

Лу снова улыбнулся одними губами.

— Отец пять лет грузил лопатой навоз, а мать стирала.

— Почему? — спросил Клифф, в котором любопытство на мгновение погасило его недоброжелательное отношение к студенту.

— Правительство решило, что интеллигенция, специалисты должны вернуться к простому народу, потому что они, мол, забыли простой народ.

— Как это понимать?

— Правительство сочло, что интеллигенция и специалисты ставят себя выше крестьян, а все должны быть равны.

— Но люди не могут быть равны, — сказала Пенни.

— А правительство решило, что могут.

— Это ошибка. И что, никто не стал жаловаться? А вот у нас в стране люди все время жалуются на правительство.

— В Китае по-другому.

— Да, я знаю, вам нельзя открыто жаловаться, мы проходили это в школе. Но разве дома вы этого не делаете? Скажем, сидя за обеденным столом и беседуя между собой, как мы.

— Иногда.

— А ваше правительство до сих пор считает, что все люди равны? — спросил Клифф.

— Похоже, теперь не так, как прежде.

— А где сейчас ваши родители?

— В Пекине. Отец преподает в институте, а мама работает учительницей в средней школе.

— Это мама научила вас английскому? — поинтересовалась Пенни.

— Да, и кроме этого я учил язык в школе. Английский хотят выучить все. Особенно те, кто решил посвятить себя науке. Английский — это язык науки во всем мире.

— Я хотела бы выучить китайский, — сказала Пенни. — На слух он напоминает пение.

— Если хотите, я могу вас научить нескольким словам.

— В самом деле? Нет, правда? Вот было бы здорово, а то у нас в школе никто не знает по-китайски. А теперь скажите мне хотя бы слово.

— Ма.

— Что это значит?

— Мама.

— Но ведь и по-английски так. Нет, вы мне скажите китайскоеслово.

— Я и говорю. Хорошо, скажу еще одно: hen hao chi.

— А это что значит?

— Вкусный. Так можно сказать о сегодняшнем обеде. Или вот еще. Youyi. Дружба.

Пенни повторила все названные слова.

— А вы и другим словам меня научите?

— Если хотите.

— Их должно быть много… ну, чтобы я могла говорить, не просто слова и все такое прочее, а несколько фраз, чтобы было видно, что я говорю по-китайски. Тогда я смогу разговаривать, а все в школе ничего не поймут.

Сабрина задумчиво смотрела на Пенни, размышляя: новые или старые проблемы вызвали такой напор. Надо будет с ней поговорить, когда они останутся одни. Пока же она от души наслаждалась беседой и тем, что Клифф тоже принимал в ней участие. Когда Лу пришел сегодня, ее словно пронзила острая боль. И это случалось всякий раз, когда он появлялся у них дома: в такие минуты она мысленно переносилась в Китай. Там в сентябре прошлого года они со Стефани провели две недели вместе в Гонконге, и именно там сделали первый шаг в своей игре — вручили друг другу ключи от дверей своих домов. В Китае она в последний раз видела сестру живой.

Когда они уселись за стол, боль поутихла; так бывало всякий раз, когда начиналась общая беседа, и она снова превратилась в Стефани Андерсен, помогающую иностранному студенту освоиться на новом месте.