Однако она не знала, с чего начать. Пауза затягивалась.

— Вы не помните того, как выходили за него замуж, — наконец произнес Леон. — И того, что собирались жить с ним дальше; как добрались до берега после взрыва. Но вы помните хоть что-нибудь из того, что говорили врачи в больнице? Вы говорили с ними о Максе? Или о своем браке?

— Не помню. Помню только, что всю одежду мне покупал Макс, и всегда именно то, что нужно по цвету и по размеру. Он неотлучно был со мной, пока я не стала поправляться. Затем снова занялся делами своей компании и стал часто ездить в командировки. Потом Робер купил дом в Кавайоне, а Макс обставил его мебелью, которая раньше хранилась где-то, и украсил произведениями искусства из своей коллекции. Он говорил, что ваша картина, на которой изображены Малые Альпы, у него уже около десяти лет, и что он купил ее в галерее Роан, в Париже.

— Да, это написано мною примерно в это время. Тогда в галерее как раз была моя первая выставка. С тех пор я там регулярно выставляюсь.

— В Париже? Но у нас в магазине тоже есть ваши картины.

— Я делаю это только ради Жаклин, и у нее их всего несколько. Большую часть я отсылаю в галерею Роан. Но вы рассказывали о том, что на виду. А мне хочется знать то, о чем обычно не принято говорить.

— Понятно. — Она удивилась своему порыву искренности и поймала себя на мысли, что рассказывать о себе намного легче, чем она думала. — Я не люблю его. Пыталась полюбить, но нас разделяет такая пропасть из-за того, что мы не знаем ничегодруг о друге… То есть, мне кажется, он знает куда больше о моей прошлой жизни, чем говорит, но не могу доказать это, не могу проверить — правда это или ложь. Я это чувствую настолько сильно, что я не могу не верить себе. Но когда он говорит, что любит меня, я верю ему, он очень добр ко мне. Он многое мне разрешает, хотя предпочел бы, чтобы я, скажем, не работала в магазине Жаклин или не училась готовить вместе с Робером…

— А почему бы вам не делать так, как ему хочется?

— Не знаю. Он ведь, с другой стороны, терпеть не может женщин, которые весь день нежатся в шезлонгах, поглощая шоколадные конфеты и мурлыча французские песенки о любви!

Леон рассмеялся.

— Какая очаровательная картина! Он что, сам говорил вам, что этого не хочет?

— Нет, я сама как-то спросила его, не к этому ли он стремится. Ему тоже такой ответ показался забавным, но он так и не сказал мне, что плохого в моей работе в магазине у Жаклин или учебе у Робера. Но ему нравится, что я сейчас что-то переставляю и меняю в доме, что делаю в нем для себя мастерскую.

— Это потому, что, занимаясь этим, вы чувствуете, что вы дома.

— Да. А еще потому… что это крепче меня к нему привязывает.

— А вы что, давали ему повод усомниться в вашей привязанности?

— У него нет никаких поводов считать так. Я ведь никуда от него не могу деться.

Леон еще крепче сжал ее руку. Она покачала головой.

— И меня это угнетает, а не радует. Я обязана ему всем: он спас меня от смерти, дал мне дом, возможность начать сначала полноценную жизнь, подружиться с Робером… Если бы не он, у меня бы ничего не было.

— Но вы же считаете, что он вам лжет.

— Ах… это слишком сильно сказано. Я не знаю. Просто я ни в чем не уверена, живя вместе с Максом. Знаете, он мне нравится, у нас добрые, товарищеские отношения, я всегда могу на него положиться. Когда мне страшно или одиноко, он успокаивает меня! Но в его поведении есть что-то такое, что говорит мне об опасности или об опасных людях… а может, и о том и о другом сразу. Знаю, это звучит глупо, знаю, что он, наверное, удивится, если я скажу ему об этом. Но у меня это ощущение не проходит, хотя я во всем завишу от него.

Она помедлила.

— И я не могу себе представить, что когда-нибудь смогу относиться к нему иначе.

Вместо ответа Леон глубоко вздохнул.

— И что же вы будете делать?

— Не знаю. Думала уйти от него, но слишком многое держит… Я не хочу причинять ему боль, ведь он не сделал ничего плохого. И еще мне страшно. Я ведь так мало знаю, не знаю даже, с чего начать, если останусь одна. Правда, теперь у меня есть работа, и вскоре можно будет подумать об этом более серьезно. Но не сейчас. И вот еще что…

Она посмотрела на их сплетенные пальцы и добавила очень тихо:

— Я не хочу менять свою зависимость от Макса на зависимость от кого-то еще. Одного покровителя на другого.

— Да, пожалуй, не стоит. Вам это действительно ни к чему. Но если мы будем вместе, вдвоем?..

Подняв голову, она посмотрела на него и медленно, лукаво улыбнулась.

— А вы хотите стать моим покровителем?

— Нет. Впрочем, готов им быть, если в этом возникнет необходимость.

Вот это мне нравится, подумала Стефани. Нравится, что он улавливает разницу. Глубоко вздохнув, она устремилась навстречу будущему.

— Я хочу быть вместе с тобой.

— Тогда мы будем вместе. Будем вместе узнавать то, что еще не знаем, и вместе возвращать твою память. — Как торжественно, словно клятва, подумала Стефани, глядя на переплетенные пальцы рук.

Помедлив мгновение, Леон сказал:

— Я уже несколько месяцев живу с одной женщиной. Мы расстанемся, как только я объясню ей все.

— Я не прошу тебя об этом. И я не…

— Ты не собираешься уходить от Макса. Но если бы я стал поддерживать с ней прежние отношения, это было бы некрасиво. Мы не любим друг друга, мы близкие друзья, и я всегда был с ней честен.

— Жаклин то же самое говорила о своем мужчине. Звучит так просто…

Он с любопытством посмотрел на нее.

— А она не сказала тебе, как этого мужчину зовут?

— Нет, она сказала только, что у нее с ним добрые… — Стефани пристально посмотрела на него, и у нее перехватило дыхание. — Нет. Не может быть. Леон, этого не может быть!

— Почему? — тихо ответил он. — Я же говорил тебе, что мои картины оказались в магазине по ее просьбе. Мы уже давно помогаем друг другу. А около года назад у нас в жизни был такой период, когда и ей и мне нужна была товарищеская поддержка. Нам не нужна была любовь, мы нуждались в тепле и утешении, именно это и давали друг другу. Знаешь, она замечательная женщина и очень хороший друг.

— Она и мне стала другом. Она дала мне работу, каждый день учит меня чему-то новому, мы с ней разговариваем… обо всем. Я не могу делать ей больно, причинить ей столько страданий.

— Сабрина, речь идет о моих отношениях с Жаклин, а не о твоих с ней.

— Нет, нет, неужели ты не понимаешь? Я рассказывала ей о Максе, а она — о тебе. Мы сидели и разговаривали, по-женски доверяя друг другу. Она — единственная подруга, которая у меня есть… ну, еще мадам Бессе, но с ней все по-другому… Я не могу только брать и брать, а потом просто украсть у нее человека, который ей нужен…

— Как это ты можешь взять и украсть меня? Я что, серебряная ложка у вас в магазине, которую можно тайком сунуть за пазуху и унести?

Стефани усмехнулась.

— Извини, я не очень удачно выразилась, но…

— А что касается того, насколько я дорог Жаклин, то я знаю, что мы с ней друзья, а не влюбленные. Я ведь говорил тебе об этом. Да и она, судя по всему, тоже.

— Она мне говорила, что вы нужны друг другу.

Он удивленно вскинул брови.

— В самом деле?

— Да.

— Прямо так и сказала?

— Она сказала, что вам хорошо вместе, что вы нужны друг другу, и если завтра вы с ней расстанетесь, ей будет очень тебя недоставать.

Леон внимательно посмотрел на нее.

— Сабрина, я хорошо знаю Жаклин. Не верю, что она так сказала.

Стефани отвела глаза. Чем она может отблагодарить Жаклин за то добро, которое та ей сделала? Верностью, благодарностью, любовью… но только не ложью.

— Она сказала, что какое-то время будет скучать без тебя, но в конце концов пожелает тебе всего хорошего, потому что вам было хорошо вместе, и ты бы сделал то же самое по отношению к ней.

— Она была права. А теперь послушай, что я тебе скажу. Мы с Жаклин не стремились влюбиться и, значит, не надеялись, что сможем сильно привязаться друг к другу. Мы оба знали: то, что нас связывает, в любой момент может кончиться, и тогда останется дружба, только несколько иного свойства. Именно это она тебе и сказала: мы бы пожелали друг другу всего хорошего. Много ли найдется людей, которым повезло и которые нашли в нужное время то, что искали? А искали они любящего друга, благодаря которому жизнь становится светлее, тени исчезают; который изо всех сил старается сделать так, чтобы мы жили в мире с самим собой и получали большее удовольствие от того, чем занимаемся. У нас с Жаклин так и было. Но мы никогда не раскрывали друг другу душу, даже не пытались… — Он заметил, как глаза Стефани расширились от удивления. — Значит, она и это тебе говорила. Похоже, она рассказала тебе все, что для нас было главным. А теперь я расскажу тебе, что должно стать главным для нас с тобой.