Непомерно усердствуя, он всюду выискивал упущения, доходя в своей тупой требовательности до мелочной раздражающей придирчивости. Так, например, он имел обыкновение, разъезжая по городу в автомобиле, держать перед собою лист бумаги и карандаш. Едва он замечал, что какой-нибудь зазевавшийся матрос не успел встать ему во фронт или встал с небольшим опозданием, как он тотчас же приказывал шоферу остановить автомобиль, подзывал матроса, записывал его фамилию и, не стесняясь в выражениях, делал ему строжайшее внушение. Но этим дело не ограничивалось. Матрос знал, что самое большое наказание еще впереди. За невставание во фронт адмирал Вирен зачастую сажал под арест на 30 суток. Его каждая поездка по городу увенчивалась длиннейшим списком замеченных в неисправности матросов, которым приходилось жестоко платиться за их случайную, до смешного незначительную оплошность.
Дикое самодурство этого зарвавшегося опричника заходило так далеко, что он, например, проверяя выполнение приказа, воспрещавшего матросам ношение собственной одежды, усвоил себе обыкновение лично убеждаться, имеется ли на внутренней стороне одежды матроса установленное казенное клеймо. Этот чудовищный эксперимент, заставлявший матроса наполовину разоблачаться, производился без малейшего стеснения на виду у всех, прямо на улице. Даже офицерство, во всех отношениях поставленное в несравненно более привилегированные условия, порою чувствовало на себе тяжесть адмиральского гнева. Достаточно было самого ничтожного пустяка, вроде ношения неформенной обуви, чтобы подвергнуться аресту.
Общей бурбонской милитаризации не избегло даже гражданское население. Кронштадтские гимназисты должны были оказывать Вирену знаки «воинской вежливости», т. е., попросту говори, становиться ему во фронт. Для поддержания этой выдержанной тюремно-казенной системы, последовательно проведенной сверху донизу, нужна была планомерная организация. Все приспешники жестокого адмирала, все офицеры, служившие под его началом, должны были на местах проводить ту же самую, не знающую пощады политику удушения, и они беспощадно творили «суд и расправу» над подчиненными. Каждый «нижний чин» рассматривался ими как бездушный автомат, созданный лишь для того, чтобы не рассуждая повиноваться во всех тех случаях, когда ему будут приказывать.
Задача обуздания нижних чинов облегчалась еще тем обстоятельством, что морское офицерство, благодаря условиям сословно-дворянского приема, представляло замкнутую касту, служившую правящему классу не за страх, а за совесть. Те редкие офицеры-одиночки, которые сумели сохранить «душу живу» в этой удушливой клоаке и которые смотрели на матросов и на солдат как на равных себе, должны были искать способы дружеского общения с ними, прибегая к такой изощренной конспирации, словно они отваживались на тяжкое преступление.
Дисциплина — палка о двух концах. Она напоминает собою ту «цепь великую», которая, по словам поэта, «порвалась и ударила одним концом по барину, другим по мужику». Грубая военная дисциплина, с одной стороны, нестерпимо угнетала подчиненных, а с другой — она неимоверно развращала самих начальников. Побои, издевательства, доводящие до самоубийства, придирчивые притеснения — все это никого не удивляло, ни в ком по вызывало возмущения в старом Кронштадте. Исключение составляли только одни угнетаемые.
За адмиралом Виреном, адмиралом Бутаковым, полковником Стронским, этими патентованными деспотами, жадной сворой тянулась целая вереница мелких, честолюбивых карьеристов, готовых решительно на все ради своекорыстных соображений, для того, чтобы выдвинуться на поприще служебной карьеры, и в своем рвении иногда затмевавших изобретательность своих повелителей.
Этот давящий гнет царского режима жгучей ненавистью воспламенял сердца всех, изнемогавших под его бременем. Редкий матрос жил без мечты свергнуть проклятый, ненавистный режим. Вот почему нигде так не ценили завоеваний революции, нигде так не боялись их потерять, как в 1917 г. в красном Кронштадте.
Что же заставило царский режим, вообще никому не дававший пощады, еще более судорожно стиснуть Кронштадт, обратить его в какой-то зловещий, мрачный и жуткий застенок? Ответить на это нетрудно. Стоит лишь вспомнить эпоху 1905–1906 гг. Уже тогда Кронштадт высоко держал Красное знамя. Вооруженное восстание 26–27 октября 1905 г. вписало золотую страницу в историю русского революционного флота. Наконец, неисчерпаемая, непримиримая революционность Кронштадта заставила его вторично поднять военный мятеж летом 1906 г. [42]Однако и на этот раз храброе и славное дело кронштадтцев, к несчастью, кончилось неудачей. Кронштадт оказался одиноким; он не был поддержан Россией.
Правительство царя никогда не могло простить кронштадтцам этих двукратных бурных восстаний. Оно не могло примириться с мыслью о революционности гарнизона крепости, расположенной под боком столицы.
И оно озлобленно мстило Кронштадту. Оно панически боялось революционных выступлений, которые могли бы послужить призывным сигналом для всей России; оно дало себе клятву согнуть кронштадтцев в бараний рог, вытравить у них всякое подобие революционного духа, вынудить их к смиренной покорности.
В этой борьбе с революционными матросами Кронштадта были пущены в ход не только жесточайшие репрессии, но и тончайшие ухищрения политического сыска. Усердие некоторых отбросов офицерства было так велико, что они устроили из своих кораблей форменные подотделы охранного отделения, для того чтобы выследить «крамолу» и отправить на каторгу наиболее развитых, наиболее революционных матросов. Но чем сильнее давил гнетущий процесс виреновского бесчинства, тем быстрее нарастало открытое недовольство, тем скорее пробуждалась мысль о вооруженном противодействии. И порой ото скрытое кипучее негодование прорывалось наружу.
Так, в 1915 г. на линейном корабле «Гангут» неожиданно разразился бунт, возникший на почве недовольства офицерами [43]. Нужно ли прибавлять, что скорбный список матросов, казненных царем, увеличился еще на несколько фамилий, а каторжные тюрьмы заключили в свои стены десятки живых людей, брошенных туда па медленное умирание. Этот бунт был стихийной вспышкой. По наряду с этими стихийными проявлениями шла упорная и сознательная организационная работа.
С 1905 г. в Кронштадте почти все время преемственно существовали нелегальные партийные организации. Особенное оживление партийной деятельности стало проявляться с 1912 г., когда начал изживаться реакционный период, а наметившийся подъем рабочего движения пробудил интерес к политической жизни и повлек за собой огромный приток членов большевистской партии. Едва проваливалась одна организация, как на ее месте тотчас же возникала другая. Превосходная школа, пройденная в нелегальных партийных ячейках, создала ко времени революции опытный кадр партийных работников.
Кроме морских частей в Кронштадте квартировало несколько артиллерийских и пехотных полков, а также войска специального назначения: саперы, телеграфисты, железнодорожники и т. д.
Во времена реакции между морскими и сухопутными частями существовала глухая вражда. Царские власти прилагали все усилия, чтобы натравить солдат на матросов, посеять между ними непримиримую рознь. Своими речами они всячески поддерживали взаимное недоверие между теми и другими. Порою в городе происходили кулачные бои и самые настоящие драки между «флотскими» и «армейцами», как в просторечии называли тех и других. Господа вирены в таких случаях потирали руки.
«Разделяй и властвуй» — эта старая формула была жизненным принципом их подлой, лукавой политики.
Солдаты Кронштадтского гарнизона мало чем отличались от солдат других местностей, но, благодаря неустранимому соприкосновению с более культурным элементом морских команд, их политическая сознательность, их культурная зрелость была все-таки выше, чем их товарищей, расквартированных в других местностях России.
42
Речь идет о восстаниях матросов и солдат в Кронштадте 26–27 октября 1905 г. и 19–20 июля 1906 г.
Всероссийская политическая стачка 1905 г. оказала большое революционизирующее влияние на армию и флот. Мощными восстаниями на Балтийском, Тихоокеанском и Черноморском флотах ознаменовался октябрь 1905 г. Начало им положил Кронштадт главная база Балтийского флота, гарнизон которого насчитывал около 20 тыс. человек. Манифест 17 октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка», подписанный Николаем II, провозглашал гражданские свободы и законодательную думу. Это была вынужденная уступка самодержавия и первая победа революции. Однако дарованные свободы не распространялись па нижних чинов армии и флота, что вызвало их справедливое возмущение.
18 октября 1905 г. в Кронштадте состоялся митинг матросов, солдат и рабочих, на котором большевики заявили, что подлинной свободы можно добиться, лишь свергнув самодержавие, и приз— вали готовиться к восстанию. 23 октября в Кронштадт по поручению ЦК РСДРП прибыл И. Дубровинский, который провел совещание Кронштадтской военной социал-демократической организации совместно с представителями кораблей и частей. На нем был обсужден план восстания, начало которого намечалось на конец октября — начало ноября. В тот же день состоялся митинг, участники которого выдвинули ряд политических и экономических требований, в том числе демократической республики, всеобщего избирательного права, свободы слова, уничтожения сословий,
26 октября 50 солдат крепостной роты отказались выйти на разгрузку камня и выдвинули ряд требований. Однако командирам удалось отправить их на работу. Вскоре солдаты были арестованы, их ждала суровая кара. На выручку им пришли матросы, которые освободили двух арестованных. Конвоем был открыт огонь, при атом один матрос был убит, а другой тяжело ранен.
Эти события послужили поводом для начала восстания. Из 20 находившихся в крепости флотских экипажей восстание охватило 12, а также учебно-минный и учебно-артиллерийский отряды. Общая численность восставших составила около 3 тыс. матросов и 1,5 тыс. солдат. Был создан штаб восстания, однако осуществлять координацию событий стихийного восстания оказалось практически невозможным.
Против восставших действовали войска, использовались провокации. Так, переодетые в штатское полицейские и черносотенцы организовали погромы магазинов и грабежи. В подавлении восстания участвовали около 5 тыс. солдат и офицеров. Утром
28 октября Кронштадтская крепость была объявлена на военном положении. Окруженные флотские экипажи были вынуждены сдать оружие. Было арестовано несколько тысяч: матросов ж 800 солдат. Их ждал суровый суд по законам военного времени. В защиту восставших выступили рабочие Петербурга и других городов России. 4 и 5 ноября в Петербурге прошла всеобщая забастовка.
Два месяца, с января по март 1906 г., проходил суд над восставшими. Всего к суду было привлечено 208 человек. Виновными в подстрекательстве к восстанию были признаны 9 человек. Она были приговорены к различным срокам каторжных работ, 67 человек были приговорены к заключению в военно-исправительные тюрьмы и дисциплинарные батальоны, 84 человека оправданы.
К весне 1906 г. революционное движение в частях Кронштадтского гарнизона вновь усилилось. Особенно заметно оно возросло после прибытия в Кронштадт группы матросов 1-й и 2-й Тихоокеанских эскадр, находившихся в японском плену. Большую работу среди матросов, солдат и рабочих Кронштадта вела военная организация во главе с большевиком Н. Атабековым. Однако 9 июля большая часть военной и рабочей организаций РСДРП была арестована. Уцелевшие руководители при поддержке Петербургского комитета и его представителя Д. 3. Мануильского продолжали работу по подготовке вооруженного восстания, давая отпор эсерам, провоцировавшим массы на преждевременное выступление. К моменту стихийно вспыхнувшего Свеаборгского восстания подготовка к вооруженному выступлению в Кронштадте еще не была завершена. Однако из-за событий в Свеаборге восстание в Кронштадте пришлось начать до намеченного срока. Большевики возглавили восстание, стремясь придать выступлению организованный характер. По сигналу почти одновременно на борьбу поднялись минеры, саперы, солдаты электроминной роты и матросы 1-й и 2-й флотских дивизий, к ним присоединилась и часть вооруженных рабочих. Но власти, получившие через осведомителей сведения о сроке начала восстания, заранее приняли необходимые меры. Успешному ходу восстания помешала также дезорганизаторская деятельность эсеров. К утру 20 июля (2 августа) восстание было подавлено. Попытка восставших захватить арсенал не увенчалась успехом, не удалось осуществить и захват артиллерии, привлечь на свою сторону команду крейсера «Громобой». Отряды восставших потеряли связь между собой. Все это позволило правительственным войскам окружить восставших и вынудить матросов 1-й и 2-й флотских дивизий вернуться в экипажи. Стоявшие на рейде корабли не приняли участия в восстании.
Петербургский комитет РСДРП 20 июля принял решение о проведении всеобщей политической забастовки в поддержку восстания в Кронштадте и Свеаборге. Однако после получения сведений о подавлении восстания ПК отменил это решение.
Царское правительство жестоко расправилось с восставшими. Уже 20 июля состоялся суд над минерами, 7 человек были расстреляны. Более 2500 участников Кронштадтского восстания были арестованы. По приговору военно-полевого суда, состоявшегося в сентябре 1906 г., 36 человек были казнены, 130 сосланы на каторгу, 316 заключены в тюрьмы, 935 — отправлены в исправительно-арестантские отделения.
43
19 октября 1915 г. на линкоре «Гангут» проводилась загрузка угля. Вечером команда отказалась от ужина, а затем потребовала убрать с корабля старшего офицера барона Э. Э. Фиттингофа. Подпольная большевистская организация «Гангута» выступила против активных действий, однако удержать матросов от стихийного выступления не удалось. Матросы попытались захватить оружие, но были остановлены офицерами. Командир «Гангута» капитан 4-го ранга А. Кедров с трудом удержал матросов от выступления, пообещав разобраться в их требованиях, главными из которых были улучшение питания, выдворение с корабля офицеров немецкого происхождения и др. По указанию командующего Балтийским флотом адмирала В. Канина 20 октября «Гангут» был окружен миноносцами и подводными лодками. Началось расследование, работу следственной комиссии возглавил адмирал А. Небольсин. Всего были арестованы 95 матросов, 34 из них привлечены к суду, 26 осуждены на различные сроки каторги.