Дон Хуан возразил, что мой аргумент для него безоснователен, ведь он уже говорил мне, что никакого мира в широком смысле не существует, а есть только описание мира, которое мы научились визуализировать и принимать как нечто само собой разумеющееся.
— Тональ —это все, что мы знаем, — сказал он, — Я думаю, что это само по себе уже достаточная причина, чтобы тональбыл настолько подавляющей [9]вещью.
Он на секунду остановился, явно ожидая вопросов или замечаний, но у меня их не было. Но я все-таки чувствовал себя обязанным задать вопрос и пытался сформулировать подходящий. Мне это не удалось. Я чувствовал, что те предостережения, которыми он начал этот разговор, каким-то образом удерживали меня от задавания любых вопросов. Меня охватило непонятное оцепенение, и я был неспособен сосредоточиться и привести в порядок свои мысли. Фактически, я чувствовал и знал без тени сомнения, что не способен думать, но знал это не думая, если только такое возможно.
Я взглянул на дона Хуана. Он смотрел на среднюю часть моего тела. Но вот он поднял глаза, и ко мне мгновенно вернулась ясность мысли.
— Тональ —это все, что мы знаем, — медленно повторил он. — И это включает не только нас как личности, но и все в нашем мире. Можно сказать, что тональ —это все, что мы способны видеть глазами.
Мы начинаем взращивать его с момента рождения. Как только мы делаем первый вдох, с ним мы вдыхаем и силу для тоналя.Поэтому правильным будет сказать, что тональчеловеческого существа сокровенно связан с его рождением.
Ты должен запомнить это. Понимание всего этого очень важно. Тональначинается с рождения и заканчивается смертью.
Мне хотелось, чтобы он повторил все это еще раз, и уже открыл было рот, чтобы попросить его об этом, но к своему изумлению не смог произнести ни слова. Эта моя неспособность говорить была очень любопытной. Слова мои были тяжелыми, и у меня совершенно не было возможности контролировать это ощущение.
Я взглянул на дона Хуана, пытаясь показать ему, что я не могу говорить. Он опять смотрел на мой живот. Потом он поднял глаза и спросил, как я себя чувствую.
Слова полились из меня, словно прорвало плотину. Я рассказал ему, что испытывал любопытное ощущение, будто я не могу ни говорить, ни думать, и в то же время мои мысли были кристально ясными.
— Твои мысли были кристально ясными? — переспросил он.
И тут я понял, что ясность относилась не к моим мыслям, а только к моему восприятию мира.
— Ты что-нибудь делаешь со мной, дон Хуан? — спросил я.
— Я пытаюсь убедить тебя в том, что твои замечания не нужны, — сказал он и засмеялся.
— Значит, ты не хочешь, чтобы я задавал вопросы?
— Нет, нет, спрашивай все, что хочешь, только не позволяй отвлекаться своему вниманию.
Я вынужден был признать, что растерялся из-за безбрежности темы.
— Я все еще не могу понять, дон Хуан, что ты подразумеваешь под утверждением, что тональ —это все? — спросил я после секундной паузы.
— Тональ —это то, что создает мир.
— Тональявляется создателем мира?
Дон Хуан почесал виски.
— Тональсоздает мир только образно говоря. Он не может ничего создать или изменить, и, тем не менее, он творит мир, потому что его функция — судить, оценивать и свидетельствовать. Я говорю, что тональтворит мир, потому что он свидетельствует и оценивает его согласно своим правилам, правилам тоналя. Очень странным образом тональявляется творцом, который не творит ни единой вещи. Другими словами, тональсоздает законы, посредством которых он постигает [10], значит, в каком-то смысле он творит мир.
Дон Хуан мурлыкал популярную мелодию, отбивая ритм пальцами на краю стула. Его глаза сияли. Казалось, они искрятся. Он усмехнулся и покачал головой.
— Ты не следишь за мной, — сказал он и улыбнулся.
— Я слежу, нет проблем, — сказал я не очень убежденно.
— Тональ —это остров, — объяснил он. — Лучшим способом описать его будет сравнение вот с этим.
Он пробежал рукой над поверхностью стола.
— Мы можем сказать, что тональпохож на поверхность этого стола, он похож на остров, и на этом острове мы имеем все. Этот остров фактически является миром.
У каждого из нас есть личные тоналии есть коллективный тональдля нас всех в любое определенное время, и его мы можем назвать тоналемвремени.
Он показал на ряд столов в ресторане.
— Взгляни, все столы одинаковы, на каждом из них есть одни и те же предметы. Но каждый из них имеет и свои собственные индивидуальные отличия. За одним столом больше людей, чем за другим. На них разная пища, разная посуда, различная атмосфера. Но мы должны согласиться, что все столы в ресторане очень похожи. То же происходит и с тоналем.Можно сказать, что тональвремени — это то, что делает нас похожими, как он делает похожими все столы в ресторане. Тем не менее каждый отдельный стол индивидуален, как и личный тональкаждого из нас. Однако следует помнить очень важную вещь: все, что мы знаем о нас самих и о нашем мире, находится на острове тоналя.Понимаешь, о чем я?
— Если тональ —это все, что мы знаем о нас самих и о нашем мире, то что же такое нагуаль?
— Нагуаль —это та часть нас, с которой мы вообще не имеем никакого дела.
— Прости, я не понял.
— Нагуаль —это та часть нас, для которой нет никакого описания — ни слов, ни названий, ни чувств, ни знаний.
— Но это противоречие, дон Хуан. По моему мнению, если это нельзя почувствовать, описать или назвать, то оно просто не существует.
— Это — противоречие только по твоему мнению. Я предупреждал тебя ранее, чтобы ты не выбивался из сил, стараясь понять это.
— Не хочешь ли ты сказать, что нагуаль —это ум?
— Нет, ум — это предмет на столе, ум — это часть тоналя.Скажем так, ум — это чилийский соус. Он взял бутылку соуса и поставил ее передо мной.
— Может быть, нагуаль — это душа?
— Нет, душа тоже на столе. Скажем, душа — это пепельница.
— Может, это мысли людей?
— Нет, мысли тоже на столе. Мысли — столовое серебро.
Он взял вилку и положил ее рядом с бутылкой соуса и пепельницей.
— Может, это состояние благодати, небеса?
— И не это тоже. Это, чем бы оно ни было, часть тоналя.Это, скажем, — бумажная салфетка.
Я продолжал перечислять всевозможные способы описания того, о чем он говорит: чистый интеллект, психика, энергия, жизненная сила, бессмертие, принцип жизни. Для всего, что я назвал, он находил на столе что-нибудь для сравнения и ставил это напротив меня, пока все предметы на столе не были собраны в одну кучу.
Дон Хуан, казалось, наслаждался бесконечно. Он посмеивался, потирая руки каждый раз, когда я высказывал очередное предположение.
— Может быть, нагуаль —это Высшая Сущность, Всемогущий, Господь Бог? — спросил я.
— Нет, Бог тоже на столе. Скажем так, Бог — это скатерть.
Он сделал шутливый жест, как бы скомкав скатерть и положив ее передо мной к другим предметам.
— Но значит, по-твоему, Бога не существует?
— Нет, я не сказал этого. Я сказал только, что нагуаль — не Бог, потому что Бог — часть нашего личного тоналя и тоналявремени. Итак, тональ— это все то, из чего, как мы думаем, состоит мир, включая и Бога, конечно. Бог не более важен, чем часть тоналянашего времени.
— В моем понимании, дон Хуан, Бог — это все. Разве мы не говорим об одной и той же вещи?
— Нет, Бог — это всего лишь все то, о чем ты можешь думать, поэтому, правильно говоря, он только один из предметов на этом острове. Нельзя увидеть Бога по собственному желанию, о нем можно только говорить. Нагуальже всегда к услугам воина, ты можешь быть его свидетелем, но о нем невозможно сказать словами.