— Действуйте, но осторожно, — предупреждает он.

Пьяные наймиты, подкараулив ночью Арсена, набрасываются на него. Христина зовет на помощь Гришу. Но что он может один против целой банды? Забыв почему-то Арсена, алкаши начинают мутузить невинного Гришу.

На шахте тревога! Воют, завывают гудки. Беда! Бегут на помощь шахтеры. Выбегают из новеньких домов новоселы. Все спешат на помощь. Бежит взволнованная Люда. «Отобьем Гришу, не дадим в обиду!»

Сектанты и их главарь наконец разоблачены и арестованы. Жестоко избитый Гриша, весь в бинтах, лежит в больнице. Смущенная Люда приносит ему молоко. Но гордячка по-прежнему не хочет признаться ему в своей любви.

А вот и Арсен с Христиной. Они тоже принесли больному молоко. И даже целую банку дефицитной сгущенки.

Заключительные кадры. По дороге идет гордая, не признавшаяся в своей тайной любви Люда. Ее догоняет на мотоцикле выздоровевший Гриша, кружит возле нее. Наконец мы видим, что Люда садится на его мотоцикл. И они устремляются вдаль по светлой дороге… И все у них есть теперь для счастья: и любовь, и новая квартира.

Мы постарались передать основной событийный ряд и многие эпизоды в довольно беглом пересказе. На самом деле любовно и весьма сочно выписанных деталей в этом вдохновенном сказании о светлой любви и черных делах баптистских секций гораздо больше.

Вряд ли такое можно было снять насильно, с выкручиванием рук…

И вновь обратимся к классике… Гоголь, задав вопрос, вошедший во все хрестоматии — «Знаете ли вы украинскую ночь?» — сам же дал ответ: «Нет, вы не знаете украинской ночи…»

Вот мы в своем путешествии и оказались в самом сердце этой загадочной ночи, где так много чудес и тайн. Прикоснулись к парадоксам одного из интереснейших режиссеров XX века, заглянули в фильмы, которые заняли большую половину его «земной жизни».

Как же они возникли и почему удивительным образом исчезли, не оставив в дальнейшем его творчестве ни малейшего следа? Ни одного похожего кадра, ни одного сходного эпизода?

Если для появления этих фильмов можно найти какие-то поводы, причины и логические объяснения, то, возможно, исчезновение их тоже имеет свое обоснование.

Просмотрев его картины разных лет даже через лупу монтажного стола, замедляя или останавливая любой кадр словно для криминалистической экспертизы, мы не сможем установить никакого генезиса, ни малейшего следа, подтверждающего единство авторской руки. Был содеявший их, был сотворивший и… исчез! В одной (большей) половине жизни их снимал один человек; в другой — иная рука. Поставить эти фильмы рядом могут только титры… И в первой, и во второй половине списка его картин указана одна и та же фамилия — Сергей Параджанов! Это все он… Это его непостижимые метаморфозы!

Как же нам выбраться из лабиринта, в который нас завел Параджанов? Как нам разобраться в этой его (далеко не единственной) мистификации? Где та нить Ариадны, которая поможет нам выйти из его поистине иррациональных жизненных лабиринтов? Нет ни Ариадны, ни ее заботливо протянутого клубка, но есть пароль… И был он произнесен в начале нашего повествования — хаш\ Истина трансформированного мяса…

Подобно тому, как твердые бычьи копыта не имеют ничего общего с тем нежным «нечто», что плавает в золотистом бульоне, который с наслаждением проглатывается по утрам, неся облегчение от похмельной «ломки», так и мы через это превращение найдем спасение.

Попробуем с помощью этого «пароля» избавиться от «головоломки», которую нам преподнес улыбчивый мэтр.

Приходится констатировать: Параджанов владел секретами перевоплощения. И это доказано и его необыкновенными переходами от одной национальной культуры к другой. И тем, что он мог снимать фильмы и на христианские, и на языческие, и на исламские сюжеты.

Стоит ли тогда удивляться, что, выступая как ярый атеист и обрушиваясь на несчастных баптистов, он в дальнейшем смог так виртуозно перевоплотиться и начать снимать вдохновенные фильмы про монахов и поэтов.

Итак, движение по лабиринту Параджанова начато…

Но неужели вместе с трансформацией творческой он так же лихо перевоплощался духовно? И чем тогда это оплачено?

Но здесь мы можем привести в его оправдание многочисленные свидетельства. Как было уже сказано, на самых разных этапах своей жизни — будь то годы студенчества, годы зрелости или годы заключения — он всегда оставался самим собой. И не было никаких духовных трансформаций, не было никогда двуличности. Просто он всегда был Homo ludens— Человек играющий!

Вспомним его самую первую профессию — он начинал как кукольник, мастер, делающий игрушки. Он делал куклы всю жизнь… Делал куклы, приступая к первой своей дипломной работе, делал куклы в лагере строгого режима, делал куклы в долгих годы простоя, когда не снимал фильмы. Начал свой творческий путь со сказки, сняв «Андриеша», и закончил сказкой «Ашик-Кериб», а посередине пути были запущенные в производство, но так и не снятые сказки Андерсена — замечательный сценарий «Чудо в Оденсе», для которого он также делал эскизы и куклы.

И, пытаясь воссоздать его портрет, мы найдем в нем удивительное сочетание двух образов — стойкого оловянного солдатика и хрупкой картонной балерины, которых он запечатлел и в своих рисунках.

Неизменные верность себе и прыжокв огонь! Иногда очень опасный, порой почти гибельный прыжок…

И потому, переплавляя в огне, трансформируя свое творчество, он все же оставался тем же стойким оловянным солдатиком, не превращался ни в пепел, ни в тяжелый свинец, ни в двуличное золото, равнодушно меняющее своих хозяев.

Не случайно на одном из лучших фотопортретов, снятом его любимым фотографом Юрием Мечетовым, он запечатлен в прыжке.

И именно миг, перелитый в бронзу, застыл сейчас на Хлебной площади в Тбилиси. Сравнивая этот памятник с другими, установленными в Киеве и в Ереване, нельзя не признать именно его лучшим и наиболее точным, ибо именно в прыжке его суть!

Фильмы, которые сняты в первой половине его жизни и в которых так много кадров, воспевающих красоты поэтической украинской ночи, принято называть слабыми, но на самом деле это крепыши, возможно, даже чересчур и подозрительно здоровые.

Их нездоровье в сверхздоровой идеологической правильности. В них благостная картинка: художник и система идут, дружески обнявшись, рука в руке, нога в ногу по светлой дороге к будущему. Эту идиллию нарушает только — будущее… Продолжение этого маршрута оказалось совершенно иным.

Вспомним, и то, что Параджанов никогда не ходил на партсобрания и ни одной минуты не состоял в партии, чтобы подозревать его в старательном и усердном холуйстве. В чем-чем, а в карьеризме его нельзя обвинить.

Так в чем же тогда секрет?

Параджанов играл в куклы! Всегда… Сказочный мир завораживал его, и он не покидал его никогда… Вот почему в его «Первом парне» возникает сказочный мир «Кубанских казаков» Пырьева. Весьма ощутимо в его картинах влияние и других сказочников той эпохи, многие из которых и сейчас почитаемы как классики советского кино.

Ирреальный, сказочный, условный мир манил его всегда. Другое дело, что поначалу он создавал его сугубо бутафорскими средствами в фанерных и картонных декорациях. Даже натурные съемки, поддерживая единство стиля, получались у него похожими на театральные задники.

Верил ли он сам в тот мир, который создавал на экране? Или работал, как говорится, прокорма ради? Наемный батрак советской киноиндустрии, усердный верноподданный служака, один из винтиков идеологической машины.

Безусловно, верил… И не было никакой двуличности. Очередная его байка о выкручивании рук возникла много лет спустя. Верил, как верили в те годы многие… Перелистаем известные стихи тех лет из сборников Евтушенко, Вознесенского, Окуджавы. Вспомним наполненные таким патриотическим накалом песни Высоцкого, посвященные военной тематике. Так страстно можно творить, только страстно веря.