8

Василевс тем утром решил развлечь подданных скачками, пока сам будет размышлять над требованиями димотов.

Народ уже толпился возле несколько обгоревшего Августеона напротив Большого Дворца. Созывающие народ на зрелище, разноцветные флаги с двуглавым орлом под хмурым небом и чёрными рваными тучами смотрелись как-то зловеще. Герб империи тяжело колыхался под ветром, народ зрелищ не хотел.

- За кого он нас держит? – возмущался кожевенник Стефан Болгарос.

Он действительно был болгарином: широколицый, с раскосыми чёрными глазами, плотный кривоногий крепыш. Его отец служил наёмником в войсках Виталиана. После победного восстания Виталиана против императора Анастасия Дикора, переселился с семьёй в Константинополь и занялся выделкой кожи. Сын его Стефан считал себя ромеем, степное прошлое отца, пропахшее кизячным дымом, было забыто. И это никого не удивляло. В толпе горожан кроме греков и потомков римлян мелькали широкоскулые лица гуннов и болгар, армяне, семиты и белокурые северяне.

- За прах под своими ногами! – ответили Стефану.

- За ослов, коим интересна только морковка!

Площадь разноголосо ревела. Откуда-то появились факелы.

- Подожжём ипподром! Пусть он знает! Побеждай!

Стефан и ещё несколько человек кинулись поджигать ипподром. Но после ночного дождя, в холодном и влажном воздухе ипподром разгорался плохо и вскоре совсем потух.

- Пусть василевс знает! – щуря на огонь раскосые глаза, сказал Стефан Болгарос.

Василевс в Большом Дворце совещался с самыми близкими. Феодора молчала, сосредоточенно изучала мозаику на стене. Совещаться собственно было не о чем. Войск в Городе было мало: тысяча готов Велизария, пятьсот герулов Мунда, которого вызвали случайно накануне восстания, что бы обсудить переброску подчинённых ему войск на другую сторону Босфора, сотня катепана Иоанна Армянина, начальника стражи «Золотой палаты», стража Евдемона и ещё дворцовая стража. Чуть больше трёх тысяч воинов. Против взбунтовавшегося огромного города это было очень мало. При таких условиях надо было идти на уступки.

- Друзья мои, - обратился к опальным чиновникам император. – Ваше отстранение исходит не от меня, а потому оно ненадолго. Народ успокоится, вы вернётесь на свои места. Нарсес, по тысячи номизм каждому. И вам лучше уехать. Прямо сейчас. И как можно дальше. Вы мне будете нужны в будущем, а ваша смерть мне не нужна и очень опечалит, если случиться. Будьте осторожны, друзья мои.

Опальные чиновники удалились с поклоном. И началось обсуждение, кого поставить на их место. Обсуждались не так деловые качества, как податливость, что бы ушли без обиды по первому требованию. Выбор был. Благо в Большом Дворце скопилось много знатных людей, как прасинов, так и венетов.

К народу вышли сенаторы Константиол и Василид. Охранял их Мунд со своими герулами.

- Что вы хотите, люди? – громогласно обратился к народу Константиол.

Грозный гул прокатился по толпе.

- Смерти Каппадокийца, Евдимона и Трибониана!

- Повесить их в Галате!

- В море утопить!

- Но ваши димархи – венеты и прасины – просили василевса только сместить их с должности! – сказал Константиол. – И наш милостивый василевс полностью согласился с этим и сослал их в ссылку! Удалил от двора!

- Милостивый? – кричала толпа. – Что-то мы вчера не заметили!

- Вместо Каппадокийца трижды мудрый василевс назначил патрикия Фоку! – продолжал невозмутимо Константиол. – Вы его знаете! Сын Кратера! Он пострадал от власти! Но наш справедливейший автократор во всём разобрался и возвысил его! Вместо Трибониана – патрикия Василида! Вот он перед вами! А вместо Евдемона – сенатора Трифона! И его вы знаете!

- Знаем!

- И что?

- Они ваши! – кричал Константиол. – Два прасина, один венет!

- Плевать! Каппадокиец тоже прасин. А соки из нас выжимал!

- И эти будут!

- И даже больше. Они ещё не набрались! Три шкуры с нас драть будут!

- Да! Те-то уже набрались!

- Правильно, правильно! Тощие блохи кусают особенно больно!

- Не обольщайтесь, люди! Толстые блохи кусаются точно так же!

- Так что же вы хотите? – не понял Константиол.

- Другого василевса ромеям!

- Юстиниана в ссылку!

- В монастырь! Пусть кается в своих грехах!

Толпа перед Константиолом, Василидом и Мундом колыхалась и шумела как море, выкидывала белой пеной оскорбления василевсу и василисе, и словами и посулами нельзя было её успокоить.

- Пошли отсюда, – сказал Мунд сенаторам Константиолу и Василиду. – Охлос словами не утихомиришь. Кровь пустить надо. Тогда он сразу сговорчивей станет.

Обо всём было доложено императору. Идея пустить кровь Юстиниану понравилась. И он сказал Велизарию:

- Давай, Флавий! Бери своих готов и утихомирь этот сброд.

Велизарий с готами обошёл развалины храма святой Софии - Премудрости божьей и у Милиона напал на людей в Агустеоне. В охлос полетели дротики, засвистели стрелы, раздался клич: «Nobiscum Deus!» (С нами Бог!). Толпа взревела как раненный бык и ответила градом камней и криком «Побеждай!». Пращи взвивались над головой охлоса, выпуская камни в готов. Свинцовые «птицы» жужжали как пчёлы, глухо били камни в щиты и по шлемам. Неожиданно пошёл мелкий холодный дождь, тетива у луков намокла, стрелять стало нельзя. Готы медленно стали отступали, прикрываясь щитам. Пустить в ход мечи возможности не было, до того плотно летели камни.

Между храмом Богоматери Халкопратийской и храмом святой Ирины готов прижали к жилым домам. Женщины с крыш кидались в наёмников василевса черепицей и всем тяжёлым, что под руку попадётся. Готы несли потери, охлос тоже, но охлоса было больше.

И тут из храма святой Ирины (Ирина – мирная по-гречески) вышла торжественная процессия священнослужителей. Настоятель храма решил прекратить кровопролитие. Медленно с песнопениями, диаконы несли иконы, кресты, священные книги и хоругви, процессия вклинилась между народом и наёмниками.

- Одумайтесь, люди! – взывал протоиерей храма святой Ирины. – Господь взывал молиться за врагов своих! Возлюби ближнего своего, как самого себя! Одумайтесь, люди, Христа ради! Всякая власть от Бога! Смиритесь! Ибо Господь противиться гордым! Смиритесь! Василевс смирился и уступил вам! Смиритесь и вы!

Обстрел из пращей поневоле прекратился. Православные и монофизиты боялись задеть священников.

Готы считались христианами арианского толка.

Велизарий, дождавшись, когда церковная процессия отделит его воинов от охлоса, а град камней прекратиться, приказал идти вперёд. Готы грянули «Nobiscum Deus» и ринулись на священников, первый ряд колол мечами, второй - копьями. Безропотно и смиренно, инстинктивно закрывались руками, падали под мечами и копьями готов-ариан православные священники. И настал черёд охлоса. Вооружённая в основном только храбростью, толпа горожан отступала, огрызалась, истекая кровью, перед хладнокровной военной машиной для убийств, какими были готы Велизария.

И тут произошло чудо. Раздалось мощное, громогласное: «Побеждай!» В бок готам ударили воины не хуже вооружённые, чем они и мало уступавшие им по умению владеть оружием. Готы дрогнули. Охлос воодушевился. По щитам и шлемам готов яростно застучали лопаты, тяпки и чужеземные копья.

Букеллария Мелетия подоспела вовремя. Это было первое сражение для молодых прасинов и венетов. Страха не было, был восторг. Они кололи копьями и рубили мечами как на учениях.

Готы сначала забаррикадировались в жилых домах, а потом проломили ход в стенах с другой стороны, подожгли дома и в обход через Акрополь, злые, измазанные сажей и кровью вернулись в Большой Дворец.

В подожжённых готами домах истошно визжали женщины, сгорающие заживо, плакали дети. Пламя перекинулось на храм святой Ирины. К утру следующего дня только храм Богоматери Халкопратийской одиноко стоял среди развалин на пепелище.

- Как же так, Флавий? – после доклада Велизария, спросил Юстиниан.

- С боку напали хорошо вооружённые и хорошо обученные воины.

- Много?

- Показалось, что много. Теперь так не думаю. Откуда им взяться. Эта чья-нибудь букеллария.

- Букеллария прасинов, скорее всего, – высказал предположение Нарзес.

- Может быть, – согласился Велизарий.

- Что же делать, Флавий? – сказал Юстиниан. - Думаю, надо звать войска из Евдома. Где у нас ещё стоят близко войска?

- Не надо никого звать, светлейший.

- Поясни.

- А если какому-нибудь стратегу или турмарху взбредёт в голову стать императором? И охлос его поддержит?

- Я не слышал, что бы кто-то метил в василевсы.

- Амантий тоже не думал, - подала голос Феодора, - что твой дядя Юстин захочет стать василевсом.

Юстиниан нахмурился. Эти слова были не приятны ему. Получается, что если дядя не законно стал василевсом, то и он наследовал власть не законно.

- Любимый муж мой, – голос Феодоры был ласковым и спокойным. – Не важно, кто взял власть, не важно - как, главное - зачем. Ты хочешь сделать Великой, Ромейскую державу. Расширить её границы. Ты не спишь ночами, работаешь над законами. Кому от этого плохо? Да, возможно, сейчас простым людям тяжело. Но всё наладиться. Империя будет богатой, и её жители будут богаты и счастливы! И тебя назовут Великим!

- Прекрасно, – как-то блёкло сказал василевс. – Но что делать сейчас?

- Делать надо было раньше, – сказала Феодора. – Сейчас лучше всего ждать. Восставшие сами не знают, чего хотят. И у них нет вождя. И благородный Велизарий прав: не надо им давать вождя. Ждём.

Хуже всего, это ждать, думал Юстиниан, а хуже ожидания, это чувство бессилия. Как когда-то давно, ещё до Феодоры, хочешь женщину, и она тебя хочет, а сделать ничего не можешь. И вот это забытое чувство вернулось. И приходиться ждать. А чего ждать?