12

Вечером в пятницу Валент и Марсалий дали Гадзосу деньги, и приказали расшевелить охлос, поискать соглядатаев и наушников Юстиниана и Феодоры.

В субботу 17 января восстание вспыхнуло с новой силой. Стали искать и находить мелких государственных служащих и безжалостно уничтожать как их, так и их семьи и грабить, грабить, грабить. Озверевшие люди тащили трупы убитых ими мужчин и женщин к морю, сбрасывали в серые волны и кричали: «Так и надо василевсу-убийце! Побеждай!»

Гадзос наткнулся на отряд Африкана Рафтиса. Отряд этот был довольно таки грозной силой, невзирая на разномастное вооружение. Он охранял несколько кварталов, безжалостно пресекая попытки ограбить их или поджечь.

- Вот они, – указал Гадзос отряд Африкана, – самые главные наушники Феодоры!

- Да, василиса нас выручила, – спокойно сказал Африкан, - но это не значить, что мы ей служим.

- А что это значить? – ревел Стефан Болгарос – Иуды продажные!

Он был пьян и соображал плохо.

- Что ты орёшь? – насмешливо сказал Африкан. – У тебя что? Скифы корову угнали?

- Ах, ты – смеяться! – Болгарос взмахнул топором.

Отряд Африкана ощетинился импровизированными копьями.

- Только сунься! – в спокойном голосе Африкана слышалась угроза. И Стефан это понял. Он застыл с поднятым топором, не зная, что предпринять. И тут из отряда Африкана кто-то взмахнул пращой. В лоб Болгаросу больно ударила варёная свёкла. Стефан покраснел от ярости и сока свёклы. Вокруг засмеялись.

- Проваливайте! – грозно сказал, едва сдерживая смех, Африкан.

- Ладно, мы ещё встретимся, – прорычал Болгарос.

- Конечно. Моим девчонкам туфли нужны. Вот всё кончится, обязательно придём.

Стороны разошлись, но беспорядки в Городе разрастались. Уже было не понятно: кто и против кого. Сенаторы совещались, лихорадочно перебирая претендентов на престол. Народ бесчинствовал.

Юстиниан опять послал в Город готов Велизария. Готы построились в боевой порядок и от Халки с криком «Nobiscum Deus!» набросились на толпу. Толпа в панике отхлынула. Готы били мечами, кололи копьями безжалостно, гоня людей перед собой. На пути встало великолепное восьмиугольное здание – Октагон. Люди бросились туда, загородили все двери, поднялись на крышу. На готов сверху полетели камни. Со всех переулков к Октагону подходили разъярённые горожане с криком «Побеждай!». Велизарий понял, что и это сражение проиграно и приказал отступать. Наёмники подожгли Октагон, и, отступая, поджигали всё, что могло гореть. В этот раз окончательно сгорел многострадальный Августеон.

- Их слишком много, – в своё оправдание сказал Велизарий. – И дворцовая стража как оглохла и ослепла. Не подчиняется приказам. Не хочет никого не впускать, не выпускать. Выжидают, змеи!

- Да, их слишком много, – повторил Юстиниан. – В таком случаи, выход только один: бежать. Собрать войско, вернуться и всех раздавить.

- Бежать?! – Феодора встала со своего места и вплотную подошла к мужу. – Ты сказал: «Бежать», автократор?

- Да, бежать. Другого выхода нет, моё солнышко.

- Нет?! – «солнышко» было явно в ярости, сжимала кулачки.

Феодора глубоко вздохнула, выдохнула, успокоилась.

- Я слабая женщина, – сказала она, - я могу проявлять слабость. Но вы мужчины, вы на это не имеете право. Что позволено быку – не позволено Юпитеру! Пристойно ли мне, женщине, проявлять смелость перед вами, мужчинами. Я, думаю, пристойно. Но вам, мужчинам не пристойно проявлять робость не только передо мной, но и перед собой! Вы не только мужчины, вы ещё и воины!

- Так что же нам делать? – спросил Юстиниан.

- Тем, у кого дела находятся в величайшей опасности, ничего другого не остаётся, как только устроить их лучшим образом. Если сильному быку пустить много крови он ослабеет, разве ты этого не знаешь, Юстиниан? Да, конечно, можно бежать. И бегство сохранит жизнь. Но помни, ты только здесь, в Большом Дворце, император. А там за морем ты беглец! И пойдут ли за тобой воины? Кто родился, не может не умереть! Кто однажды царствовал, тому стать беглецом невыносимо! Если ты желаешь бежать, беги, государь, это не трудно. У тебя много денег, и море рядом, и суда есть. Но став спасённым, не пожалеешь ли ты об этом? Не предпочтёшь ли ты смерть спасению? Я останусь. Я хочу умереть василисой. Я не хочу дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! В конце концов, этот Большой Дворец, не плохая гробница.

Феодора горько улыбнулась. Мужчины молчали, пристыженные.

Юстиниан с горечью думал, что новый кодекс законов, на основе старых, римских никто уже не напишет. За три века существования Третьего Рима за это никто даже не брался! Он взялся, искренне считая, что империи это необходимо. Кроме того, эта работа была ему интересна, она ему просто нравилась. И что? Всё это придётся бросить? Жалко было своих трудов, своих задумок, всего того, что он хотел свершить. Горечь наполняла душу и опять это проклятое бессилие.

Василиса прервала затянувшееся молчание:

- Зенон, тот, который разговаривал с нами в прошлое воскресенье, один из вождей восставших, димарх прасинов, сегодня утром погрузил на судно всех своих и вышел в море. Я твоим именем, автократор, пообещала ему прощение и помилование его сына.

Юстин кивнул в знак согласия. Феодора подозвала своего слугу и продолжила:

- Вот указ о помиловании Прокла, сына сенатора Оригена. Надеюсь, что ты подпишешь, муж мой? И тогда, возможно, ещё один димарх будет на нашей стороне.

Юстин опять кивнул в знак согласия, подозвал секретаря, и указ был подписан. Горечь уходила, душу наполняло желание бороться и побеждать.

- Враг Зенона, спафарий Калоподий, тоже на нашей стороне, – продолжила Феодора. – Зенон отдал ему два своих торговых судна. Зенон – богатый судовладелец. И их вражда забыта. От твоего имени, я пообещала Калоподию ещё и земли. Спафарий и его люди на нашей стороне.

- У него в подчинении, – сказал Иоанн Армянин, – всего два лоха.

- Это сколько? – спросила августа.

- Чуть больше шестидесяти человек.

- Зато они не слепые и не глухие!

- Дворцовая стража, – зло произнёс император, – когда всё закончиться, пойдёт воевать с персами. Янис, Армения – красивая страна?

- Очень красивая, – ответил Иоанн Армянин.

- Вот у них будет возможность это оценить! – пошутил злым тоном василевс.

- Я слышал, - сказал главный казначей Нарсес, - что кто-то из великих людей сказал, что любую крепость может взять осёл, нагруженный золотом.

- Да, - подтвердил Юстиниан, - Филипп Великий, отец Александра Македонского.

По глазам Нарсеса было видно, что он не знает ни того ни другого.

- Он сказал: «Даже в самом защищённом городе найдётся калитка, через которую пройдёт осёл, гружённый золотом», - уточнил император.

- Я не осёл, – смело сказал Нарсес, - но я пройду, если автократор прикажет.

- Я прикажу. Не скупись. Но этого мало, августа права, обещай земли, обещай всё, потом разберёмся.

- Слушаюсь, – Нарсес склонился в низком поклоне, - я могу идти?

- Нет, Нарсес, чуть позже.

Нарсес поклонился.

- Это, конечно, внесёт разброд среди димархов, если у Нарсеса получиться, но этого мало.

- И если они не найдут сильного вождя к тому времени, – сказал Велизарий. Ему тоже хотелось драки, отомстить охлосу за два своих поражения.

- Что бы они не нашли сильного вождя, – подала голос Феодора, – подсуньте им слабого.

- Кого ты имеешь в виду, Феодора? – спросил Юстиниан.

- Сейчас в Большом Дворце находятся два племянника Анастасия Дикора, Ипатий и Помпей. Выпусти обоих, пусть охлос сам разбирается, кому из них быть императором. Да и остальных сенаторов, которые здесь, тоже отпусти. Отпускай сам. И, отпуская, августейший муж мой, сделай вид, что ты сильно напуган. Ты плохой актёр, но я думаю это у тебя получиться.

- Это ещё зачем? – не понял император.

- А затем, что мятежники выберут себе василевса и пойдут его славить на ипподром. Велизарий, Мунд, Янис Армениос и прочие воины, кто за нас, перекроют выходы и пустят охлосу кровь.

Юстиниан задумался.

- Что скажут Велизарий и Мунд?

- Почему нет? – ответил Велизарий. - Если охлос раньше не поймёт, что это ловушка, то мы вырежем всех, кто там будет.

Велизарий был в восторге.

- Тяжёлая будет работа, – сказал Мунд со злобной усмешкой, - но мы справимся.

- Что бы они не поняли, что это ловушка, – сказал василевс, - я рано утром, на рассвете, выйду на кафисму и покаюсь сам и прощу всех. Охлос свободно войдёт и выйдет с ипподрома. Если разойдутся и прекратят бесчинства, то работы у вас не будет. Подданные – это налоги, в которых нуждается империя. Зачем их уменьшать? А если – нет, то значить так Богу угодно. Так и скажешь им, сенаторам, Нарсес, утром на ипподроме пусть поддержат меня. Пусть идут на ипподром и ничего не бояться. С нами Бог!