Вследствие испытанных мной больших сердечных огорчений и душевных мук я был вынужден покинуть отчий дом и родные края, приняв решение посетить самые отдаленные страны, до которых я только смогу добраться, пусть даже на краю света. Я не стану останавливаться подробно на описании многих приключений, которые мне довелось пережить, а сосредоточу свое внимание лишь на описании тех краев, что поразили мое воображение.

Итак, однажды я оказался на другом конце света, не важно, где именно, но, во всяком случае, на границе некоей страны, преданной забвению, причем не только летописцами, но и картографами, ибо о ней не упоминали хроники и летописи, ее изображение отсутствовало на географических картах. Чтобы попасть в эту страну, понапрасну путешественник стал бы считать шаги, километры и мили, понапрасну стал бы сверяться с компасом и уточнять азимут, ибо единственным компасом, способным указать путь в эту страну, является буссоль мечты, грезы, сна…

Чтобы продолжить путешествие, мне надо было пересечь пустыню, а для этого следовало присоединиться к торговому каравану. Ждать мне пришлось недолго, всего несколько дней, так как вскоре купим, торговавшие тканями, прослышав про мое желание ехать с ними, сами мнились ко мне на постоялый двор, дабы обговорить со мной цену, которую я должен буду уплатить им за то, что они возьмут меня с собой и обеспечат мне относительную безопасность во время перехода через пустыню. Во время нашей беседы купцы почему-то постоянно дотрагивались до моего жилета, щупали ткань, мяли ее, что было крайне неприятно, не говоря прямо, что же их в нем так заинтересовало. Следует сказать, что жилет этот был действительно вещью особенной, я никогда его не снимал с тех пор, как покинул родной дом; ткань, из которой он был сшит, была соткана из шерсти очень редкого животного, обитающего в наших краях; вообще такие жилеты у нас носят все, не снимая, никто из нас не расстанется с таким жилетом ни за что на свете, ибо он, так сказать, составляет часть каждого из нас. Могу сказать про себя следующее: порой, когда я терял уверенность в себе и в своих силах, когда я не знал, какую землю попирают мои ноги, я иногда легонько касался моего жилета, гладил его ладонью, проводил по нему сверху вниз и ощущал несравненную мягкость шерсти, и благодаря этим прикосновениям я словно получал чью-то помощь и поддержку, я обретал новые силы, чтобы продолжить путь.

Купцы все допытывались у меня, откуда я родом, из каких краев прибыл, откуда у меня такой замечательный жилет из необыкновенной, невиданной ими ткани. Они выказали большое разочарование, когда я им объяснил, сколько морей мне пришлось пересечь, сколько горных цепей и раскаленных пустынь преодолеть, чтобы добраться до этих мест, когда я им рассказал, что на путешествие ушли годы и годы; еще большее разочарование их постигло, когда я им поведал, сколь дорогой, поистине драгоценной и редкостном била ткань, из которой был сшит мой жилет, когда я в красках живописал им те чудеса смелости, хитрости и сноровки, которые требовались для того, чтобы поймать живьем редчайшее и чрезвычайно осторожное животное, которое только потом убивали и очень аккуратно сначала снимали шкуру, а потом состригали тонкую, нежную шерсть, дабы обработать ее и получить из нее ценнейшую ткань; я был вынужден сообщить купцам, что никогда не слышал о том, чтобы кто-нибудь из нас когда-нибудь продавал эту ткань в другие страны, потому что ее хватало только на то, чтобы обеспечить жилетами наших мужчин, и каждый из них почитал своим долгом носить свой жилет днем и ночью. О, горе было в нашем краю тому, кто по рассеянности потерял бы свой жилет из шерсти фландрина! Разумеется, купцы слушали меня, разинув рты от изумления… Ну конечно, откуда этим необразованным людям, облаченным в замызганные, залатанные одежды из грубых дешевых тканей, было знать о наших утонченных обычаях и манерах? Должен сказать, что мой жилет заинтересовал их куда больше, чем я и мое путешествие вместе с их караваном, я же сообразил, что именно благодаря этому обстоятельству я могу надеяться получить разрешение присоединиться к каравану за вполне разумную сумму. Предугадав свою возможную выгоду, я проявил смекалку и сумел повести разговор таким образом, чтобы не лишить купцов хотя бы призрачной надежды на возможность заполучить мой жилет, мой несравненный жилет из шерсти фландрина. Вот почему купцы согласились взять меня с собой, не потребовав с меня вовсе никакой платы, я же взамен должен был во время перехода через пустыню выполнять обязанности погонщика верблюдов. Я был уверен, что с легкостью справлюсь с этой задачей, ибо в юности довольно долго занимался этим почтенным ремеслом и могу сказать без хвастовства, но и без ложной скромности, что был в нем признанным мастером; я был очень доволен тем, что мне предстояло заняться столь знакомым делом, тем более для меня приятным, что оно напоминало мне о моей далекой родине.

Купцы направлялись в страну Мод, что на их языке, как я вскоре узнал, означало в «страну Одевания», где они рассчитывали выгодно продать свои товары. И вот через две недели после крайне утомительного перехода через пустыню мы наконец добрались до королевства Одевания. Край этот показался мне очень бедным, заброшенным; местные жители обрабатывали клочки истощенной, неплодородной земли, селения представляли собой скопления жалких хижин, по разбитым дорогам было не пройти, леса все были завалены валежником и буреломом, и даже воины королевского войска были одеты в столь невообразимые лохмотья, по сравнению с которыми незамысловатые одеяния купцов, на первый взгляд показавшиеся мне весьма непрезентабельными, выглядели почти роскошными. Что до меня, то я в моем несравненном жилете из шерсти фландрина выглядел настоящим принцем или князем, владыкой богатых земель, несмотря на штаны с заплатками и на протертые до дыр, порванные сандалии. А ведь в моем родном краю, появись я там в таком виде, на меня посмотрели бы с презрением, как на беднейшего из бедных. Я не переставал дивиться названию королевства… Уж не в насмешку ли этот печальный, нищий край называли страной Одевания? И какие же товары надеялись здесь распродать мои друзья-купцы (я говорю «друзья», потому что за время опасного и тяжелого путешествия через пустыню мы, постоянно помогая друг другу, действительно прониклись взаимной симпатией). Так вот я все время задавался вопросом, какие же сделки намеревались заключить здесь мои друзья, в краю, где, как было совершенно очевидно, никто не был способен приобрести те дорогие ткани, образцы которых они мне показывали. Ткани действительно были прекрасные, роскошные, а некоторые и вовсе можно было назвать бесценными. Однако купцы очень быстро развеяли все мои сомнения. Разумеется, край выглядел очень и очень бедным, но на самом деле был необычайно богат, ибо в горах было множество копей, где добывали золото и драгоценные камни, и в королевском дворце на наряды ежегодно уходило совершенно невероятное количество тканей, а на их закупку выделялись баснословные суммы.

Купцы поведали мне о том, что дела они вели только с интендантами, что так повелось уже очень давно и что так поступали еще их отцы, но что они были не единственными поставщиками королевского двора, что еще множество купцов, прибывавших с караванами из соседних стран, без особых трудностей сбывали в королевстве Одевания свои товары, при условии, что они были достаточно хорошего качества; кстати, всем купцам платили всегда ту цену, которую они называли, без всяких споров и долгого торга, платили всегда либо чистым золотом, либо звонким серебром, или редкими дорогими жемчужинами, но такое случалось нечасто. Что же касается того, на шитье каких платьев расходовались поставляемые ими ткани, то купцы признались мне в том, что подобных вопросов они себе никогда не задавали. Однако самого быстрого и приблизительного подсчета прибывающих в королевство караванов, приходивших с этими караванами купцов и привозимых каждым купцом кип и тюков с тканями, из которых каждый был размером не менее одного дрога ткани (а надо сказать, что дрог – местная мера длины, довольно большая), так вот, такого приблизительного подсчета было вполне достаточно для того, чтобы прийти к выводу, что ежегодно королевскими интендантами закупалось для нужд дворца столько тканей, что можно было бы одеть во все новое с ног до головы всех обитателей королевства, если только географы не ошибались относительно количества его жителей. Да, было над чем задуматься, согласились со мной купцы, когда я привел им свои доводы, ибо сам собой напрашивался вопрос, куда же девается такое несметное количество тканей, если даже доверенные лица дворца, ведшие торг с купцами, были «разряжены» в заштопанные, залатанные обноски, в которых они с видом истинных знатоков судили и рядили о роскошной золотой китайской парче и тончайших китайских шелках, о достоинствах кашемировых тканей из Индии, о заморских редчайших тканях, не сотканных из нитей, а искусно сплетенных из перышек попугаев. И действительно, эти знатные вельможи, одетые в жалкое тряпье, проявляли чудеса эрудиции, они щупали ткани как истинные знатоки, способные тотчас же при одном прикосновении точно сказать, откуда они привезены; они могли спорить о тонкости и мягкости сукна, о количестве узелков на обратной стороне, о различных методах ткачества и обработки ткани, о преимуществах того или иного способа производства, о плетении и вышивке, об утке и пяльцах, они могли подолгу рассуждать о сарже и сатине, тотчас же могли без промаха найти в тканях совершенно незаметные для простого смертного дефекты, либо для того, чтобы отвергнуть предлагаемую ткань, либо для того, чтобы немного сбить цену; кстати, купцы, люди тоже весьма сведущие, бывали очень и очень смущены тем, что при покупке тканей не заметили этих дефектов, и без колебаний уступали в цене. Могу смело утверждать, что единственная ткань, о которой прежде слыхом не слыхивали придворные интенданты, была та самая чудесная, мягкая ткань из чистой шерсти фландрина, из которой был сшит мой жилет.