В вышине над цитаделью, некоторые из звезд, вздрогнув, странно замерцали, но это уже не видели люди из поднимающейся группы.

С места своего наблюдения Гролин заметил, что звезды не просто дрогнули. Отдельные ночные светила погасли, но не так, как если их закрыли бы проплывающие облака. Они потухли, словно свечи, внезапно погруженные в воду. Барону даже почудилось, что он услышал шипение умирающего пламени.

Между тем, звук оказался реальным. Это слишком напоминало змеиное предупреждения, и Гролин судорожно начал вытягивать меч, пока не понял, что тот уже в его руке. Он озирался в поисках источника, но ничего не разглядел.

Шипение послышалось вновь. Ужас сковал грудь разбойника, со лба капал холодный пот.

Вдруг страх пропал как дымка, которую развеял ветер. Покрытое потом лицо вспыхнуло горячим огнем. Барон догадался, что зловещие звуки издавали его воины. Дыхание с шипением проходило сквозь зубы испуганных людей, наблюдавших исчезновение звезд. Собственное воспаленное воображение сыграло с Гролином злую шутку.

Но какова была природа той внезапной черноты? Подтверждение мощного колдовства? В таком случае это немногое объясняло и даже не намекало, будет ли оно ему помогать или пойдет на пользу его врагам.

Размышляя над этой загадкой, барон услышал зов, прозвучавший не в ушах и даже не в мозгу, а где-то еще глубже. Так могла бы взывать к нему его душа, если б Гролин верил в ее наличие у себя.

— Скажи, О, Бог Танзы, — взмолился он, — какое название этому явлению? На сей раз голос прибыл изнутри его черепной коробки: «Ветер Паука» — Тебе подвластен Ветер Паука? — набравшись смелости, спросил Гролин. — Может быть ты и есть Хозяин Души Танзы? Ответом послужила наступившая тишина. И все же она была не полной, поскольку отдаленные завывания ветра начали проникать в ночной лес.

Тем, кто поднимался к цитадели, Ветер Паука принес скудное предупреждение.

Услышав предостерегающий крик, Конан стал высматривать признаки нападения, но увидел лишь запрокинутые назад головы и расширенные глаза, устремленные в небо. Или скорее в то место, где оно должно было находиться.

Происходящее наверху выглядело так, будто отвратительная черная утроба заглатывала раз за разом очередной участок сверкающих звезд, количество которых стремительно сокращалось. Конан ощутил, как воздух наполнили нити невидимой паутины, подобно пальцам тянущиеся к его лицу. Издалека донесся вой, звучавший на высокой ноте.

Варвар понял природу того, с чем им пришлось столкнуться. Накануне Лисинка описала эту напасть ярче любого барда. Конан хорошо запомнил холод, пробежавший по хребту, при названии Ветра Паука.

Именно это название выкрикнул один из людей Лисинки. В тот же самый момент ветер обернулся бурей. Чтобы остаться на ногах, киммериец был вынужден держаться за выступ скалы, тогда как его менее удачливого соседа подняло в воздух.

Человек висел в пространстве, болтая ногами на расстоянии длины копья от вершин самых высоких скал. Конан ожидал, что ветер понесет его к краю утеса и сбросит в пропасть.

Однако вместо этого ветер на месте начал высасывать жизнь из своей жертвы, как гигантская змея, невидимая, но неизмеримо могущественная. Глаза человека вылезали из орбит. Руки хватали пустоту. Изо рта сочилась кровь.

Захлебываясь кровью, с трудом выталкивая дыхание из легких, несчастный кричал не своим голосом: — Капитан Конан! Кто-нибудь! Во имя Mитры! Убейте меня! Гролин слышал теперь два разных звука. По его мнению, один принадлежал Ветру Паука. По крайней мере, он хотел думать, что это ветер. Ведь даже умирающий человек не может вопить, словно ночной призрак. Другой звук был топотом ног его поспешно отступающих воинов. Перспектива оказаться вблизи того, кто управлял Ветром Паука, и задержаться там навсегда, вышибла из них остатки храбрости.

Гролина мучил вопрос: позволит ли его достоинство присоединяться к ним. Он видел небольшую выгоду для вождя решившего остаться здесь в одиночку без своего отряда.

Пожалуй, так он мог бы действительно стать Властелином, только мертвым, вместо Бога Смерти.

Барон засмеялся над своим незатейливым остроумием. Тихий смех прогремел в ушах хохотом сумасшедшего. Но он поперхнулся смехом и чуть не проглотил собственный язык, когда понял, что Ветер Паука начал сеять ужас и страдания в его старом доме.

Будь это один из Смотрителей, то Конан, возможно, без колебаний нанес бы своей рукой смертельный удар. Но киммериец не решался пролить кровь человека Лисинки, пусть даже испытывающего страшные муки.

Видя сомнения Конана, Лисинка сама вырвала копье у ближайшего воина и метнула.

Острие вонзилось человеку глубоко в грудь. Короткий всхлип наряду с хлынувшей потоком кровью, и его судороги прекратились, а потускневшие глаза уставились безжизненным взглядом в черный небосвод.

В следующий момент слух людей разорвал крик, по сравнению с которым стоны умершего товарища показались лепетом младенца. Такой звук, возможно, исторгли горы из своих недр, или даже боги, умирающие в мучениях, неподдающихся описанию ни на одном из человеческих языков. В нем Конану послышался предсмертный вой всех когда-либо встреченных им существ. Хотя мужчины, женщины и дети, а также любые сверх естественные твари, такие как, например, драконы, вряд ли могли бы воспроизвести подобные звуки.

Крик продолжался, словно наступал конец света, но Конан был способен видеть лишь край абсолютного мрака, накрывшего часть неба черным покрывалом. Однако дрожащие звезды на миг приобрели вид сверкающих драгоценностей, и блеск их усилился перед тем, как провалиться в ненасытную утробу Ветра Паука.

Тут военный клич достиг ушей варвара, пробившись сквозь чудовищную какофонию и вызвав настоящий водоворот в его душе.

— Конан! Если убить находящуюся в его власти добычу, то и ветер можно уничтожить! — Ветер Паука щипнул Лисинку за ногу, но женщина крепко вцепилась за скалу и к тому же ей помогал один из воинов.

Человек, обхвативший ноги Лисинки, побледнел. Конан, озадаченный услышанным, повернул к ней украшенное шрамами лицо. Идея убийства Лисинки на мгновение заморозила не только его руку меча, но и душу. Все же желание победить Ветер Паука привело мускулы варвара в действие. Вероятно, чудовищу суждено было погибнуть этой ночью вместе с Лисинкой, если бы не отчаянный поступок мужчины, державшего ее ноги. Он вскочил настолько резко, что разорвал невидимые оковы и ослабил власть Ветра над женщиной.

Воин прыгнул с вершины скалы, но не рухнул вниз, поскольку Ветер тут же поймал его.

Желая спасти товарища от мук, Лисинка нанесла удар мечом. Он смог напоследок благодарно улыбнулся ей, прежде чем один из лучников закончил дело, выпустив с безопасного расстояния стрелу ему в горло.

Человек умер молча. По крайней мере, не издал ни единого звука, доступного для слуха людей. Зато совсем не такой была гибель Ветра Паука. Казалось, будто это сама смерть корчиться в немыслимых конвульсиях и ревет от ярости, двигаясь навстречу судьбе, которая часто доставалась другим.

На людей обрушилась гробовая тишина, став на миг столь же материальной и подавляющей как ранее вой Ветра Паука. Пожирающая небосвод чернота мгновенно рассыпалась, будто стеклянный сосуд. Конан даже приготовился услышать звон осколков, падающих на окрестные скалы.

К его изумлению звезды вернулись на небо, став чуть ли не ярче прежнего.

Окружающее безмолвие нарушил лишь глухой стук упавшего трупа и топот сапог Лисинки, спешившей преклонить колени перед преданным бойцом, который пожертвовал жизнью ради нее.

— Ты цела? — спросил киммериец после того, как Лисинка перестала плакать.

— Ах, да. Да. Ветер… Это только коснулось меня. Я… Я была просто напугана.

Конан положил руку ей на плечо, думая, что она не откажется от дружеского соучастия в ее скорби. Женщина не отстранилась, и северянин смог почувствовать дрожь ее тела.