— Я здесь родилась, а до меня здесь родились мой отец, мой дед и прадед. Все здесь. Так ведь, Валентин? — повернулась она к брату.
— Да, так уж у нас заведено — являться на свет в этом доме, — засмеялся молодой человек; он встал, бросил в огонь окурок и прислонился к камину.
Наблюдательный глаз заметил бы, что ему, пожалуй, хотелось получше рассмотреть Ньюмена, которого он потихоньку изучал, поглаживая усы.
— Значит, ваш дом невероятно старый? — сказал Ньюмен.
— Сколько ему лет, друг мой? — спросила брата мадам де Сентре.
Молодой человек снял с каминной полки две свечи, поднял их повыше и посмотрел на карниз под потолком, проходивший над камином. Карниз был из белого мрамора в привычном для минувшего столетия стиле рококо, но над ним сохранились более старые панели, отделанные причудливой резьбой и покрашенные в белый цвет с сохранившейся местами позолотой. Белая краска пожухла, позолота потускнела. На самом верху узор переходил в некоторое подобие щита, на котором был вырезан герб. Над гербом виднелись рельефные цифры: 1627.
— Вот видите, — сказал молодой человек, — судите сами, старый это дом или новый.
— Знаете, — сказал Ньюмен, — в вашей стране все мерки сильно сдвигаются, — он закинул голову и оглядел комнату. — Ваш дом принадлежит к очень любопытному архитектурному стилю.
— А вы интересуетесь архитектурой? — спросил молодой человек, по-прежнему стоя у камина.
— Как вам сказать, — ответил Ньюмен, — этим летом я не поленился осмотреть, если не ошибаюсь в подсчетах, четыреста семьдесят церквей — быть может, на одну-две больше или меньше. Значит ли это, что я интересуюсь архитектурой?
— Возможно, вы интересуетесь теологией, — ответил молодой человек.
— Не слишком. А вы католичка, мадам? — обратился Ньюмен к мадам де Сентре.
— Да, сэр, — ответила она серьезно.
Ньюмена поразила серьезность ее тона; он откинул голову и снова оглядел комнату.
— А вы никогда не видели эту дату наверху? — вдруг спросил он.
Мадам де Сентре на мгновение замялась.
— Видела в прежние годы, — ответила она.
Ее брат заметил, как Ньюмен оглядывал комнату.
— Может быть, вы хотите осмотреть дом? — предложил он.
Ньюмен медленно опустил глаза и перевел их на молодого человека у камина; у него зародилось подозрение, что тот склонен иронизировать. Это был красивый юноша с закрученными кончиками усов, на его лице играла улыбка, в глазах плясал веселый огонек. «Черт бы его побрал с его французским нахальством, — сказал себе Ньюмен, — чего он усмехается?»
Он взглянул на мадам де Сентре. Она сидела, уставив глаза в пол, но тут подняла их и, встретившись взглядом с Ньюменом, повернулась к брату. Ньюмен снова поглядел на молодого человека и поразился, до чего тот похож на сестру. Это говорило в его пользу. К тому же и первое впечатление от графа Валентина было у нашего героя благоприятным. Его недоверие рассеялось, и он ответил, что был бы очень рад осмотреть дом.
Молодой человек дружелюбно рассмеялся и взялся за свечу.
— Прекрасно! — воскликнул он. — Тогда идем!
Но мадам де Сентре тотчас вскочила и схватила его за руку.
— Ах, Валентин, — сказала она, — что ты надумал?
— Показать мистеру Ньюмену дом, это будет интересная прогулка.
Продолжая держать брата за руку, она с улыбкой повернулась к Ньюмену.
— Не поддавайтесь на его уговоры, — сказала она. — В нашем доме нет ничего интересного. Такое же пропахшее плесенью жилище, как и все старые дома.
— В нем много занятного, — настаивал граф. — Да мне и самому охота по нему пройтись. Такая редкая возможность.
— Не дело ты задумал, брат, — возразила ему мадам де Сентре.
— Ничем не рискнешь, ничего и не получишь, — воскликнул молодой человек. — Ну что, идем?
Мадам де Сентре сделала шаг вперед, умоляюще сложила руки и кротко улыбнулась.
— А может быть, вы предпочтете мое общество? Останетесь здесь, со мной у камина, вместо того чтобы бродить по темным коридорам с моим братом?
— Еще бы! И разговору быть не может! — воскликнул Ньюмен. — Дом посмотрим в другой раз.
С шутливой торжественностью молодой человек поставил свечу на место и покачал головой.
— Ах, сэр, вы сорвали грандиозный план! — проговорил он.
— План? — удивился Ньюмен. — Не понимаю.
— И хорошо! Только лучше сыграли бы предлагаемую вам роль. Возможно, когда-нибудь я смогу объяснить, что имею в виду.
— Будет! — остановила брата мадам де Сентре. — Позвони и вели принести чай.
Молодой человек повиновался, и тотчас слуга внес поднос с чашками, поставил всё на маленький стол и удалился. Мадам де Сентре, сидя в своем кресле, принялась заваривать чай. Но едва взялась за чайник, как дверь распахнулась, и в комнату, громко шурша юбками, впорхнула еще одна дама. Она взглянула на Ньюмена, слегка кивнула ему, произнесла «месье», стремительно подошла к мадам де Сентре и подставила ей лоб для поцелуя. Мадам де Сентре поздоровалась с ней и продолжала заниматься чаем. Вновь пришедшая — молодая и хорошенькая, как показалось Ньюмену, — была в шляпке, в накидке и в платье со шлейфом, длинным, как у королевы.
— Ах, моя дорогая, — тараторила она по-французски, — ради всего святого, налейте мне чаю. Я выбилась из сил, я измучена, я падаю с ног!
Ньюмен совершенно не успевал разбирать слова. Ее речь звучала вовсе не так отчетливо, как у месье Ниоша.
— Моя невестка, — наклонившись к Ньюмену, сообщил Валентин.
— Какая хорошенькая! — отозвался Ньюмен.
— Обворожительная! — ответил молодой человек, и на этот раз Ньюмен снова заподозрил его в иронии.
Вновь пришедшая же направилась к противоположной стороне камина, тихонько вскрикивая и держа чашку с чаем в вытянутой руке, чтобы не пролить на платье. Она поставила чашку на каминную полку и, поглядывая на Ньюмена, принялась откалывать вуаль от шляпы и стягивать перчатки.
— Не могу ли я быть полезен, дорогая? — язвительно-ласковым тоном осведомился граф Валентин.
— Представьте мне месье, — ответила та.
Молодой человек произнес:
— Мистер Ньюмен.
— Я не могла сделать вам реверанс, месье, я пролила бы чай, — проворковала она. — О, Клэр принимает иностранцев? — добавила она вполголоса по-французски, обращаясь к деверю.
— Как видите, — ответил тот с улыбкой.
После некоторого колебания Ньюмен подошел к мадам де Сентре. Она взглянула на него так, словно подыскивала, что бы сказать. Но, по всей видимости, так ничего и не придумав, просто улыбнулась. Он сел рядом с ней, и она подала ему чашку. Несколько минут они говорили о чае. Ньюмен, глядя на графиню, невольно вспоминал слова миссис Тристрам, что мадам де Сентре «само совершенство», что в ней сочетаются все те блистательные качества, которые он мечтает найти. Зная это, он наблюдал за мадам де Сентре без всякого недоверия, без каких-либо опасений, он расположился к ней с первого взгляда. Тем не менее, если она и была красива, красоту ее никто не назвал бы ослепительной. Мадам де Сентре была высокого роста, линии фигуры казались удлиненными, лоб был широкий, волосы густые и светлые, черты лица — не совсем правильные — привлекали гармоничностью. Ясные серые глаза, умные и ласковые, совершенно пленили Ньюмена своей необычайной выразительностью; но в них не таилось многообещающей глубины, они не блистали радужными лучами, какие озаряют чело знаменитых красавиц. Тонкая, даже худощавая, она казалась моложе своих лет. В ней соседствовали мало сочетающиеся свойства: она выглядела юной и в то же время покорившейся жизни, невозмутимой и застенчивой, стройной, но приятно округлой, в ней уживались девичья неуверенность и зрелое самообладание, наивность и достоинство. Непонятно, однако, почему Тристрам считает ее гордячкой, недоумевал Ньюмен. Во всяком случае, он никакого высокомерия с ее стороны не замечал, а если она и старалась держаться с ним гордо, то старалась тщетно — чтобы вызвать у него досаду, ей следовало удвоить усилия. Она красивая женщина, и с ней чувствуешь себя легко. А ведь она не то графиня, не то маркиза — словом, из тех, кто как-то связан с историей. Раньше Ньюмену редко приходилось слышать эти титулы, и он никогда не пытался представить себе особ, которых так именуют. Но сейчас они всплыли в его памяти и, как ему показалось, подобно мелодиям, навевают определенные образы. С ними связывалось нечто светлое, мягко мерцающее, некто легкий в движениях и очень приятный в качестве собеседника.