– Иду сегодня вечером на премьеру в театр Джо Паппа, – сообщил Спенсер. – Не могли бы вы составить мне компанию?

Полагаю, он с удивлением воспринял мое замешательство и тотчас добавил;

– Начало в восемь. Мы могли бы перед этим где-то перекусить.

– Вы должны вернуться в Коннектикут? – спросила Верити, и внезапно я поняла, что останусь в Манхэттене, так как эти двое сочли бы меня невежей, ответь я положительно.

– О нет, – сказала я. – Я остаюсь. (Словно я персонаж Джейн Остин или кого-то в этом духе.)

– Тогда чудесно! – воскликнула Верити, просияв.

– Я должна просмотреть свои записи к завтрашнему дню, – сказала я. – Завтра состоится мое первое интервью с Касси.

– Тогда идите в театр, – решительно заявила Верити; – Это даст вам тему, от которой можно оттолкнуться.

Мы встретились со Спенсером глазами; он был уверен, вопреки всему, что я скажу «да», хотя не могу понять почему. С ним любая женщина пойдет куда угодно. Я заметила, что он без обручального кольца. Но это ничего не значит, разве я не права? Да и весь этот ленч… Я терялась в догадках, почему я здесь.

– Я не захватила с собой подходящий наряд, – сказала я.

– Тот, что на вас, вполне подходит, – заверила меня Верити. – Это всего-навсего Папп.

– На мой взгляд, вы великолепны, – сказал Спенсер. – Так что ответите?

– Хорошо, – согласилась я. – Спасибо.

Спенсер и Верити обсудили, где мы можем встретиться, чтобы «перекусить» в половине седьмого, и Спенсер записал мне адрес. Он также написал номер телефона в его офисе и поинтересовался, где я остановилась. Я ответила.

К тому времени, когда мы собирались уходить из «Времен года», я пришла к выводу, что, если хочу работать в Нью-Йорке, мне надо держаться подальше от офиса. Я начала понимать, что большая часть работы Верити проходит в разъездах по городу, и догадалась, что через Спенсера она контактирует с «Беннет, Фицаллен и K°». Это одно из старейших издательств Америки; оно также было одним из крупнейших независимых издательских домов в стране, пока его не продали международному концерну и не подвергли реструктуризации в восьмидесятых годах. Несколько лет назад этот издательский дом снова был продан какому-то немецкому издателю.

«Беннет, Фицаллен и K°», однако, до сих пор вызывает благоговейный трепет у американцев, и, таким образом, Спенсер, будучи ответственным редактором в нем, весьма респектабелен на престижной работе. За время ленча я поняла, что Спенсер осведомлен, кого публикует издательство, кто запрещен, кто имеет запятнанную репутацию, почему отказали в публикации тому или иному автору.

Я решила, что Верити просила его пригласить меня в театр. Вопрос только – почему?

Вернувшись в гостиницу, позвонила в Каслфорд, чтобы выслушать сообщения.

«Прости, что беспокою, Салли, – говорила мать, – но ответь мне ради Бога, что ты сказала Гизеле О'Харн?»

– Ничего, мама, – ответила я, изображая из себя примерную дочь, которая немедленно отреагировала на звонок матери. – Она спросила, встречаешься ли ты с кем-нибудь, и я ответила «да», тогда она поинтересовалась фамилией Мака, и я назвала.

– Когда ты ее повстречала?

– Накануне отъезда.

– Надо отдать ей должное, сработала она весьма быстро, – проворчала мать. – Стоило мне появиться в бакалейной лавке, как сразу узнала, что захомутала ученого, который работает над ядерной бомбой.

Мы обе расхохотались. Мать так далека от сплетен Каслфорда.

– Почему миссис О'Харн тебя так не любит?

– О, милая, она несчастная женщина.

Я подозревала, что причина гораздо глубже. Миссис О'Харн жутко ревнует мою мать. Но сейчас я в Нью-Йорке, у меня есть шанс сделать карьеру всей моей жизни, и потому не вижу причин, почему надо остро реагировать на подобные выходки соседки.

– Ирония судьбы, Салли, – продолжала мать. – Когда ты была еще ребенком, мы с Гизелой были подругами. У нас были дети, наши мужья подавали надежды в строительном бизнесе. А позднее, когда твой отец вырвался вперед, Филу он дал первую работу по контракту.

«Что правда, то правда, мама, но мне предстоит завоевать мир, поэтому не лучше ли нам прекратить этот бессмысленный разговор?»

Мать, словно услышав мои мысли, сказала:

– Хватит об этом, дорогая. Как твои дела? Как номер в гостинице?

Я почувствовала себя виноватой, что не позвонила ей сразу, потому что номер великолепный и она потратила немало времени, чтобы найти его, поэтому я сейчас, же сказала ей об этом, добавив, что она лучшая в мире мама и что непременно позвоню ей рассказать, как продвигаются у меня дела. Затем не удержалась и поведала, что собираюсь пойти на премьеру в театр Джо Паппа. Она уточнила с кем, и я ответила, что с редактором издательства «Беннет, Фицаллен и K°», с которым познакомилась за ленчем во «Временах года». Мать счастливо рассмеялась, сказав, что определенно я не теряла времени даром и что она мною гордится.

Следующий мой звонок был Джо Биксу, и, вопреки принятому решению, я оставила ему свой номер телефона в гостиницу.

Затем позвонила в офис Дага.

– Присяжный поверенный Рентам, – ответил он.

– Здравствуйте, это Салли, – сказала я, словно пять часов пребывания в Нью-Йорке изменили меня настолько, что мне следует отрекомендоваться.

– У нас здесь сплошные треволнения, – зашептал он. – Картер перевез твоего друга Пита в безопасное место.

Картер – помощник окружного прокурора по расследованию убийств.

– В какое? В мой дом?

– Нет, – ответил Даг. – Послушай, – шептал он, – я не могу сейчас говорить. – Он повысил голос: – Как твои дела в Большом Яблоке?

– Великолепно! – ответила я. – Верити пригласила меня на ленч во «Времена года», а вечером иду на премьеру в театр Джозефа Паппа.

– С кем? С Верити?

Внезапно я почувствовала себя в ловушке. Почему-то не хотелось говорить Дагу правду. Хотелось приключений после застойной обыденности Каслфорда. И сегодняшнее свидание, полагаю, позволит мне хоть на время позабыть о доме.

– У сотрудника Верити оказался лишний билет, – ответила я.

– Чудесно. А ты подготовилась к завтрашнему дню?

«Нет, – подумала я. – Я вообще сегодня ни черта не сделала».

– Да, – ответила я. – Даг, а не мог бы ты сказать, почему прячешь Пита?

– Нет, – ответил он.

Заработала вторая линия гостиничного телефона, и я сказала Дагу, что должна уходить; мне просто следовало сообщить ему, что вечером не смогу ему позвонить. Я приняла второй звонок.

– Послушай, Сэл, здесь такое творится, – доложил Джо.

На линии были помехи, и я поняла по уличному шуму, что он в машине.

– Что происходит?

– Убитый – Тони Мейерз, – ответил Джо. – Своего рода король ядохимикатов из Лонг-Айленда. У него масса правительственных контрактов.

– Что он делал в Каслфорде?

– Этого никто не знает, хотя вырос он здесь. Его мать живет в Аризоне, а здесь у него никаких родственников.

– Откуда ты все это узнал?

– У меня приятель в «Ныосдей». Сэл, мне нужно, чтобы ты еще раз поговорила с Д'Амико. Вчера сумасшедшего Пита подозревали в убийстве, сегодня он персона нон грата. Никто не знает, где он находится. Его отец собрал вещички и уехал во Флориду. Говорит, что здесь очень опасно.

– Почему?

– Думает, что тот, кто расправился с этим Мейерзом, может расправиться и с ним.

– Почему?

– Это тебя надо спросить.

– Если Бадди прячет его, – сказала я, зная, что этим делом занялась окружная прокуратура, – то надо сосредоточить все внимание на самом убитом и его деятельности. Сдается мне, здесь пахнет мафией.

– Это домыслы, – сказал Джо.

– Хорошо, значит, пахнет организованной преступностью, – сделала я поправку. – Что Бадди говорит насчет того, чтобы имя убитого появилось на первой полосе?

– С этим все в порядке.

– Тогда публикуй.

– Он хочет, чтобы мы опросили людей. Но ты должна знать, что у меня табу на Пита. Я прокляну себя, если какая-нибудь газетенка обойдет нас. А что, если действительно убил он?