Но они возвратились! Верховой несется вскачь, цок-цок, по булыжной мостовой к дому Боков сквозь проливной дождь и выкрикивает невероятную свою весть, круто осадив коня у ворот, возле струящейся магнолии, а Боки опрометью выбегают из дома как два дикобразных грызуна. Вернулись! Вернулись пилоты, астрофизики и один натуралист (другой, Денис, погиб и его оставили на небесах, так что в этом случае старая сказка получила любопытное подтверждение).

На шестом этаже провинциальной больницы, тщательно скрываемой от репортеров, Бокам говорят, что их сын в маленькой приемной, второй направо, и готов к их визиту; есть какая-то сдержанная почтительность в тоне этого сообщения, как если бы оно относилось к сказочному королю. Входить надо будет не поднимая шума; сестра Кувер будет там неотлучно. О да, он чувствует себя хорошо, говорят им — может даже отправляться домой на будущей неделе. Тем не менее они могут побыть с ним всего несколько минут, и пожалуйста никаких разспросов — просто поболтайте о том о сем. Ведь вы понимаете. А потом скажете, что придете опять завтра-послезавтра.

Ланс в сером халате, коротко стриженый, загар сошел, переменившийся, нет, прежний, нет, переменившийся, худой, ноздри заткнуты шариками ваты, сидит на краю кушетки, сцепив руки, немного смущен. Нетвердо встает с гримаской улыбки и снова садится. У мадам Кувер, сестры милосердия, синие глаза, но нет подбородка.

Тишина дозревала. Тогда Ланс говорит: «Было замечательно. Просто замечательно. В ноябре опять отправлюсь».

Пауза.

— По-моему, говорит Бок, Шилла брюхата.

Быстрая улыбка, легкий кивок довольной признательности. Потом, повествовательным тоном: «Je vais dire ça en français. Nous venions d'arriver…» [5].

— Покажите же им письмо от Президента, говорит мадам Кувер.

— Только что мы прибыли туда, продолжает Ланс, — Денис был еще жив, и первое что мы с ним видим…

Сестра Кувер перебивает, вдруг затараторив: «Нет, Ланс, нет. Нет, сударыня, прошу вас. Доктор приказывал — никаких контактов, очень вас прошу».

Теплый висок, холодное ухо.

Боков выпроваживают. Они шибко шагают — хотя спешить некуда, просто совершенно некуда спешить — по корридору, вдоль его обшарпанной, фисташково-охряной стены, нижняя фисташковая половина отделена от верхней охряной непрерывной коричневой линией, ведущей к преклонного возраста лифтам. Наверх (успели заметить старца в инвалидном кресле). Едет обратно в ноябре (Ланселин). Вниз (старики Боки). В этом лифте были две улыбающиеся дамы и молодая женщина с младенцем (предметом их радостного умиления), если не считать седовласого, согбенного, хмурого лифтера, стоящего ко всем спиной.

Итака, 1952 г.