Сущность этих злоупотреблений заключается в том, что некоторые войсковые части и учреждения выдают евреям удостоверения о том, что им поручена покупка для надобностей войск лошадей и хлеба, но без указания количества покупаемого и района, в котором должна быть произведена покупка.

Пользуясь столь неопределенными удостоверениями, евреи снимают с них в разных городах значительное число нотариальных копий, раздают их своим единомышленникам, которые, вследствие этого, получают полную возможность производить покупку перевозочных средств и хлеба в каком угодно районе империи.

Благодаря еврейской сплоченности и значительным денежным средствам ими захватываются обширные районы для скупки главным образом лошадей и хлеба, вследствие чего в таких районах искусственно не только повышаются цены, но и крайне затрудняется деятельность правительственных чинов, на обязанность коих возложена поставка лошадей и хлеба для армии.

Для прекращения столь вредной деятельности евреев, отражающейся крайне неблагоприятно не только на интересах армии, но и государственного казначейства, августейший Верховный главнокомандующий повелел принять следующие меры:

1. Всем войсковым частям, управлениям и учреждениям театра войны воспретить выдавать частным лицам какие бы то ни было удостоверения на предмет покупки или заготовки перевозочных средств, хлеба, муки, крупы и прочих видов хозяйственного обихода и довольствия войсковых частей и учреждений.

2. Все подобного рода удостоверения, выданные до сего на театре войны войсковыми частями, управлениями, учреждениями и отдельными чинами, безотлагательно отобрать и уничтожить».

С этого начал Николай Второй свою деятельность в качестве нового Верховного главнокомандующего Российских Вооруженных Сил.

В ноябре 1914-го Ленин писал:

«Для нас, русских социал-демократов, не может подлежать сомнению, что… наименьшим злом было бы поражение царской монархии»[25].

В «Святом черте» (записки о Распутине) бывшего товарища «старца» и бывшего иеромонаха Илиодора (книга вызвала не скандал, а взрыв в петербургском обществе и болью негодования прокатилась по России; она была запрещена, ее везли тайком из-за границы) читаем:

«— …И баба, прикоснувшись меня, освобождается от блудных страстей. Поэтому-то бабы и лезут ко мне: им хочется с мужиком побаловаться, но нельзя: они боятся лишиться девства или вообще греха, вот и обращаются ко мне с просьбой снять с них страсти… Было раз так: ехал я из Питера с Л., с Мерею, с Ленкой, с Б., В. и другими. Заехали в Верхотурье, в монастырь, к старцу Макарию, которого я дважды возил в Питер и представлял царю и царице. Старец всю ночь молился в прихожей своей убогой кельи. А мы поместились в главной комнате. Легли все на полу. Сестры попросили меня раздеться, чтобы могли прикоснуться к моему голому телу и освятиться, сделаться чистыми… Что ж, с бабами-дурами спорить, что ли, будешь? Этак они сами тебя разденут.

Разделся. А они легли около меня, кто как мог: Ленка обхватила своими голыми ногами мою левую ногу, Л. — правую, В. прижалась к боку, Мерея — к другому и так далее, а старец Макарий молился Богу.

Привез я их сюда. Повел всех в баню. Сам разделся, приказал им раздеться. И начал говорить им, что я бесстрастен. Они поклонились мне в ноги и поцеловали мое тело. А ночью Мерея дралась из-за того, кому из них ложиться около меня на ковре в зале по правый бок, а кому — по левый. Мерея желала под правый, и Л. тоже. Друг дружке не уступали и начали таскать друг друга за косы…

.. Преимущественное содержание «старческой» деятельности Распутина — это врачевание в людях так называемых блудных страстей…

Распутин положительно в каждом доме, где я бывал с ним, сначала руками «свидетельствовал» всех женщин и девушек, конечно, молоденьких и красивых, а потом начинал целовать. Целовал долго, несколько раз; целовал в доме, а потом на дворе. Конечно, я спрашивал его:

— Брат Григорий, для чего ты женщин целуешь?

Он отвечал:

— …А они от этого делаются чище, освящаются…»

Иеромонах Илиодор окончил в 1905 г. духовную академию в Петербурге. За выступления против евреев и интеллигенции получил место в Царицыне, стал приглашаться на проповеди в столицу. Однако вскоре все глубже и чаще стал осуждать власть имущих. В отставку был вынужден даже выйти губернатор граф С. С. Татищев (не путать с графом И. Л. Татищевым). Ответом явились гонения синода и в свою очередь неподчинение Илиодора.

В декабре 1911 г. Илиодор потребовал от Распутина прекращения связей с августейшим семейством. Тучи над его головой сгустились, и в октябре 1912-го Илиодор сложил с себя сан. За непочтительные отзывы об Их величествах был привлечен к ответственности, бежал за границу. В 1917 г. и вышла его книга «Святой черт», наделавшая столько шума.

«…Я должен подтвердить твердое мое убеждение, что император Николай Второй был враг вообще всякой войны, а войны с Германией в особенности… — писал генерал Брусилов[26], близкий к самым верхам России и достаточно знавший государя императора. — Сам же царь едва ли верил, что эта война состоится. Обвинять Николая Второго в этой войне нельзя, так как не заступиться за Сербию он не мог, ибо в этом случае общественное негодование со стихийной силой сбросило бы его с престола и революция началась бы при помощи всей интеллигенции не в 1917-м, а в 1914 году. Несомненно, что этим предлогом воспользовались бы немедленно все революционные силы России…

В заключение этой главы скажу: я всю жизнь свою чувствовал и знал, что немецкое правительство и Гогенцоллерны — непримиримейшие и сильнейшие враги моей Родины и моего народа, они всегда хотели нас подчинить себе во что бы то ни стало; это и подтвердилось последней всемирной войной.

…В этом отношении вполне понятна и моя нелюбовь к ним, сквозящая со страниц ”Моих воспоминаний”».

16 марта 1916 г. Лемке подробно заносит свою беседу с пальником штаба Верховного главнокомандующего генералом Алексеевым[27] и генерал-квартирмейстером штаба генерал-лейтенантом Пустовойтенко.

Лемке зашел к Михаилу Саввичу Пустовойтенко, а немного погодя к ним присоединился и Михаил Васильевич Алексеев.

«— …А вы, вероятно, не из очень-то верующих? — спросил он (Алексеев. — Ю. В.) меня.

— Просто атеист, — посмеялся Пустовойтенко…

— Нет, а я вот счастлив, что верю, и глубоко верю, в Бога, и именно в Бога (это говорит Алексеев. — Ю. В.), а не в какую-то слепую и, безличную судьбу. Вот вижу, знаю, что война кончится нашим поражением, что мы не можем кончить ее чем-нибудь другим, но вы думаете, меня это охлаждает хоть на минуту в исполнении своего долга? Нисколько, потому что страна должна испытать всю горечь своего падения и подняться из него рукой Божьей помощи, чтобы потом встать во всем блеске своего богатейшего народного нутра…

— Вы верите также и в это богатейшее нутро? — спросил я Алексеева.

— Я не мог бы жить ни одной минуты без такой веры. Только она и поддерживает меня в моей роли и моем положении… Я человек простой, знаю жизнь низов гораздо больше, чем генеральских верхов, к которым меня причисляют по положению. Я знаю, что низы ропщут, но знаю и то, что они так испакощены, так развращены, так обезумлены всем нашим прошлым, что я им такой же враг, как Михаил Саввич, как вы, как мы все…

— А вы не допускаете мысли о более благополучном выходе России из войны, особенно с помощью союзников, которым надо нас спасти для собственной пользы? — Нет, союзникам вовсе не надо нас спасать, им надо только спасать себя и разрушить Германию. Вы думаете, я им верю хоть на грош? Кому можно верить? Италии, Франции, Англии?.. Скорее, Америке, которой до нас нет никакого дела… Нет, батюшка, вытерпеть все до конца — вот наше предназначение, вот что нам предопределено, если человек вообще может говорить об этом…