— Да, — мы с Курбатом ответили одним голосом.

Хан повернулся к выходу и выкрикнул:

— Шету, войди!

В юрту прошел молодой высокорослый воин, настоящий степной богатырь, мощный, стремительный и верткий. Движения его были плавными, как бы ленивыми, но можно было сказать точно, что подобных ему по мастерству воинов, среди всего нашего отряда, не больше десятка наберется.

— Да, отец? — парень вежливо склонил голову.

— Шету, — Бильге посмотрел на сына и в его глазах я увидел гордость, — готовь своих воинов. Ваш час настал, и ты поведешь их вслед за бури.

Лицо воина озарилось радостью, и он ответил:

— Благодарю.

— Будь честен и храбр, Шету, не посрами честь калейрасов и искупи грех своего деда. Иди!

Парень вышел из палатки, а я спросил хана:

— Могу я узнать, что это за грех?

— В этом нет секрета, и если вы победите, то сами все узнаете. Мой отец Галим-хан, знал о том, что рахдоны готовятся прибрать к своим рукам всю степь, но не предупредил бури об опасности. Это было предательством, и до самой его смерти, я не разговаривал с отцом. Это сейчас, когда я отвечаю за все свое племя, я понимаю, как ему было нелегко, и о чем он думал в тот момент, но все равно, до сих пор, не приемлю его тогдашней политики.

— И поэтому, хан, ты решил помочь нам?

— Это не самая главная причина, молодые бури. Тысячу триста лет наше племя живет в этих местах, и всегда над нами стоял род Волков, для которых главным была честь. Сейчас, когда в Арисе сидит предатель, и зло растекается по всему Тельхору, я вижу, как меняется мой народ, и мне это не нравится. Таких, — он кивнул в сторону выхода, — как мой Шету, становится все меньше, равнодушие свило гнездо в душах людей, а предательство становится нормой. Война со Штангордом уносит множество жизней наших самых лучших воинов, и не приносит ничего взамен, а нам этого не надо. Появилось целое поколение людей, забывших, кто они есть, не помнящих своих корней и знающих только рабскую долю. Мы были свободны и должны оставить свободу своим внукам, а иначе, зачем и ради чего мы жили? У вас есть шанс победить рахдонов и я помогаю вам.

— По нашему следу идут каратели, не боишься, что и вам достанется?

— Я не Яныю, терпеть бесчинств не буду, и Иегуда-бен-Назир это очень хорошо знает. У меня есть сила, которая может дать ему отпор, а сейчас идет война, и калейрасы, все еще нужны мелеху. Доказательств, что мы встречались с вами, ни у кого не будет. Мой девятихвостый бунчук мелькает сейчас далеко от этих мест, а в этом кочевье только моя близкая родня и самые верные люди. Нет, я не боюсь. Впрямую на вашу сторону, я пока не могу перейти, но как только за вами будет не несколько сотен бойцов, а десять тысяч, то мои воины встанут рядом с вами без промедления и не колеблясь.

— Как далеко от нас погоня? — спросил Бильге Курбат.

Тот усмехнулся:

— Ха, воины борасов отстают от вас на полтора дневных перехода, а особые отряды на два.

— А жрецы?

— Жрецы двигаются совсем медленно, и они направляются к Вратам, восстанавливать свой алтарь. Вы им не очень интересны, хотя, было бы забавно наблюдать жреца Ягве, который мчится по степи на лихом коне.

Долгое время у нас шел разговор с ханом калейрасов, и давно не встречали мы с братом такого умудренного жизнью и рассудительного человека. Он вспоминал прошлое, много говорил о будущем, а мы внимательно слушали его и крепко запоминали его слова. И вот, уже поздно ночью, когда мы собирались уходить, хан задал вопрос, к которому лично я, готов не был.

— Дромы, есть еще кое-что, что меня интересует. Если вы все же победите, кто из вас станет следующим каганом?

Несколько растерявшись, я задумался, и ответил Курбат:

— Каганом станет Пламен. Как считаешь, хан, каган Пламен, неплохо звучит?

Бильге пристально окинул меня оценивающим взглядом, надо сказать, что не в первый раз за вечер, кивнул и негромким голосом изрек:

— Да, звучит хорошо. Правильный выбор. Да здравствует каган Пламен!

Ничего я на это не ответил, слишком все как-то неожиданно произошло. Мы простились с Бильге и отправились спать. Завернувшись в попону, я уснул в ту ночь далеко не сразу и еще долго перекатывал на языке эти слова: «каган Пламен, ка-ган Пла-мен». Непривычно, но звучит, действительно, неплохо, мне нравится. Однако, это уже ответственность не только за свой отряд, но и за огромное количество людей, населяющих всю бескрайнюю степь. Большинство из них, еще ничего не знают обо мне, даже не слышали никогда, но я уже думал о них как о своих будущих подданых.

Следующим утром, нас вновь ждала дорога, юрты хана Бильге на месте уже не было, как и не стояла она здесь ночью, стада коров были угнаны, а все кочевье собиралось тронуться в путь, разбирало свои жилища и грузило весь нехитрый скарб на лошадей и нескольких верблюдов. Хан калейрасов ушел на юг, но остался его сын Шету и триста пятьдесят степных воинов, в большинстве своем, наши соплеменники дромы. Это были не мальчишки, не немощные старики, а хорошо обученные воины, все как один, от двадцати до сорока лет, на справных лошадях и при хорошем вооружении. Такой подарок в нашем нынешнем положении, когда мы выискивали воинов, где только возможно, дорогого стоил.

— Здравы будьте, братья! — выкрикнул я, подъезжая к строю своих, уже своих, воинов. — Готовы ли вы биться с врагами нашими насмерть, не щадя сил своих и самой жизни?

— Да-а-а! — ревом пронеслось над кочевьем.

Что тогда, в этот самый момент, творилось в моей душе, сложно сказать. Это была смесь нескольких совершенно разных чувств: гордость, радость, надежда и ощущение своей растущей силы, готовой выплеснуться из меня и затопить наших врагов, смести их с лица земли. Это же самое чуяли и воины, наверняка, многое претерпевшие за годы оккупации и познавшие, свое бессилие перед врагами. Ничего, теперь они с нами, а мы, естественно, с ними, и тем мы сильны. Только пальцы крепко сжатые в кулак, остановят врага, и сейчас, этот наш кулак начинал сжиматься.

Вновь дорога, снова скачка, чередующаяся сменами лошадей и кратким отдыхом. Мы летим над степью, не замечая ничего вокруг, и так продолжается день за днем. Проходят сутки, вторые, пятые, и в нескончаемом нашем движении, минула еще одна неделя. Земли дружественых калейрасов давно уже остались позади, очередной наш поворот и мы идем на север. Теперь под нами родовая земля, исконные места проживания дромов, степь от восточных отрогов Архейских гор, до западных склонов гор Анхорских, ныне обезлюдевшие просторы, на которых и травы растут неохотно. Время от времени видны вдали десятки вражеских всадников, которые не осмеливаются встать на нашем пути, но исправно сигнализируют преследователям о нашем местонахождении. Нам нет до них дела, они не опасны, а гоняться за ними и уничтожать каждый такой дозор, мы не можем себе позволить, поскольку это потеря темпов.

Вот, мы замедляем бег своих четвероногих друзей и останавливаемся, лошади должны отдохнуть хотя бы сутки, а иначе они падут, и значит, нам придется принять бой. Шансы у нас хорошие, погоня растянулась по степи на несколько дней пути, и против нас, сможет выйти не больше одной тысячи всадников, и почти все они, гвардейцы этельбера Яныю, которых наш отряд должен не просто сдержать, а раскидать по степи так, чтоб они и собраться не смогли. Завтра сеча.

Ночью, ближе к полуночи, возвращается наша разведка, остававшаяся позади, которую возглавлял Курбат. Брат рассказывает мне о войске, которое расположилось в девяти километрах позади нас и, оказывается, что действительно, сильно вырвавшись вперед и оторвавшись от основных сил, против нас тысяча нукеров этельбера Яныю, триста ублюдков из особых отрядов и сотня калейрасов, остановившихся на ночь отдельно от основного войска. Поднимаем людей, седлаем свежих, отдохнувших за полдня лошадей, и размеренной рысью выдвигаемся по ночной степи к лагерю противника.

Вражеские дальние дозоры не спят, замечают нас вовремя, но мы и не рассчитываем на внезапность нападения. Мы слышим во вражеском лагере, где ярко полыхают костры, звуки сигнальных рожков, поднимающих бойцов в седла, и когда до врага остается метров четыреста, нам навстречу вылетает конная лава борасов.