Амир не ошибся. История получения огласки с преувеличенной трактовкой неумелости и невинности восточного плейбоя. После этого на вилле появился присланный Хосейном "гарем", обучивший темпераментного юношу искусству любви и подн\явшему планку его мастерства на приличествующую для наследника престола высоту. Барби достался опытный и изобретательный партнер. Вот только влюбляться он, по-видимому, не умел.

Втайне Барбара рассчитывала подвести принца под законный венец, приручив его сердце. Но шло время, а перспектива этой акции

выглядела весьма сомнительно. Бейлим дарил девушке дорогие подарки,

охотно проводил с ней время на корте и в постели, но никак не

приручался.

- Почему ты не говоришь, что любишь меня? - отваживалась Барби задать

решающий вопрос на самой вершине своего женского успеха, когда

страсть делала юношу пылким и неутомимым.

- А чем мы сейчас занимаемся? Или у французов принято больше

говорить, чем делать? - разыгрывал он непонимание.

- Ах, милый, любовь - это совсем, совсем другое - шептала она, давая

понять, что полностью сражена этим чувством.

Но Бейлим лгал. Уже полгода он знал, что кроме телесных радостей может быть и иное удовольствие - более сладкое, мучительное и утонченное. Непременно тайное, трагическое. Тяга к невозможному, терзания безответственности, ревности, робкой надежды на взаимность, завершающие триумфом слияния... Вот это, наверно, и называлось любовью.

Началось все давно, ещё там на "земле предков". Ему не было и пятнадцати. Маловато для европейца, а здешние подростки из простолюдинов, бывает, уже имеют в этом возрасте детей, отведав не одну женщину.

Бейлим мысленно ещё считавший себя Максимом, рос на редкость красивым юношей. Ему доставляли странное удовольствие взгляды девушек и женщин, украдкой скользившие по нему, непонятным волнующим огоньком. Теоретически, конечно, понятным. Он давно уже имел представление о том, что и как происходит между мужчиной и женщиной, являясь свидетелем спаривания лошадей и пройдя основательно подготовку в рамках программы "антиспид". Это волновало, заставаляя по-новому ощущать свое тело и требуя воплощения смутных грез.

С того момента, как Максим увидел телевизионное шоу "Маг и его Мечта", героиня Пигмара Шоне, а также миллионов зрителей, стала и его мечтой. Рождающаяся из плавленного золота солнечных лучей, витающая в воздухе юная фея являлась воплощением любви, о ней хотелось грезить наяву и во сне, но её можно было и обнимать, подняв на руки и прижав к груди, как это делал Маг... Неизвестно почему, но зрелище лунного вальсирования над спящим городом, волновало Максима

больше, чем кое-какие эротические ленты, тайком просмотренные на

"видаке". максим записал шоу на пленку и не уставая смотрел его,

придумывая разные сооблазнительные сюжеты по собственному сценарию

общения с Мечтой. Антония Браун вошла в его жизнь стопками журналов,

фотогнрафиями, отпечатанными на клендарях, сумках и даже майках и

дюжиной кассет, переснятых с экрана телевизора. Он знал из светской

хроники разные версии её романа с Клифом Уорни, перед которым

благоговел и лордом Астором, к которому испытывал ревностную

антипатию. Потом воображение юного принца заняла катастрофа в горах

и долгое выздоровление Антонии, комментируемое по-разному. А вот

ролик, сделанный Шнайдером на Острове с финальным ликующим воплем:

- Наша Тони, кажется, стала ещё лучше! - Макс крутил бесконечно,

пытаясь высмотреть за короткими кадрами то, что недоговаривали

журналисты и операторы. Новый облик, копна светящихся золотом волос,

да, комментатор не ошибался: Антония вернулась "на коне" для того,

чтобы стать мечтой. Потом придуманная увлеченность юноши как-то

отошла на второй план. Забылась оттесненная более реальными

жизненными проблемами - юный принц, взрослея все больше входил в

дела государства и двора. Антония Браун, продолжая мелькать на

обложках и в репортажах, несколько ушла в тень, уступая арену новым

звездам. Или так казалось Бейлиму, переставшему следить за показами

"высокой моды" и репортажами дамских журналов.

Упаковывая багаж перед отъездом в Париж, он с минуту рассматривал огромное фото с рекламной афиши губной помады, висевшее в его комнате. Аккуратно сложил его, намереваясь засунуть в топку уезжающих с ним в Париж книг, но передумал - закинул фотографию в ящик секретера и гулко захлопнул дверцу. Довольно, с детскими мечтами пора расстаться - столица Франции ждет его!

И вот уже опытным парижанином с полугодовым стажем житья на вилле под соломенной крышей и опытом хозяина маленького гарема, Бейлим попал на Рождественский прием в Итальянское посольство. Нет, эти многолюдные чинные представления не казались ему скучными.

Напротив - европейский высший свет - новая страна манила юношу, утомленного восточной экзотикой. Странно, но в его душе не было национального согласия, европеец и араб уживались в ней в зыбком союзе. Стоило лишь задрать голову восточному националисту, как он

получал щелчок по носу от презирающего всякие национальные разграничения космополита-европейца. Бейлим кривился от

мусульманских парадоксальных замашек своих соотечественников и принципиально называл себя Максим, тем более, что , как оказалось, в Париже это имя носил популярный ресторан.

Посольский прием - увлекательное мероприятие для того, кто усиленно впитывал после российской школы традиции мусульманской

культуры и лишь недавно поселился в Париже. Амир настоял на том,

чтобы принц, предпочитавший здесь носить европейское платье даже в

торжественных случаях (пользуясь отступлениями в правилах протокола,

внесенным Хосейном) одел парадный национальный костюм. Он и сам, в

чине советника двора искрился белизной легких покрывал.

- Итальянцы любят карнавал, так порадуем их, мальчик - сказал он,

довольно осматривая живописную фигуру готового к выезду принца.

Церемония таких визитов веселила бейлима как забавный спектакль: четырехметровый лимузин, огромный слуга в ливрее, распахивающий дверцу, другой, громогласный, объявляющий с торжественным раскатом в круглом зале роскошного дворца:

- Его Высочество принц Бейлим Дали Шах. Советник двора Его Высочества

- Амир Сейлах. - посол с голубой муаровой лентой через

плечо, усеянной орденами, его грациозная, носатая и губастая как

Софи Лорен супруга,череда расфуфыренных гостей - титулы, громкие имена, представительные мужчины, роскошные дамы - как в третьем акте "Веселой вдовы", где пела Катя... Да, роскошные дамы. Пожалуй, дюжина представленных здесь спутниц славных мужей действительно стоила того, чтобы ввязываться в политические и биржевые авантюры, а потом, в печальном финале, заламывать руки:

- Все это я делала только ради тебя, дорогая!.

Особенно хороша вон та, высокая, с изящно выгнутой обнаженной спиной, представляющей соблазнительную линию от затылка, несущего сколотую сверкающей диадемой косу, до тех позвонков, ниже талии,, что предшествует копчику. Прелесть! Эта откинутая тонкая рука с бокалом и очерк высокой скулы, с которой она небрежно смахивает выбившуюся прядь рыжеватых волос, погруженная в бесду с элегантной парой.

- Амир, что за дама там, возле канделябра, беседует с седым мужчиной?

- тихо поинтересовался Бейлим по-арабски.

- Насколько я знаю, графиня Бенцони, бывшая весьма популярная

политическая журналистка. Но уже лет пять как сменила перо на фартук

домохозяйки. Замки, поместья, увлекающийся цветоводством муж

- Нет, ты прекрасно понял, что я, спрашивал про молодую в белом.

ГРафиня может привлечь внимание лишь такого... представительного мужчину, как ты.

- А Ваше Высочество разве не узнали? Это её фотографии украшали Ваши комнаты во дворце... - Бейлим не дал Амиру закончить. В его закружившейся голове взвыла пожарная сирена: случилось! Она встала на его пути, выйдя из экранного зазеркалья.