Рука Астора, сжимавшая висящую на цепи печать Братства, разжалась, и он бессильно спустился в кресло. Церемония посвящения в ведьмы новой сестры пробудила в его душе, чувствительной ко всему мистическому, возвышенные чувства. Подобно антиквару, он наслаждался древним ритуалом, его мистической символикой, вкушая, как Магистр, сладость власти. Астор верил в колдовство лишь настолько, чтобы допускать существование неведомых, неподвластных человеку явлений. Во время путешествий по Востоку ему удавалось наблюдать "чудеса", всегда оставляющие сомнение и привкус виртуозного трюка. Но атрибутика Братства, подчинявшаяся гарднерианским канонам, удовлетворяла его эстетические требования, теша гордыню сознанием тайной исключительности. Астор никак не мог допустить, чтобы какой-то сексуальный маньяк Уорни превратил Братство в секту эротических извращенцев. Кульминационный момент борьбы за власть настал

- "Или он меня, или - я" - решил Астор, пуская в ход последний козырь. По его сигналу в зале появилась дюжина крепких ребят, одетых в комбинезоны "нинзя", а сам Астор, отбросив тяжелый магический меч, сунул во внутренний карман камзола "Беретту". Бесшумно, неторопливо отряд стал пробираться к берегу.

Дав знак всем затаиться, Магистр приготовился выйти на поляну, освещенную высоким костром. То, что Астор увидел, заставило его остановиться, прижавшись к толстому стволу вяза. Затеянное Уорни действо, нельзя было счесть безусловным кощунством - в большинстве колдовских общин ритуальный секс считался религиозным обрядом. Слова христианской брачной церемонии "и тело мое будет принадлежать тебе" воспринимались в качестве призыва ко всеобщему совокуплению. В большинстве общин, но только не в возглавляемом Астором Ордене Золотого утра. Брезгливое отношение Магистра к вакханалиям было вызвано его категорическим неприятием гомосексуализма, а также нежеланием вступать в сексуальные отношения с членам Братства вообще. Но затаившийся в тени Астор- эстет не мог не признать, что открывшееся перед ним зрелище было поистине прекрасным.

В свете костра на возвышении, похожем на плаху, стола Инфинити. Ее нагое тело казалось отлитым из золота, по плечам и спине струился густой шелк смоляных волос, касаясь вьющимися концами округлых ягодиц. Обняв ее одной рукой за талию, а другой держа у губ флейту, замер Нихель, сбросивший свой двурогий шлем и набедренную повязку. Барабаны отбивали медленный, но тревожный ритм. В так ему покачивались обнаженные люди, окружившие костер. Уорни извлекал из Флейты протяжный тоскующий звук - весенний призывный клич самца, и по мере того, как звук повышался, поднималось, наливалось силой, мужское естество Нихиля. На самой высокой ноте Лиффи отбросил флейту и, повернувшись к Инфинити прижался к ней животом. "И кровь моя, и тело мое принадлежит тебе", - сказала она, обвив руками шею Двурогого бога, а ногами его бедра. "Видимо, они изрядно потренировались. Или это и в самом деле колдовство," - подумал Астор, отмечая изысканную пластику слившейся пары. Они показывали на деревянном пьедестале нечто вроде акробатического номера. Кто-то подбросил в костер поленья и в воздух взметнулись снопы искр. Ритм барабанов ускорялся, оборвавшись в тот момент, когда ритуальное совокупление завершилось победным кличем. Один из "братьев" поднес Нихелю металлический кубок с напитком и тот, стоя еще на четвереньках над распростертой Инфинити, одним махом осушил его и отбросил в сторону. А затем взмахнул рукой, подзывая "братьев". Один из них обнял Лиффи сзади, а две девушки с русалочьими волосами склонились над новообращенной ведьмой. Астор, с силой прижав щеку к шершавой коре, застонал от боли - на рассеченной коже выступила кровь. Но болела не ссадина: взорвалось болью что-то внутри, когда он увидел навалившихся на девушку "братьев" и Двурогого бога, замкнутого в двойном капкане между крепкими мужскими телами. Астор взвел курок и выстрелил в воздух. Еще и еще раз. Клубок тел распался. Распаленные похотью люди, недоуменно смотрели на появившегося из темноты Магистра. "Властью, данной мне, повелеваю: остановитель! - грозно крикнул он. Нихель, ничуть не смутившись, оттолкнул от Инфинити сатирообразного "брата" и жестом властелина позвал Астора.

- Обнажитесь, Maгистр! Ваше высочество слишком тепло одет для такого жаркого часа. Новообращенная ждет своего повелителя! Боюсь, что посвящение без жезла Магистра будет не действительным! Двурогий бог сатанински захохотал и,сорвав с Астора плащ, закутался в него взмахом оперного Мефистофеля. Чьи-то руки обвили сзади шею Магистра, расстегивая крючки камзола, а чудная девушка, всего лишь пару часов назад потрясенная его возвышенной красотой, раскинулась на своей плахе, призывно разомкнув ноги. Астор вырвался и бросился в кусты. "Начинайте!" - просипел он затаившейся команде и без оглядки ринулся в сторону замка. Визги и грязные ругательства неслись ему вслед. Всхлипнув, замолкла флейта, а сочное контральто Верховной Жрицы взметнулось над леском и озером трагическим воплем: "О Боже!"

Это было последнее, что слышал Астор, сорвав с места свой ожидавший наготове автомобиль. Оставил подробные распоряжения секретарю расчет разгона вакханалии, он надеялся уже в дневных газетах найти отчет о происшествии в швейцарском замке, где специальный отряд полиции предотвратил оргию, возглавляемую Клифом Уорни.

Джон Стивен Астор нуждался в алиби и поэтому уже через полтора часа, присыпав тальком ссадину на скуле, он танцевал в резиденции мэра Женевы с Патрицией Грейс, готовой присягнуть в любых инстанциях, что весь вечер провела со своим внимательным и нежным женихом. ******************* НН

С тех пор как Антония Браун исчезла, прошло около двух недель. Весь день после ее побега из Токио Шнайдер размышлял о том, ставить ли в известность о происшедшем Брауна. В конце концов он решил не горячиться и попытаться вернуть девушку самостоятельно - как-никак от несет за нее не только моральную и официальную ответственность, а дело вполне могло дойти до суда.

Целых десять дней Артур рыскал в поисках следов Уорни впустую и, наконец, на исходе сил и терпения обнаружил "Арго" в Мюнхене. Получив по поводу своей подопечной неутешительные сведения от детектива крупного отеля, где остановились гастролеры, Артур решил не устраивать скандала с жадностью ожидаемого репортерами. Итак уже два-три раза мелькнула в газетах фотография "великолепного Лиффи" в обществе новой пассии - модели Тони Браун. Но газетенки, к счастью, были мелкие, снимки смутные, и в случае чего можно было раздуть дело о фальсификации.

Шнайдер выследил всю компанию в небольшом городке на границе с Австрией, где она загудела на полную катушку под прикрытием третьеразрядного придорожного мотельчика. Дождавшись, когда изрядно тепленькая братия спустилась в зал крошечного ресторанчика, Артур подогнал к выходу свой темно-серый "вольво" и, дав мальчишке-официанту двадуать марок, попросил незаметно вызвать к нему "черненькую певичку"

У мотельчика было тихо, лишь громко переругивались пожилая немецкая пара, только что подъехавшая, и, видимо решившая вопрос о ночевке. Потрескивала судорожно мигающая буква "В" в размашистой неоновой вывеске "Motel Bumsa".

Он увидел ее, недоуменно озирающуюся с порога - в каком-то пестром обвисшем свитере поверх узеньких лайковых брюк. Волосы небрежно стянуты, маленькое лицо, одновременно равнодушное и испуганное, как у белки. Где, ты, Тони? Мышцы Артура напряглись как перед приемом дзю-до, которому он отдал должное в юности, а руки сами схватили девушку в охапку. Не успела она испугаться, как уже сидела в знакомой машине. Артур резко отжал газ, взвизгнув шипами, круто развернулся и понесся по шоссе в обратную сторону к французской границе. Бранившиеся супруги, заметив улизнувший автомобиль, решили по примеру беглеца поискать место получше. Мотельчик оказался плохоньким, к тому же из его дверей вывалилась пьяная орава и какой-то патластый парень стал выкрикивать непристойности вслед умчавшемуся "вольво".