По-хорошему, если бы я думал о собственном благополучии, то перешел бы на сторону красных, но жизнь моя лежит несколько в иной плоскости, и мой путь определен от рождения. Пока, я всего лишь самый обычный подъесаул, который чувствует всю неправильность происходящих событий, понимает, что вскоре ожидает страну, в которой он родился и рос, но ничего изменить не может. Однако завтра я выберусь в мир, где вершатся большие дела, и получится ли у меня вернуться домой, не знаю.

  Так, размышляя за жизнь, я и заснул, а поутру, чуть только свет, мы с братом Яковом, заседлав своих коней и, взяв заводных, тронулись в путь. Сначала мы направимся в сторону Новопокровской, от нее повернем прямиком на север, выйдем к Егорлыкской, а там уже и до Новочеркасска недалеко.

   В столицу Войска Донского мы добрались без особых приключений, конечно, если не считать таковым то, что в двадцати верстах от родной станицы, нас с Яковом догнал неугомонный Мишка, которой решил, что дома он сидеть не может, а должен побороться за правду и свободу. Какую правду, и какую свободу, его не волновало, он усвоил, что большевики зло и хотят отобрать у казаков их земли, а как, почему и отчего, он не задумывался. Отсылать младшего Черноморца домой было бесполезно, он упрямец, такой же, как и мы, и даже если его прогнать, то он все равно поступит так, как решил и отправится в Новочеркасск, а потому, дальнейший свой путь мы продолжили втроем.

  Спустя несколько дней, обходя станицы и железнодорожные станции, мы были на окраинах Новочеркасска. Нас остановил казачий дозор и, узнав о цели нашего визита, без всякой проверки и сопровождения, пропустил в город. Нам с Яковом это говорило о многом, и в первую очередь о том, что охрана столицы находится на очень низком уровне. Проехались по городу, у одного из патрулей, трех пластунов и прихрамывающего пожилого урядника, узнали, где сейчас находится ставка атамана Каледина, и прямиком направились в Войсковой штаб.

  В резиденции Войскового атамана нас, разумеется, никто не ждал, но, по крайней мере, здесь был некий порядок, стоял караул и присутствовал дежурный офицер, который сообщил, что Алексея Максимовича нет, но он может вызвать его адъютанта. В тот момент нам было без разницы кого увидеть и, дождавшись атаманского адъютанта, средних лет есаула, мы передали ему письмо, которое так стремился доставить по назначению штабс-капитан Артемьев, назвали свои фамилии, и вышли на улицу.

  Поручение наших стариков было выполнено, и перед нами вставали два вопроса. Первый, что делать дальше, а второй, где остановиться на постой. Со вторым разобрались быстро, поскольку на Ямской улице, жил один из давних торговых компаньонов нашей семьи, средней руки купец Зуев.

  Вскоре мы были сыты, обогреты и сидели за щедрым столом. Самого хозяина дома, Ерофея Николаевича, в Новочеркасске не оказалось. Купец находился в Таганроге на собрании акционеров и учредителей Таганрогского Металлургического Сообщества, и нас встретила его дочь Анна, бездетная тридцатилетняя вдова с пышными формами и длинной русой косой. Нас с Мишкой она не знала и видела впервые, а вот Якова, который лет пятнадцать назад, по юности считался ее женихом, видимо, до сих пор забыть не могла, и как только его увидела, так и залилась во все лицо румянцем. Старший брат, впрочем, тоже несколько засмущался, видать, было, им двоим, что вспомнить. Впрочем, все это лирика. По неизвестным мне причинам, свадьба не состоялась, но хорошие человеческие отношения между нашими семьями остались, так что встретили нас как родных и близких Зуевым людей.

  Анна Ерофеевна была с нами недолго, приветила, определила на постой, одарила Якова многообещающим взглядом, и удалилась. Мы остаемся за столом, попиваем чаек, и ведем разговор о том, что дальше делать будем. Яков, тот сразу определился, пару дней походить по Новочеркасску, присмотреться к происходящим событиям, разузнать новости, и возвращаться домой. У меня все немного по другому, поскольку мне хотелось задержаться здесь на более долгий срок, съездить в Ростов, передать письмо Артемьева его жене, а затем навестить штаб Добровольческой армии и пообщаться с командирами партизанских отрядов, которые сейчас дерутся против большевиков. Про Мишку разговора нет, он сидит и помалкивает, но, судя по всему, в любой момент готов нас покинуть и записаться в любую боевую добровольческую часть, производящую набор личного состава в свои ряды. Ну, это ничего, пока мы за ним приглядим, а там видно будет. Глядишь, посмотрит младший на все творящиеся вокруг несуразности, да и охладеет на время к военной службе, а нет, так значит на то Воля Божья, и чему суждено случиться, того не миновать.

  Следующим днем, Яков снова направился в Войсковой штаб, а мы с Мишкой, верхами двинулись в Ростов, и уже к вечеру, были возле доходного трехэтажного дома на Большой Садовой. Сверился с адресом, все правильно, именно здесь на втором этаже, в трехкомнатной квартире, проживает семья штабс-капитана Артемьева. Мишка остается присматривать за лошадьми, а я поднимаюсь наверх, и уже через минуту стою подле нужной мне двери, которая не заперта. Это странно, тем более, когда в городе неспокойно. Вытаскиваю из-за пазухи свой "браунинг" и, осторожно ступая, прохожу в квартиру. В прихожей тишина, а вот дальше, в гостиной, кто-то разговаривает.

  Приближаюсь к двери и прислушиваюсь. Разговаривают двое, мужчина и женщина. Мужчина на чем-то настаивает, вроде бы просит о чем-то и настойчиво уговаривает даму, а она отвечает ему краткими междометиями, и явно к нему не благосклонна. Приоткрываю дверь, и звук идет четко.

  - Лиза, надо бежать из Ростова пока не поздно. Бросьте все, примите мое предложение руки и сердца, и уже завтра мы отправимся к морю. Нас доставят в Одессу, а там, я продам свои драгоценности, и мы уедем из этой проклятой страны, куда вы только захотите.

  - Нет, Супрановский, я замужем, и я жена офицера. Разговор окончен, и решение я не изменю.

  - Ладно, вы не хотите подумать о себе и своем благополучии, но подумайте о ребенке, и спасите хотя бы его. Поверьте, когда я говорю об ужасах революции, то знаю, о чем веду речь, поскольку мне довелось побывать в Петербурге, Тамбове и Саратове. Вас не пощадят, и причина проста, вы не такая, как они. Спасайтесь, Лиза.

  - Нет.

  В общем, ситуация мне ясна и я услышал все, что хотел. Надо вмешаться, решаю я, и, спрятав пистолет, стучу в уже приоткрытую дверь.

  - Кто там!? - испуганный вскрик мужчины.

  - Да, войдите, - вслед за мужским, спокойный и мягкий женский голосок.

  Вхожу в небогато и без всяких изысков обставленную гостиную. Здесь двое, те, кто разговаривал, и более никого не наблюдается. Ближе к двери, чуть подавшись всем телом вперед, с небольшого и потертого диванчика, на меня смотрит седовласый господин лет сорока пяти с маленькими и блеклыми глазками-пуговками. На нем дорогой темно-синий костюм, из бокового кармашка выглядывает толстая золотая цепочка от часов, а на руках несколько перстней. Весь такой благополучный, но безвкусный гражданин, по виду, недавно разбогатевший мелкий чиновник. Второй человек, находящийся в комнате и стоящий у окна, насколько я понимаю, госпожа Артемьева, красивая и статная шатенка в простом сером платье.

  - Позвольте представиться, - в сторону женщины легкий и учтивый кивок, - подъесаул Черноморец. Здесь проживает госпожа Артемьева?

  - Да, это я, - отвечает хозяйка квартиры.

  - Как вы сюда попали? - седовласый расслабляется, откидывается на спинку диванчика и принимает самый непринужденный вид.

  - Дверь была открыта, - на мужчину ноль внимания, а ответ адресован Артемьевой. - У меня известия от вашего мужа.

  - Что с ним? Где он?

  - С ним все хорошо, он на Кубани, жив, здоров и выполняет важное задание генерала Алексеева. Даст Бог, вскоре вернется к вам и ребенку. Кстати, почему у вас дверь открыта?