Майор оглядел всех и начал разговор:

— В общем, так, товарищи мои. До всей роты то, что я вам сейчас скажу, доводить не надо, всему своё время, а вы — моя опора и знать новости должны чуть раньше, чем другие военнослужащие. Через три дня мы получим приказ президента о развёртывании нашего батальона в бригаду, численность личного состава будет увеличена до двух с половиной тысяч. В бригаде будет мотострелковый батальон, два разведбата и один батальон спецназначения. Я становлюсь комбатом спецов, с вышестоящим командованием всё решено. К чему этот разговор, понимаете?

Все присутствующие промолчали, и только Черепанов откликнулся:

— Не томи, командир, что от нас требуется?

— В нашем батальоне будет четыре роты по четыре группы в каждой, бойцы нужны.

— Куда ещё? — отозвался командир первой группы, младший брат нашего майора, Ерёменко-четвёртый, совсем не похожий на своего здоровяка-брата, среднего роста и абсолютно лысый мужичок. — Через месяц в наступление переходим, и кто воевать будет?

— Спокойно, — майор улыбнулся своему брательнику, — завтра первая рота из рейда вернётся, они и займутся обучением новобранцев. От себя мы только две группы в новые подразделения отправляем, а четыре так и останутся второй ротой, которая и потянет на себе основную работу в весеннем наступлении.

— И где мы сейчас рекрутов возьмём?

— Это я у вас и хотел узнать. — Ерёменко закурил. — Может быть, у кого-то идеи есть, где нам бойцов найти? Через пару деньков новость разнесётся по всем подразделениям и каждый озаботится новыми солдатами. Пока у нас есть двое суток форы, и мы наших конкурентов в борьбе за человеков опережаем.

— В Тихорецк смотаться, в Кропоткин и по станицам окрестным проехаться, — предложил Черепанов.

— Не вариант, всё, что можно, мы уже из этих мест выгребли.

— У территориалов попробовать людей переманить, — отозвался Исмаил-ага.

— Тоже не то, территориалы нас и на дух не переносят, а если найдётся кто-то, кто захочет к нам перевестись, то такая волокита с документами начнётся, что лучше об этом и не думать.

Больше предложений не было. Не знаю, что меня дернуло, и я сказал:

— Беженцы.

— Повтори. — Майор посмотрел на меня.

— Беженцы из Донского Царства, товарищ майор. Они находятся недалеко отсюда, в станице Новолеушковской, которая между Тихорецком и Павловской. По слухам, их там скопилось до семи тысяч человек. Правительство, конечно, их расселяет потихоньку, но они прибывают постоянно. Нам ведь человек сто пятьдесят нужно, так неужели не найдём?

— Голова, — уважительно протянул ротный. — Вот что значит свежий взгляд. Черепанов, — он кивнул моему группнику, — собирайся в дорогу, возьмёшь десяток бойцов при оружии, Мечникова, рацию — и вперёд. К вечеру жду доклада, что и как в лагерях беженцев. Если есть вариант набрать там рекрутов, то завтра организуем автоколонну, приедем и всех, кто нам необходим, заберём. Вопросы?

— Семейных брать? — спросил капитан.

Ерёменко подумал и кивнул:

— Да, если ценные кадры, то бери. После того как с остатками Донского Царства разберёмся, свой лагерь будем ставить и семьи из бригады подтянем.

— Командир, — голос подал брат майора, который не наедине был с ним предельно официален, — как полковник Игнатьев видит дальнейшее положение дел? Ты с ним об этом разговаривал?

— Говорил, и он сказал, что всё будет как в старые времена. В бригаде остаются все вспомогательные структуры и рота охраны, а батальоны, где бы они ни находились, всё равно будут подчиняться ему и его штабу.

— Ясно, — пробурчал командир первой группы.

— Раз ясно, тогда все свободны. Мечников, останься.

Собрание было окончено, все разошлись, и мы остались вдвоём. Майор порылся в ящике своего стола и положил передо мной две золотистые металлические лычки, какие на погон камка цепляются.

— Это мне? — задал я уточняющий вопрос.

— Тебе, — усмехнулся ротный. — Можешь уже сейчас прицепить, а приказ по роте сегодня вечером пройдёт. Так что поздравляю тебя, Мечник, с внеочередным воинским званием младшего сержанта.

— Служу Конфедерации.

— Это хорошо, что служишь, правильно.

Он вновь порылся в столе и достал знакомый мне планшет, раскрыл его и вынул карту, которую сразу же разложил на столе.

— Карта моего отца?

— Она самая. Долго я с ней возился, но всё же разобрался, что здесь и как.

— А зачем вы её мне показываете?

— Хм, вопрос интересный. Наверное, потому, что отца твоего помню. Мы с ним хоть и не были никогда друзьями, но вот врезался он мне чем-то в память, а ты его наследник, да и карту добыл именно ты, а не кто-то другой. В общем, ты в этом деле будешь задействован в любом случае.

Склонившись над картой, я спросил:

— И где склад?

— Не склад, а склады. Их три. Местоположение известно, но что в них находится, непонятно. Даже намёка нет. Вот здесь, — он ткнул в карту пальцем, — недалеко от Аксая, ещё в прошлом веке плодоовощной совхоз был, там подвалы обширные имелись под вино и фрукты. Когда в России, ещё до Чёрного Трёхлетия, развал начался, перестройкой назывался, совхоз зачах, сады вырубили, а подвалы забросили. Вот в них-то отец твой и товарищи его и сделали основной склад. Кроме него, есть ещё два, поменьше, но они в соседних населённых пунктах.

— Командир, а что вы будете делать с тем, что мы добудем?

— Сначала добыть надо, а потом уже думать. Если что-то действительно стоящее, например оружие, которое боеготово и не сгнило, то часть себе оставим, а часть в бригаду отдадим. Мы ведь не анархисты какие, правильно, Мечник?

— Так точно, не анархисты.

— Вот если бы мы независимым наёмным отрядом были, тогда всё для себя, а так, что поимели, тем и поделились. Ладно, — майор свернул карту, — можешь идти.

Покинув штаб, я приготовился в дорогу: набрал в свой РД харчей, вооружился верным АКСом и ТТ. Вскоре наш отряд тронулся в путь, и через несколько часов мы были на месте, в лагере беженцев, расположившемся возле станицы Новолеушковской.

За последние месяцы повидал я многое, но то, что открылось нам в сборном пункте для беженцев, по эмоциям перехлестывало всё. Огромное грязное поле, некогда выгон для скота, обнесено колючей проволокой, вокруг охрана из вооружённых карабинами территориалов. За колючкой длинные дощатые бараки и между ними — тысячи оборванных и исхудавших людей, слоняющихся без всякой цели. Но не это сразу же бросилось в глаза, а поляна вдоль дороги, на которой торчали из земли сотни свежих деревянных крестов. Видимо, по зиме тут было совсем хреново, и народ мёр как мухи.

— Мля-я-я, — протянул Черепанов и со злостью посмотрел на сытых, откормленных охранников, — натуральный концлагерь здесь устроили. Ну, шакалы!

Ветераны, которые с нами поехали, защёлкали затворами автоматов, а мой комод, Филин, спросил капитана:

— Череп, что делаем? Может, завалим этих уродов? — Он кивнул на территориалов.

— Палёво, Филин, попробуем по-нормальному с ними разбежаться, но, если кто рыпнется, стреляйте на поражение.

— Как скажешь, — кивнул комод.

Наш «Урал» остановился подле чистенького, аккуратного домика возле въезда на территорию лагеря, из которого тут же вышел пожилой вальяжный человек в шикарной бобровой шубе и четырехугольной кепке, какие носят некоторые чиновники республиканской администрации. Черепанов перепрыгнул через борт грузовика, подошёл к чиновнику и, небрежно козырнув, представился:

— Капитан Черепанов, Четвёртый гвардейский батальон, прибыл в лагерь для перемещённых лиц для набора рекрутов, готовых служить в частях гвардии Кубанской Конфедерации.

— Смехов, Пал Палыч, — растерянно ответил чиновник. — У вас имеются соответствующие бумаги?

— Нет, мы действуем в соответствии с воинским уставом Конфедерации от 2052 года, по которому во время войны гвардейские части имеют право набирать добровольцев там, где посчитают нужным. Вы в курсе, что у нас война?