Никто не мог понять их феномена — как всего за сорок с лишним лет люди смогли так измениться. Для себя я отнёс их в разряд бешеных зверей, которые подлежат немедленной ликвидации, тем более что моя задача проста — пойти вперёд и поубивать всех, на кого мне командир укажет. Война начинается, и у меня есть в ней чётко обозначенная роль солдата Кубанской Конфедерации, который должен поменьше думать, побольше стрелять.

К городу Батайску, который прикрывает Ростов-папу с юга, мы вышли через десять дней. Вот здесь-то и зарубилась кровавая каша, причём первыми бой начали не мы, а сами кочевники. Уже на подходе, километрах в десяти от посёлка Пятихатки, навстречу нашей роте, которая была авангардом боевой гвардейской группы, вывалилась начавшая миграцию орда — небольшая, чуть больше тысячи человек, и в большинстве мужчины.

Как начался бой, толком не помню, и могу сказать честно, что, если бы не было рядом со мной ветеранов, переживших не одну мясорубку, может, я растерялся бы и побежал. Рассыпавшись тройками, как в поиске, наша третья группа двигалась вперёд, слева нас прикрывала первая группа, справа — вторая. В какой-то момент где-то впереди затрещал кустарник, послышался чавкающий топот множества бегущих по болотным лужам людей, но я этому внимания как-то не придал, подумал, что это стадо диких кабанов рыщет в поисках сочной весенней осоки с места на место.

— К бою! — первым, как ему и полагается, сориентировался Черепанов.

Громкий голос капитана вывел нас из ступора, и мы заняли оборону. Слаженно, буквально за двадцать секунд, боковые дозоры подтянулись к центру, развернулись по флангам, головной его прикрыл, а тыловой составил резерв. Перед нами была небольшая полянка, а за ней заросли какой-то зелёной и дурно пахнущей хрени, которая в один миг была подмята сотнями ног — выскочили они, те самые беспощадные и жестокие «беспределы», некогда люди, ставшие жить как животные.

— Огонь! — выкрикнул командир.

Вся группа ударила по противнику, и шквал огня, сметая всех, кто под него попадал, пронёсся по полянке. Плотность огня у нас была не слабая, а небольшую поляну обойти было трудно. Местность вокруг нас, куда ни глянь, болотистая, особо не побегаешь, а на тропинках слева и справа — другие группы нашей роты, но дикарей было много, а на потери им было плевать. Каждый из нас действовал так, как его учили, — ловишь в прицел человека, короткая очередь, не смотришь на падающего противника, перекат и стреляешь в другого. Перезарядка, всё по новой, и снова позицию меняешь, у «беспределов» огнестрелов немного, но они есть, а стрелять они умеют неплохо, наверное, по той простой причине, что стрелковое вооружение имеют только лучшие воины племени.

В какой-то момент дикари замялись, как если бы были готовы отступить, запаниковали, но позади них разнёсся протяжный, нудный звук, — потом я узнал, что это сигнальный рог, и они вновь побежали на нас. Кто-то, кажется Филин, выкрикнул:

— Внимание, собаки!

Это да, здоровенные волкодавы, натасканные рвать людей, — чуть ли не основная ударная сила кочевников, странно, что они их сразу впереди себя в бой не пустили. Как назло, у меня да и у большинства из наших бойцов, кто автоматами был вооружён, закончились заряженные рожки. Сам не заметил, как в горячке боя все восемь штук, что в разгрузке были, извёл. За спиной, в РД, ещё триста штук патриков россыпью, а толку от них, если их сначала в рожки забить надо, а тут как раз, обогнав кочевников, псы появились, десятка три лохматых чудовищ, каждый из которых размером с телёнка.

При виде оскаленных пастей и обнажённых клыков в голове появилась только одна мысль: «Что делать?» Мысль паническая и к добру не приводящая, но недаром меня по полям и лесам гоняли, до рефлекса вбивали нужные моим командирам реакции. Тело, в отличие от головы, никакой паники не проявило и действовало как обычно. Руки выхватили готовый к работе ТТ, глаз намечал цели, и, стоя на одном колене, как на стрельбище, одного за другим, с одной обоймы я привалил трёх псов. Что интересно, ни одной пули мимо не положил, каждая в цель и каждая результативно, а боекомплект с экспансивными пулями оказался идеальным боеприпасом для уничтожения боевых собак. Спасибо тебе, добрый человек, продавец из оружейного магазина, за такой замечательный и так необходимый мне спецбоекомплект.

Пистолет сухо щёлкнул, обойма пуста, а пять волкодавов или человекодавов, кому и как лучше звучит, вломились в наши боевые порядки. Одна из тварей бросилась на меня, мы покатились по грязной траве, и я оказался под тяжёлой вонючей тушей. Всё, на что меня хватало, это удерживать обеими руками пса за шею. Животное ярилось, пыталось дорваться до моей обнажённой шеи, а из его пасти на моё лицо капала мерзкого вида тягучая слюна. Мы боролись, пёс был силен, но я его не отпускал, и сложилась патовая ситуация, когда псина не может меня загрызть, а я не могу даже до ножа дотянуться.

Выручил меня Як, прыгнувший на нас сверху и сапёрной лопаткой рассёкший животине черепок. Кровь и мозги полились на меня, тяжесть двух туш я не выдержал — хоть и крепкий парень, но всё же не Геракл, — руки разжались, и меня вдавило в грязь. Благо, сразу же и полегчало. Волкодава откинули в сторону и я смог встать на ноги. Однако ненадолго.

Следом за боевыми животными последовали «беспределы», выжившие под нашим огнём, и понеслась рукопашка. Мне прилетело сразу. Какой-то мелкий уродец на кривых ножках и с ожерельем из человеческих зубов на шее ткнул меня дубинкой в живот. Разгрузка, куртка и камуфляж удар смягчили, не без этого, но больно было так, что меня всего скрутило, и я вновь упал в грязь. Правда, сразу же откатился в сторону и тем сберёг свою бедовую голову от соприкосновения всё с той же самой дубиной. С полминуты, не меньше, катался я в грязи под ногами сошедшихся в смертельном бою людей, а кривоногий дикарь пытался меня укокошить. Хрен ему! Мне всё же удалось оклематься и вскочить на ноги. Дальше дело техники — перехватил дубинку левой рукой и коротким ударом справа в челюсть вырубил кривоногого.

Радоваться победе было некогда, надо было своим помочь, и всё, что я смог, это схватить оружие дикаря, упавшего мордой в грязь, и, орудуя этим дубиналом, изобразить из себя былинного богатыря. Надо сказать, что это у меня получилось неплохо, двоих противников я уложил, а там мы их всё же задавили.

Бой затих сам собой. С десяток дикарей откатились от нашей позиции, им вслед метнули пяток гранат, и стало очень тихо. Мы сразу же подготовили своё оружие к бою, перезарядились и уже после этого подсчитали потери. Троих наших бойцов дикари всё же убили, остальные все изранены, хорошо ещё, что легко, в основном ссадины и ушибы, без переломов и отрубленных конечностей. Правда, пропал Игорян-пулемётчик, боец из моей тройки, видимо, его уволокли отступающие дикари. Жаль парня, привык я к нему, а шансов получить его назад живым не было никаких. Дикари на то и дикари, что обмен пленных не практикуют.

Впрочем, учитывая, что против нас было сотни три «беспределов» и собаки, отбились мы легко. После этого боя нападений больше не было, а «беспределы» отступили и вернулись в развалины Батайска, где растеклись по подземным коммуникациям и подвалам, которые имелись на территории городка в большом количестве. Пойти на прорыв они не пытались, а как ни в чем не бывало, не реагируя на наши разведывательные группы, обходящие город со всех сторон, жили своей обычной жизнью. Одно слово — животные, некогда бывшие людьми. Есть непосредственная опасность — дерутся, нет — сидят на попе ровно, мяско пережёвывают.

Батайск, Красные Сады, Пятихатки и Койсуг, некогда составлявшие единый жилой массив, наши части, несмотря на большую заболоченность окрестностей, окружили быстро, всего за три дня. Передовые мотострелковые дозоры подошли к древнему Ворошиловскому автомагистральному мосту через Дон, который находился под контролем ополченцев Демократического Фронта, и установили с ними связь. Почти победа, и оставался сущий пустяк — войти в Батайск, где по самым скромным прикидкам было три большие орды, общей численностью до двадцати пяти тысяч рыл, и покрошить их в капусту. Делов всего ничего, решили в нашем штабе, и отдали команду на штурм городка.