Глава 13
Караимский Имамат. Крым
02.12.2057
Начало декабря, холодно, сыро, сверху капают крупные дождевые капли, а рваный камуфляж не греет ничуть. Мне вспомнились пленники, которых мы освободили на Инкерманских высотах, измождённые, грязные, многие покалечены, и особенно меня тогда поразили люди, сидевшие в зинданах, земляных ямах, вырытых в грунте на три-четыре метра. Худые заросшие лица, выбитые зубы и испуганные взгляды уже не людей, а затравленных животных. Каждый из них просидел в зиндане не менее трёх месяцев, и эти месяцы заточения, пыток и издевательств сломали их. Кто же тогда знал, что и я могу оказаться в таком же положении, что и они. Однако, как я попал в зиндан к караимам, отдельная история.
Закрепились мы на горе, которую отбили у местных боевиков, плотно и с прицелом на то, что, возможно, нам придётся зимовать в Крыму. Все окрестные высоты за неделю превратили в мощный укрепрайон — доты, дзоты, окопы полного профиля, выдолбленные в неподатливом скальном грунте, и бетонные блоки. В радиусе полукилометра вырубили всю «зелёнку», а подходы заминировали многочисленными растяжками — уж с чем, а с гранатами проблем не было.
Крымчаки несколько раз пытались атаковать нас и проводить ночные диверсии, но мы были начеку, и каждый раз, неся солидные потери, они откатывались обратно в лес. Впрочем, каждое нападение противника все бойцы нашего Экспедиционного крымского корпуса, как нас обозвали столичные отцы-командиры, воспринимали не как напряг, а как долгожданный отдых от работ по расчистке развалин. В самом деле, каждодневное разгребание кирпичей, камня, щебня, земли и ила очень утомляет. Воевать, ну честное слово, всё же легче или, правильней будет сказать, привычней.
За работой и боестолкновениями с противником пролетел весь октябрь, и мы нашли то, что искали. Докопались всё же до оружейных складов, на которые, как я понял из разговора наших командиров, в конце девяностых свозили вооружение из арсеналов списанных кораблей КЧФ. Затем что-то разграбили в Эпоху Хаоса, а остальное при взрыве, разрушившем город-герой Севастополь, было погребено под мусором, в который было всё обращено мощнейшей ударной волной. После этого поверх горы прошлись морские волны, сильное цунами — и никаких складов не осталось, а посторонний человек, не знавший, что здесь находилось ранее, никак не мог предположить, что под несколькими метрами камня и мусора находится вполне рабочее вооружение.
Караимы, которые уже подмяли под себя большую часть Крымского полуострова, нашли тех, кто знал, что искать и где, и нам просто повезло, что несколько людей смогли сбежать с расчистки развалин. И ещё повезло, что нашего здесь появления никто не ждал, и мы смогли с малыми для себя потерями занять необходимую высоту.
В общем, весь верхний слой горы был уже до нас расчищен, а мы вместе с бывшими рабами только довершили сей титанический труд и обнаружили остатки тех самых складов, где хранилось вооружение. Надо сказать, что было его очень даже немало. Самой первой находкой были АГС-17, около трёхсот штук, из них в рабочем состоянии — более половины. Одно это уже неплохо окупало наш рейд, если смотреть на него с экономической точки зрения. Дальше — больше: РПГ-7, почти полтысячи единиц, автоматы АПС-55 (автомат подводный специальный) — триста штук, пистолет СПП-1 (специальный подводный пистолет) — четыреста штук и даже карабины КС-23 в количестве двадцати штук. Это то, что касается редких видов вооружения, которые я ранее не видел или только мельком где-то замечал. Остальное, то есть автоматы АКМ, АКС, АКС-74У, карабины СКС, пистолеты Макарова и Стечкина, снайперские винтовки Драгунова, пулемёты ПК, ПКМ и РПК исчислялись не сотнями, а тысячами штук. Многое было испорчено взрывами, водой, сыростью, но уцелело ещё больше.
Конвейер по «прихватизации» древнего наследия работал чётко: сапёры проверяли остатки склада, мы вынимали оружие, а работяги грузили его на корабли нашей эскадры. Мы забрали всё, что представляло интерес для нашей Конфедерации, и началась эвакуация бывших рабов и боевых подразделений на Большую землю. Верховный Главнокомандующий решил, что держать базу в этих местах — сплошное разорение для бюджета государства, и нас должны были перебросить в Керчь, где сейчас закреплялся Третий гвардейский батальон морской пехоты и строилась полноценная крепость. Именно она становилась форпостом нашего государства на Крымском полуострове, и именно из неё планировалось начать весеннее наступление на ещё не окрепший Караимский Имамат.
Эвакуация Крымского корпуса из Севастополя должна была пройти в два рейса, но все планы поломала осенняя штормовая погода. Десантные баржи не могли выдержать даже небольшого морского волнения и остались в Новороссийске, а вся работа по нашей перевозке на родину легла на БДК. За неделю с берега ушли все, кроме нашего батальона, и мы зависли на высоте ещё на десять дней. Делать было нечего, дождь, грязь, ямы от раскопок, полные мутной дождевой воды, плохая видимость и стрельба нескольких вражеских снайперов, которые, пользуясь мерзкой погодой, подкрадывались к нашим позициям и шмаляли в каждую тень, какую сквозь дождь различали.
Первые несколько дней это вызывало только смех с нашей стороны, но потом чуваки с зелёными повязками пристрелялись и в один день положили двоих наших бойцов. Вот тогда захотелось нам их наказать, несколько сержантов подошли к комбату, который за удачный штурм горы получил подполковника, и обратились к нему с просьбой разрешить вылазку. Ерёменко не ломался, и в ближайшую же ночь пять разведгрупп частым гребнем прошлись по окрестностям и отстреляли пятнадцать вражеских стрелков.
Батальон продолжал сидеть на горе, и, наконец, по рации нам передали, что погода настраивается и из Новороссийска за нами вышел «Цезарь Куников». Оставались ещё одни сутки, и тут вновь активизировались снайперы. Чёрт нас всех дёрнул вновь напроситься на вылазку, и он же, падла рогатая, дёрнул Ерёменко за язык, и комбат, не подумав, её нам разрешил. В ночь вышли уже шесть разведгрупп и, втянувшись в «зелёнку», где отдыхали снайперы разведгруппы, с ходу напоролись на грамотно устроенную засаду.
Ночь ту помню я смутно, ещё в начале боя меня контузило близким взрывом гранаты. На некоторое время я выпал из реальности, а когда очнулся, рядом не было никого из своих и только ближе к нашим позициям шла сильная перестрелка. Осторожно, не торопясь, обходя боестолкновение по широкой дуге, направился в сторону горы, и всё бы ничего, если бы я был в норме, но контузия есть контузия — не слышишь, как по палой листве ноги гребут. Вот звук моих шагов и выдал меня. Караимы убивать меня не стали, хотя могли бы, а просто вырубили, повязали и к себе в посёлок отволокли.
Следующее четкое воспоминание — этот самый четырёхметровый грязный зиндан на окраине караимского поселения. Прошло уже два дня, как я нахожусь здесь, и ничего не происходит, я сижу и никого не интересую. Раскидав ситуацию на составляющие, понимаю, что никто мне на помощь не придёт и не выручит, — для своих товарищей, скорее всего, я мёртв, и о том, что нахожусь в плену, они попросту не знают. Остаётся только два варианта: подохнуть в этой яме или бежать, причём бежать как можно скорее, пока есть для этого силы. Однако легко сказать, да сделать трудно, из ямы без посторонней помощи не выберешься, да и от стражников местных, которые постоянно рядышком тусуются, не убежишь.
Прерывая мои невесёлые размышления, наверху раздался человеческий гомон, кто-то на кого-то орал, были слышны характерные звуки ударов по телу, и через минуту в яму опустилась хлипкая лесенка. По ней не сошёл и не спустился, а скатился человек. Лестницу тут же подняли, а в проём заглянула большая непропорциональная голова местного надзирателя, Султана.
— Э-э, русский, — он прищурился и попытался разглядеть меня в полутьме, — к тебе гость, будете теперь вдвоём сидеть.