— Мне бы не хотелось, чтобы вы так рисковали собой.

— Неужели? — Он снова подхватил ее на руки и зашагал обратно к кафе. Взгляд Стива, скользнув по ее волосам, задержался на кружеве у горла.

— Если бы вы одевались так чаще, — заметил он, блеснув голубыми глазами, — то могли бы всегда с легкостью добиваться своего.

Линни не возражала против его запачканной одежды; ее душистая щечка прижалась к широкой, мокрой груди. А когда они вошли в дом через задний вход, она подняла на него глаза и недоверчиво улыбнулась:

— Когда это мне удалось добиться своего в отношении вас?

Стив донес ее до места назначения, вошел в комнату и, слегка улыбнувшись, небрежно бросил:

— Я скажу вам как-нибудь в другой раз.

Линни очень хотелось, чтобы их разговор продолжался. И как только ее босые ноги коснулись пола, она быстро развернулась к Стиву, но он уже уходил, ступая через две ступеньки по направлению к патио. Она вернулась в комнату, на ходу размышляя. Наверное, он ушел, чтобы привести себя в порядок. Девушка решила по-быстрому принять душ. И на этот раз она выбрала для себя светлую мягкую блузку с крошечными цветочками и аккуратную рыжевато-коричневую юбку. Приколов камею на широком воротничке блузки, Линни проверила по наручным часам, не долго ли она занималась собой. Внизу за стаканом вина непременно будут обсуждать чудом не случившуюся катастрофу.

Она спустилась. Ничего сенсационного в кафе не ощущалось. Правда, дон Рамон поглощал так необходимую ему сейчас выпивку у бара, и Хелен поспешила к ней и заключила в объятия. В теплых зеленых глазах сестры светилось радостное облегчение. А Стива нигде не было видно. Но Линни знала, что у него в конторе есть другая одежда. Она не раз видела его в разных рубашках и брюках в течение рабочего дня.

Потягивая лимонад, девушка пыталась болтать с Хелен о недавних событиях, но звука знакомых шагов на передней террасе так и не послышалось.

Когда стало смеркаться, дон Рамон легко дотянулся до керосиновой лампы над баром, чтобы зажечь свет для Хелен, затем собрал свои бумаги и, улыбаясь только Хелен, как показалось Линни, бросил обеим дамам: «Buenas noches» [5]*.

Весь следующий день Линни старалась находиться поближе к бару, но мускулистая фигура посетителя в футболке так и не появилась. Когда солнце начало садиться за холмы, Линни в нетерпении принялась бродить по патио.

Неужели он не может оторваться от своих драгоценных строительных планов хотя бы на несколько минут? Она слышала, как дон Рамон говорил Хелен, что они движутся вплотную по графику, но ее раздражала мысль, что суровый строительный босс не мог уделить и секунды на что-либо еще, кроме работы, работы, работы!

На следующее утро у нее возникла идея сходить к навесу за дождевиком, который там остался, но когда она пришла, то не обнаружила его. Линни в огорчении побрела назад.

Единственное, что заставило вспыхнуть радостью ее зеленые глаза, было старое оливковое дерево, из-за которого она тогда бросилась в бой. Самая живописная часть ствола была со знанием дела обрезана, чудесным образом сохранились все естественные искривления и изгибы. Около пяти футов в вышину, украшая патио, оно стояло на твердом основании в верхней его части. Линни заметила, что из основания вверх тянутся зеленые ростки и в разные выемки и щели ствола посажены цветущие растения. Она не могла оторвать от дерева восхищенного взора, когда в патио появилась улыбающаяся Хелен и, заметив изумленное лицо сестры, обходившей дерево со всех сторон, спросила:

— Нравится? Это прислал Стив.

Восхищение слегка поубавилось на лице Линни, когда она услышала эту новость. Разумеется, ему некогда было привезти его самому!

Пока она была занята домашними делами и ждала случая увидеть Стива, солнце появилось снова во всей своей красе, и в цветущем яркими красками мае дни стали жарче. Нежно-вишневые цветы бугенвиллеи спадали каскадом с центральной арки кафе, и на виноградных плетях, которые Линни заботливо приучала расти поверх лоджии на передней террасе, появилась крохотная завязь будущих гроздьев. В полдень над землей распространялось ослепительное сияние, и на всем лежал сонный отпечаток где-то до четырех, тогда только солнце начинало снижаться, появлялся легкий ветерок, который начинал колыхать цветы. Вечера и ночи оживлял звенящий стрекот цикад.

На стройке наблюдалась повышенная активность. Фундамент был закончен, и теперь прибыли строители. Это была веселая толпа испанцев, обнаженных до пояса и жизнерадостных.

Если прежде, кроме домашних дел, у Линни не было особых забот, теперь их стало хоть отбавляй, поскольку во время сиесты, длившейся где-то с часу до четырех, у строителей вошло в привычку приходить в тень кафе «Мимоза» и отдыхать за столиками. Некоторые заказывали крепкий черный кофе, любимый их напиток, другие — густое сладкое вино белого цвета, а некоторые приходили просто так: опустить края шляпы над усталыми смуглыми лицами и немного подремать.

Сестры не возражали против тех, кто ничего не заказывал, их совершенно обезоруживал тот факт, что рабочие считали кафе своим.

Хелен радовалась прибавлению хлопот, а Линни нравилась особенная испанская атмосфера, царившая за столиками в эти несколько часов сиесты каждый день.

Все рабочие были добродушными и приветливыми и не стеснялись своего желания расслабиться в свободные от работы часы.

Все, кроме одного. Одетого в темную рубашку мужчины, который сидел всегда в стороне от остальных за ближайшим к дверям столиком. Линни не могла не замечать его каждый день, возможно, из-за его мрачного вида, так разительно отличавшегося от открытости других мужчин. Он был почти одного возраста со Стивом, чуть старше тридцати, с великолепным сильным и стройным торсом. У него было темное, с резкими чертами цыганское лицо и блестящие ровные зубы, но самыми примечательными на его лице были глаза. Темные, миндалевидные, почти восточные, они излучали такую энергию, которая пугала ее.

Звали его Висент, поскольку она часто слышала, как другие рабочие, посмеиваясь, упоминали его имя.

Линни пришла к выводу, что он был прорабом, поскольку, всегда поглядывая на наручные часы, покрикивал на рабочих, гоня их на стройку, когда заканчивался перерыв. Обычно он сидел до последнего, покуривая сигарету, и наблюдал, как она протирает столы.

Когда после ухода рабочих в кафе «Мимоза» воцарялась тишина, наступало время отдыха для его хозяек. Хелен любила расположиться у бара, где она могла бы обслужить дона Рамона, если бы тому вздумалось заехать к ним. Линни нравилось плавать в бухте, а потом лежать, обсыхая, на солнце.

Теперь, когда фундамент был выровнен, она ходила напрямик через стройку, поскольку, во-первых, тропинка вокруг стройки, которой она пользовалась раньше, была уничтожена огромным завалом из стальных брусьев и цементных блоков, а во-вторых, она могла краем глаза взглянуть на Стива. В стальном шлеме, обнаженный до пояса, он всегда был поглощен работой: сигналил крановщику, куда опускать груз, или указывал рабочим, куда класть следующую перекладину. Линни проходила мимо, грустно вздыхая. Она была уверена, что он не расставался со своей стройкой даже во сне.

Когда дни стали жарче, она стала дефилировать через стройку в белом купальнике, в наброшенном на плече пляжном халате и шлепанцах. И вот как-то раз строительный босс, обратив свой взор в ее сторону, отрывисто обронил:

— Советую вам поискать себе другую дорогу. Эта предназначена исключительно для бетономешалки.

Бетономешалки! Линни прошла с независимым видом, тряхнув волосами и всем своим видом показывая, что игнорирует его замечание. Однако вскоре она обнаружила, что старалась зря. Он явно не замечал ее, и девушка пришла к выводу, что у этого типа внутри вместо сердца бетономешалка.

Беспокойство снова охватило ее. Однажды вечером, находясь в гостиной наверху, она тряхнула волосами и обратилась к Хелен, которая пришивала тесемки к стопке кухонных полотенец: