Джина открыла боковую калитку и пошла по тропе, огибающей заросшую лужайку. Такими и должны быть лужайки в детских приютах, — говорил ее отец, — во всяком случае, их не следует помечать табличкой: «По газонам не ходить». Будучи заведующим одного из приютов Бенкрофта, он мог позволить себе держать слегка неухоженными и лужайку, и сам приют. «Любопытно, — подумала Джина, — будет ли новый зав (папа ведь вскоре уйдет на пенсию) столь же мудрым». Она тут же забыла об этом, вспомнив о Джордже.

«Яблоко от яблони недалеко падает, — поддел бы ее Тони, — как и наш любимый зав, ты принимаешь этих детишек слишком уж всерьез». Джина же предпочла бы, чтобы Тони Молори — их младший воспитатель и физкультурник — отнесся к проблемам Джорджа так, как это сделал бы отец. Но сейчас отца вызвали в Фонд Бенкрофта, чтобы наградить золотой медалью за отличную работу. Эх, если бы Тони…

Беспокойство за Джорджа сменилось озабоченностью по поводу Тони. Долго еще она будет (как намекала Барбара, другая практикантка в Бенкрофте) бегать за ним?

— Не то, чтобы от него то холодом веет, то теплом, — осуждала его Барбара. — Он всегда одинаков — безразличен.

— Тони не безразличен!

— Дорогая, когда проходят два года, а мужик ни тпру, ни ну, это значит, что он безразличен.

— Я сама виновата. Тони предложил купить кольца, а я… я…

Из скромности, — с болью вспомнила Джина, — из ложно понимаемого чувства «приличия», она предложила подождать немного, а в ответ услышала: «Вот молодец! Никакой спешки, а? Годится».

Похоже, это его вполне устраивало и устраивает до сих пор.

— Ему не до меня, — сказала Джина, — он весь в регби и крикете.

— Но, дорогуша, — возразила Барбара, — крикетные биты не идут под венец. Ты же хочешь выйти за Тони в один прекрасный день?

— Разумеется…

— Ага, но твой прекрасный день отодвинулся уже на два года.

— Барбара!

— Извини, но шеф скоро уходит, и у нас появится другой заведующий. Захочешь ли ты работать здесь не под началом отца?

— Все завприютами Бенкрофта седовласы и доброжелательны, — невпопад прошептала Джина.

— Не обязательно. Заставь наконец Тони устроить гнездышко для вас. — Барбара помолчала. — Как Дэвид устраивает его для меня.

— Не может быть!

— Может.

— Но… но…

— Но я знаю Дэвида только три месяца, а не два года? Верно. Я была тверда с самого начала. Без колец нет будущего, — говорила я. — Взгляни! — Барбара протянула свою загорелую руку, один палец которой украшало кольцо.

Джине стало больно, и она решила не скрывать этого от своей подруги.

— Но что мне делать? Как заставить его?

— Потребовать ясности.

— Но я не смогу, Бэб.

— Пожалуй, нет, — Барбара сочувственно посмотрела на подругу. — Тогда пойди другим путем. Найди подходящего парня и подогрей ревность Тони, чтобы, забыв о футболе и крикете, он поспешил под венец.

— Какая нелепость! — фыркнула Джина.

— Не так уж и нелепо.

— И где я найду подходящего парня?

— Им может оказаться новый шеф.

— Шефы седовласы и благожелательны, — повторила Джина, по-прежнему чувствуя боль — боль девушки, которой пренебрегли.

Однако, если отказаться от предложенной подругой «стратегии», то Тони так никогда и не «созреет». Но где же найти этого «подставного»? Да еще и правдоподобного? Кого-нибудь, вроде… да хотя бы вон того высокого, молодого импозантного мужчины, что поднимался по ступенькам парадного крыльца. Джина отметила покрой его серого костюма, прямую спину, твердый шаг — вот кто мог бы заставить Тони грызть ногти от отчаяния!

Ее не очень заинтересовало появление незнакомца. В их приют нередко наведывались посетители. Отец пользовался репутацией мудрого советчика, а книга о поведении детей принесла ему известность. Его посещали детские психологи и другие специалисты. А этот гость, наверное, автор какого-нибудь опуса, вроде «Мышление малолетнего».

Даже на расстоянии он казался мудрым, как отец, и Джине вдруг захотелось подбежать к нему и посоветоваться насчет Джорджа.

Так снова мысль о Тони была вытеснена проблемой Милсана Джорджа, шестнадцати лет, недавно окончившего школу и устроенного учеником пекаря в Орандж-Хиллз.

К Джине подошла миссис Деггинз, их кухарка и экономка, и коротко проронила:

— Джордж.

— Что Джордж? Только не говорите мне, что ему не понравилось в пекарне, куда мы с таким трудом его устроили.

— Да он просто в восторге! Говорит мне, что я неправильно мешу тесто, наглец!

— Так все в порядке?

— Если бы, Джина! Я намекнула ему: «Полагаю, Джордж, ты уже решил, как потратишь свою первую получку: столько-то в банк, столько-то церкви, столько-то на развлечения, а остальное — на жизнь?» Он ошеломленно посмотрел на меня и сказал: «На жизнь? Но я же живу здесь». Бедный мальчик, что я могла ему ответить? Я решила, что лучше это сделать вам.

— Правильно, миссис Деггинз. — Джина была ошеломлена не меньше Джорджа. Тони наверняка рассмеялся бы и бросил: «Да скажи ты этому оболтусу, что он должен съехать отсюда, как и все остальные». Но на самом деле все это не так просто.

Здешние дети отличались от «обычных». Пережив самое тяжкое потрясение — потерю родителей или, того хуже, их развод, они нуждаются в поддержке.

Отцу хватило бы десятиминутной беседы, и Джордж вышел бы из его кабинета с высоко поднятой головой и с гордостью объяснил бы младшим детям, что сам оплачивает и свое содержание, и часть расходов на них, произнося при этом красивые слова типа «ответственность» и «гражданский долг».

За долгие годы миссис Деггинз научилась не только готовить на шестьдесят детей, но и сочувствовать их проблемам.

Серый костюм с прямой спиной уже входил в парадную дверь, как бы подчеркивая этим свою значимость, ибо люди помельче воспользовались бы, как она, черным ходом. Размышляя так, Джина обогнула здание и со стороны огорода вошла в кухню — во владения миссис Деггинз.

Только такая огромная кухня могла удовлетворить аппетиты шестидесяти малолетних и полудюжины взрослых. Миссис Деггинз помогали Дора и Бренда, а также любой свободный от иных дел воспитатель. В кухне никого не было, и Джина положила купленного ею для именинного торта сахарного зайца на разделочную доску. На другой доске у окна она заметила нечто, похожее на торт.

Самым логичным было бы дать волю своему любопытству и посмотреть, что это за такое. Но не приведи Господь, чтобы миссис Деггинз, не желавшая никому раскрывать свои секреты, застала ее за этим занятием. Однако был способ проделать это без особого риска.

Она выскочила из кухни, подбежала к окну, у которого стояло блюдо с тортом, и встала на цыпочки, подняв над подоконником только лицо. Миссис Деггинз уже залила торт глазурью, и выглядел он весьма аппетитно. С сахарным зайцем сверху он ублажит любое детское сердце.

Слава Богу, Луиза не будет разочарована. Правда, если бы девочка не появилась за завтраком с мрачным лицом, никто бы и не вспомнил, что у нее день рождения. Но миссис Деггинз почувствовала неладное и подсказала Джине заглянуть в регистрационную книгу. Действительно: Луиза Требл, 7 сентября.

— Все так, миссис Деггинз. Ей исполнилось шесть.

— Бедняжка. Глазурь у меня есть, может, марципановый заяц или…

— Я схожу, — не колеблясь, откликнулась Джина.

Капля клубничной глазури упала на тарелку, и Джина бессознательно подобрала ее пальцем. Вкусно! Она протянула другой палец…

— Что это, — прозвучал насмешливый голос, — ты там слизываешь?

Застигнутая врасплох, она не удержалась на цыпочках и опустилась вниз, так что только глаза и нос виднелись теперь над подоконником.

— Что скажешь, девочка? — спросил голос.

Это был тот безукоризненный серый костюм, автор «Мышления малолетнего», зачем-то забредший на кухню. И он, видя лишь нос и по-детски коротко остриженные волосы, принял ее за одну из воспитанниц.