Неудивительно, что я чувствовала себя неловко, когда он появлялся рядом. Меня охватывал подсознательный страх, что он сможет прочесть мои мысли.

Он внезапно появился из-за ширм, качая головой.

— Как вы думаете, есть ли у нас сейчас в запасе кровь его группы? — обратился он к сестре Грант. — Ему необходимо срочно сделать переливание.

Я убрала каталку с его пути. Он поднял голову и посмотрел сквозь меня, затем снова уткнулся в историю болезни. Неожиданно мне стало спокойно за судьбу Джека Феллоуса, нового пациента. Если нужно будет сотворить чудо, наша хирургическая бригада его сотворит — я была в этом уверена.

К концу рабочего дня Дашфорд и я были на последнем издыхании от беготни туда-сюда по распоряжениям то старшей сестры, то старшей сиделки. Мы буквально ползком покинули наше дежурство. Линда явно куда-то торопилась. Мне стало интересно, что она делает по вечерам. Ее никогда не видели ни в комнате отдыха «Бастилии», ни в гладильной, в конце концов она даже не играла в настольный теннис и не слушала музыку. Должно быть, она влюблена, думала я, хотя для влюбленной она была слишком спокойна.

Тем же вечером, уже лежа в постели, я услышала, как маленький камешек звонко стукнул в мое стекло. Выскользнув из-под одеяла, я раскрыла окно. За пеленой дождя у противоположной стены я с трудом различила неясные очертания женской фигуры.

— Дженни, это я — Линда! Будь ангелом, впусти меня!

— Но как? — спросила я ее.

— Тише! Сестру-смотрительницу разбудишь! Ты просто спустись вниз и открой входную дверь, только смотри, не попадись!

Кое-как натянув халат, я отправилась в рискованное путешествие вниз по лестнице. Главная дверь всегда запиралась в одиннадцать часов, и опоздавшие должны были звонить в звонок и выслушивать гневные тирады сестры-смотрительницы.

Я знала, что ее комната находится в углу холла. Если бы она меня услышала, в неприятную историю попала бы не только Дашфорд, но и я!

Я осторожно прокралась к двери и отперла замок. Линда проскользнула внутрь, и мы вдвоем побежали наверх. Оказавшись у себя, я очень надеялась получить какие-нибудь объяснения, но она только поблагодарила меня за помощь.

На следующее утро в женском хирургическом отделении все было довольно мирно и спокойно. Миссис Аллен благополучно поправлялась, ее проблемы, похоже, были улажены. Миссис Джойс, которую я про себя называла «птичницей», потому что она прикармливала на подоконнике воробьев, чувствовала себя гораздо лучше после операции на почках. Тяжелых случаев не было, время шло спокойно и однообразно.

Однажды после работы мне вдруг захотелось побродить по холмам Райминстера. Гуляя, я собрала большой букет нарциссов и с удовольствием вдыхала их пьянящий аромат.

Внезапно около меня затормозила машина, и в окне показалось оживленное лицо доктора Коллендера.

— Добрый день, сестра, — приветствовал он меня. — Прекрасный день, солнце светит. А нарциссы для кого? Для сестры-смотрительницы? — пошутил он, открывая для меня дверцу машины.

Я засмеялась:

— Нет, для миссис Литтл.

— Она скоро отправится домой. Это что, подарок ей за то, что она была хорошей пациенткой?

Я развила перед ним мою теорию о том, что ее вечно бодрый вид заставил ее семью забыть, что она, так же как и все остальные, нуждается в подобных маленьких радостях. Он выслушал меня, улыбаясь.

— И я готов поспорить, что вам очень хочется им об этом сказать! Именно это мне нравится в вас: вы всегда говорите то, что думаете.

Я почувствовала себя неловко. Воцарилось молчание, я неотрывно глядела на его сильные руки, спокойно лежащие на рулевом колесе. Мы въехали в Истгейт, и он направил машину вверх по холму, к воротам больницы.

— Полагаю, до вас дошли слухи обо мне, — сказал он внезапно.

— Нужно быть святым, чтобы не порождать никаких слухов, — ответила я поспешно.

Казалось, он собирался сказать что-то еще, но передумал. Так что мне не удалось ничего узнать. Я знала лишь, что он живет при клинике, но никому, однако, не было известно, где он проводит свои выходные и есть ли у него близкие.

Лицо доктора вдруг помрачнело. У меня сложилось впечатление, что он уже успел пожалеть, что заговорил со мной. Там, среди холмов, мне удалось разглядеть в нем живого человека. Теперь передо мной снова предстала его холодная профессиональная маска.

Я отнесла цветы миссис Литтл. Она была очень довольна и похвалила мой новый весенний костюм. Я рассказала ей, что собираюсь купить подходящие к нему туфли, когда получу свою первую зарплату.

— Вот подождите, милочка, я выиграю в лотерею, — заверила она меня, — и куплю вам хоть десять пар. На прошлой неделе я заполнила шесть бланков. Теперь уже не долго ждать, это может случиться в любой день. Вот увидите!

Когда я спустилась в столовую на ужин, то увидела сестру Пиннок, окруженную группой третьекурсниц. Они стояли у дверей. По неожиданно наступившей тишине и смущенным лицам я поняла, что они обсуждали меня.

— Кто-то ведь должен это сделать! — решительно произнесла Пиннок, оборачиваясь.

— Вы хотите мне что-то сказать, сестра Пиннок? — спросила я резко.

Она выглядела очень самоуверенно.

— Если, конечно, вам приятно быть всеобщим посмешищем, то это не мое дело.

— Что вы имеете в виду?

— А то, что вас недавно видели в машине Дэйва Коллендера. Если бы вы были знакомы с больничным этикетом, вы бы знали одно элементарное правило: первокурсницам не полагается бегать за хирургами, по крайней мере у нас в Райминстере.

— Я не первокурсница! — вспыхнула я.

— Ах да, я знаю, вы закончили первый курс где-то в другом месте, но это было давным-давно.

— Это нахальство с вашей стороны! Вас не касается, чем я занимаюсь в свободное время. Так что попрошу не совать нос в мои дела!

Мое лицо пылало, когда я толкнула дверь в столовую. Расправляясь с остывшими сосисками, я принялась размышлять над своим положением. Похоже, я стала объектом всеобщего внимания. Если бы у меня был менее вспыльчивый характер, я могла бы спокойнее реагировать на провокационные замечания, подобные тем, что сделала мне Пиннок.

Затем я направилась в комнату к Линде. Я знала, что она наверняка успокоит меня. Ее натура была совсем не такой, как моя. Хотя я заметила, что в последнее время она кажется какой-то несчастной и потерянной.

Она стояла перед зеркалом и накручивала свои прямые волосы на бигуди, защелкивая их с таким ожесточением, что я моментально забыла о своих проблемах.

— Что-нибудь случилось, Линда? — спросила я, усевшись на край ее кровати. — Может быть, откроешься тетушке Дженни?

Ее губы неожиданно задрожали.

— Зачем тебе возиться с моими проблемами?

— Да ну, брось! — сказала я. — Я для этого сюда и пришла. Ветерок нашептал мне, что у Линды что-то не ладится. Ну, давай, можешь поплакаться у меня на плече, если хочешь.

Она долго молчала и наконец решилась рассказать мне, что ее печалит.

— Это все из-за Мартина, моего жениха. Он служит в банке, и мы планировали пожениться, как только накопим достаточно денег. Но месяц назад умерла его мать, и он остался совсем без денег.

— Время все сгладит, — сказала я ей. — Мне это знакомо.

— Да, я помню, ты говорила, что твоя мать тоже умерла, но у Мартина нет никого, кроме отчима, а он его терпеть не может! И теперь он запил. Мне кажется, он становится алкоголиком. Он говорит, что ему наплевать, что с ним теперь будет.

Она вытерла глаза. Про себя я подумала, что этот Мартин вряд ли стоит таких переживаний, но я не могла ей этого сказать и, пробормотав несколько банальных утешительных слов, поспешила уйти. Позднее, размышляя над услышанным, я поняла, почему Линда была так огорчена несчастным случаем, происшедшим с Джеком Феллоусом. Ведь на его месте мог быть Мартин…

Когда доктор Коллендер пришел в палату на следующее утро, сестра удалилась выпить кофе, а старшая сиделка отвечала на телефонный звонок, так что встретила его сестра Пиннок. Я суетилась у тележки с бельем, заправляя кровати. Он взглянул на меня и улыбнулся в знак приветствия. В очередной раз пробежав мимо, я заметила, что они смотрят на меня — вероятно, я была предметом их разговора. Зная Пиннок, я почувствовала себя очень неловко, но мы были заняты двумя новыми пациентками, и я не могла долго предаваться размышлениям.