— Как будто я собиралась упрекать ее! — обиделась Кейт.

— Откуда мне знать? До этого упрекали, — возразил он. — Просто скажите спасибо тому, что задержало ее здесь, и будьте помягче.

Кейт посмотрела на сидевшую в отдалении склоненную фигурку Брайди.

— Вы полагаете, Гай Дэвенпорт бросил ее и поэтому она не улетела?

— Думаю, да. И сейчас она разрывается между своим чувством и презрением к этому парню. Вы, Кейт, быть может, знаете, что нет ничего мучительнее подобных переживаний? Поэтому идите сейчас к девочке и отнеситесь к ней как можно бережнее. А потом мы поедем домой.

Проведенная им параллель напомнила Кейт о Бэзиле, но, как ни странно, впервые она не почувствовала при этом привычной боли. Впоследствии Кейт размышляла об этом и пришла к выводу, что к тому времени, должно быть, уже исцелилась от своих страданий. Но если так, то что… или кто… сотворил с нею это чудо? Но сейчас нужно было думать о Брайди. Это она нуждалась сейчас в утешении и защите. Спеша к ней, Кейт ломала голову всего над одним вопросом: откуда Конору, этой непробиваемой железобетонной конструкции, так хорошо известно о великой исцеляющей силе настоящей любви?

Кейт надеялась, что Конор не разрешит Брайди сесть за руль грузовичка. Но та решительно заявила, что раз сама пригнала его сюда, то, стало быть, и сама должна отогнать обратно. Несмотря на все усилия Кейт, шептавшей на ухо Конору: «Пожалуйста, не разрешайте ей!», — он встал на сторону Брайди.

— Иди заводи его, а мы поедем за тобой, — сказал он ей и, когда Брайди села за руль, обратился к Кейт: — Оставьте ее. Сосредоточив внимание на дороге, она отвлечется от горьких мыслей. Кроме того, мне кажется, она бы хотела, чтобы я услышал ее историю из ваших уст, а не от нее самой.

На обратном пути Кейт поведала ему все, как было.

После той случайной встречи на набережной Брайди виделась с Гаем Дэвенпортом еще несколько раз. Он поддразнивал ее, говоря, что она слишком усердно держится за подол сестры, и обещал, что, если она вырвется из дому и приедет в Лондон или хотя бы в Дублин, они смогут видеться гораздо чаще и что в обоих городах у него много влиятельных друзей, способных принять участие в ее будущем.

— Но он и не думал относиться к ней серьезно, — возмущалась Кейт. — Потому что, когда она собралась покинуть дом и написала ему об этом — помните, она упоминала об этом в письме к вам? — он попросту отказался от нее, бросил бедняжку, причем так жестоко, что даже она это поняла.

Подбородок Конора угрожающе выдвинулся вперед.

— Как мы и предполагали. Как он это сделал?

— Отправил в аэропорт письмо. Брайди пригласили по радио забрать его за полчаса до нашего приезда. Мне кажется, она поначалу не поняла, что к чему. Мне до сих пор не ясно, умышленно она пропустила рейс или была настолько потрясена, что не расслышала последнего приглашения на посадку. Письмо она держала скомканным в руке, когда я подошла к ней, и она дала мне прочесть его.

— И что в нем было?

Ноздри Кейт расширились от отвращения.

— О, это было убийственное, гадкое сочинение. Буквально пропитано ядом. Среди наиболее омерзительных вещей там содержался совет не быть маленькой дурочкой. И кто он, по ее мнению, такой? Нянька, что ли? Неужели она полагает, что ему в Лондоне нечем заняться, кроме как возиться со «всяким детским садом»? Неужели она в своем возрасте не может вести себя нормально, как это делает он? Если не может, то нечего и лезть… Ну и прочее в том же духе, — закончила Кейт.

— Ну ладно, — мрачно проговорил Конор. — Пусть только он встретится мне, и тогда посмотрим, как он будет себя «нормально вести». Кстати, по-моему, она не сильно сопротивлялась, когда вы повели ее домой?

— Да. Хотя даже не задалась вопросом, почему мы там. Она знала только одно — ей нужно вернуться домой — вот и сидела там, собираясь с духом. Хотела набраться побольше смелости.

— И вы дали ей ощутить, что смелости здесь не понадобится. — Это был даже не вопрос, а уверенное утверждение.

— Надеюсь, так. Хотя потом все равно понадобится. Сейчас она на гребне горьких переживаний, но потом эта волна начнет спадать. Повседневность и отсутствие надежды впереди… Боюсь, эти вещи требуют от человека куда большей силы и смелости, чтобы их перебороть.

Конор смерил ее проницательным взглядом:

— То есть примерно через это сейчас проходите вы, Кейт, a thaisge?

Она тяжело вздохнула:

— Проходила. Но, надеюсь, все позади. Работа по дому помогает, а когда мне хочется грустить, я вспоминаю, что есть люди, еще несчастнее меня. Деннис Риган, например.

— Ах ну да, Деннис… Вам, должно быть, удается утешать друг друга?

Кейт кивнула:

— Да, мне это помогает и, надеюсь, ему тоже.

— А вот большинство его друзей считает, что пора ему взяться за ум и переменить свою жизнь. Неужели он так жалеет себя, что предпочитает пользоваться вашей добротой?

— Он не пользуется. И я не просто жалею его. Дело вовсе не в том, что мы оказались в одинаковом положении. Мы подружились давно, еще до того, как я уехала в Англию, и у нас много общего.

— Так говорит Деннис, когда разговор заходит о вас, — сухо заметил Конор.

— Ну что ж, я рада. Я хочу сказать, рада, что его греет мое присутствие здесь. Потому что иногда, когда он совсем падает духом, у меня просто опускаются руки. — Кейт помолчала и вдруг спросила: — Кстати, что за гэльское слово вы только что произнесли? «A thaisge», кажется? Что оно означает?

Конор на мгновение задумался.

— Неужели не знаете? Разве все, чем вас пичкали в школе, уже выветрилось из головы?

— Я не учила ирландского, потому что ходила в школу в Англии. Так, знаю несколько общеизвестных фраз, которым научил меня папа, могу вывеску прочесть. — С щемящим чувством Кейт вдруг вспомнила нежное «chroi», которым когда-то надеялась привязать к себе Бэзила.

— Тогда, надеюсь, вы не станете возражать, если я буду называть вас «a thaisge»? Это все равно, как если бы я называл вас «дорогая».

— Оно и в самом деле так переводится? Разумеется, не буду. Почему я должна возражать?

Легкая усмешка промелькнула на губах Конора.

— А мне показалось, вы могли бы. Мне уже доводилось видеть приступы вашей гордости. А все-таки скажите, что плохого, если вас назовут «дорогая» с добрыми интонациями?

— Звучит как-то покровительственно. И никогда не употребляется с добрыми интонациями, скорее язвительно, — объяснила Кейт.

Конор лишь ухмыльнулся в ответ.

Они все время следовали за грузовичком и почти одновременно подъехали к дому. Выйдя из машины, Кейт заметила, что записка, оставленная для Денниса, исчезла. Значит, он приходил и ушел. Ну что ж, возможно, это к лучшему — ведь Кейт не знала, захочет ли Брайди посвящать Денниса в свою историю.

Кейт повернулась к Конору:

— Вы зайдете?

Он покачал головой:

— Нет, в другой раз. Мне нужно ехать.

— Ну пожалуйста!..

Он отказался, и Кейт вдруг поняла, что он сделал это из уважения к чувствам ее отца. Человек оказывает врагу услугу и при этом не может зайти в его дом без ведома хозяина. «До чего же все-таки несгибаемыми могут быть понятия о мужской чести!» — думала Кейт.

Конор подошел к Брайди, взял у нее брезентовую сумку и передал Кейт.

— Значит, в пятницу наша малютка, как обычно, съездит в Корк и вернется. Правда же? — спросил он у Брайди.

— Наверное, — безжизненным голосом отвечала та, пряча от него глаза. Потом подбородок ее вдруг задрожал, и она бросилась к нему в объятия.

— Ах, Конор, ты такой хороший! И почему другие мужчины не такие?! — всхлипывала она, уткнувшись ему в плечо.

Он погладил ее по волосам:

— Так уж и хороший? А ты не думаешь, что я устроил эту погоню, потому что не хотел отпускать тебя в Англию? Иначе, боюсь, у нас во всем отеле стояли бы на столах одуванчики в стеклянных банках. А ты говоришь, надо побольше таких мужчин. Ну и зачем? Чтобы они, словно выкроенные по лекалу, все как один походили друг на друга? Это неинтересно.