Он тоже поднялся.

— Тысячу раз спасибо. Вы были сказочно добры. Я увижу вас здесь снова? Расскажу, чем закончилось пари, и отдам снимок.

— Может быть. Это будет зависеть от того, где я буду обедать, когда устроюсь на новую работу.

— Ну пожалуйста, Аликс, хотя бы еще разок… После того, как я обставлю Беппо. И можно я отвезу вас, куда вам надо? У меня здесь стоит старенький «тополино», так что вы только скажите куда.

Аликс колебалась.

— Мне нужно только на железнодорожную станцию, — наконец проговорила она.

— На вокзал?

— Нет. На станцию Трастевере неподалеку отсюда. Это вниз по Виале.

— Это проще простого.

Он расплатился с Карло, вышел на палящее солнце и направился к одной из тех десятков тысяч чадящих и дымящих малолитражек, которые заполняют улицы города.

— Значит, от Трастевере поездом? — небрежно поинтересовался он.

— Нет, мне нужно в камеру хранения.

— А потом?

— Просто отвезите меня на станцию, и все, — решительно сказала Аликс.

Когда они ехали по длинной, залитой солнцем улице, он спросил:

— А вы не находите, что я должен рассказать о себе несколько больше, чем то, что меня зовут Микеле?

Аликс не смогла сдержать улыбки:

— Так уж и должны?

— Мне кажется, вы могли бы так думать. Ну так вот: зовут меня Микеле Париджи, возраст мой вам известен. Сейчас я обитаю в однокомнатной холостяцкой квартире по эту сторону реки. Ее хозяин — мой друг — учится в Миланском университете и приезжает только на каникулы. А вообще я живу со своей семьей — матерью и сводным братом Леоне. А еще каждый год к нам на лето приезжает моя двоюродная сестра Венеция д’Анца. У нее нет матери, а отец сейчас находится по делам в Америке. У них есть своя вилла в Амальфи. Наш дом — Вилла Фонтана на озере Альбано. Добираться туда очень просто — выезжаешь на старую Аппианскую дорогу и у Кастельян-дольфо сворачиваешь в горы.

— Понятно.

Он бросил на нее быстрый взгляд:

— Я вижу, вы не проявляете особого интереса. Разве имя Париджи вам ни о чем не говорит?

— А что, должно? Ах, ну да, вы хотите сказать, что ваша семья — знаменитые ювелиры Париджи Камеос?

Он кивнул:

— Именно так. Аугусто Париджи женился на моей матери. Она его вторая жена и не приходится Леоне матерью. А он-то как раз и есть «настоящий» Париджи Камеос, потому что…

— А вы чем занимаетесь в фирме?

— Я? Ничем. Видите ли, я не вижу ничего привлекательного в том, чтобы обрабатывать агаты и ониксы для продажи туристам.

— Чем же вы в таком случае занимаетесь?

— Ничем. Я один из лежебок-паразитов, как любит выражаться мой солидный и серьезный братец Леоне. — Микеле изобразил нарочито понурый вид, потом распрямился и лихо подкатил к зданию станции. — Ну вот, приехали. Вы действительно не хотите, чтобы я отвез вас потом, куда вам нужно?

— Нет, благодарю вас, — сказала Аликс, оживившись, и протянула ему руку. — Прощайте, — подчеркнуто исчерпывающе проговорила она.

Микеле усмехнулся:

— Ну что вы, Аликс, просто до свидания!

Подождав, когда он уедет, Аликс отправилась по своим делам. Ее заинтриговала эта странная встреча, но она была рада, что не дала парню ни одной путеводной ниточки, благодаря которой он мог бы найти ее. У Карло она больше не появится. В городе полно других кафе, где можно вкусно и дешево поесть, а за снимок и переживать не стоит — ведь он подписан только именем.

И все же Аликс никак не могла отделаться от мыслей об этом странном, казалось бы совсем невинном, знакомстве. Этот Микеле Париджи не сильно ей надоедал, откровенно рассказывал о себе, и все же было в этой встрече что-то загадочное и непонятное, что подспудно беспокоило Аликс. Но что именно? Быть может, тот сомнительный факт, что она стала поводом для спора? Или страстное желание Микеле произвести на нее впечатление фамилией «Париджи», которую она, безусловно, хорошо знала и которая считалась символом мастерства, успеха и богатства. Или, быть может, колкости, отпущенные Микеле в адрес сводного брата, единовластно управляющего прославленной фирмой?

Этого Аликс не знала, но в одном была четко уверена: она распрощалась с ним окончательно и бесповоротно и не намерена больше появляться у Карло.

Аликс забрала в камере хранения дорожную сумку и два чемодана — за остальными вещами она приедет через неделю, когда освободится однокомнатная квартира, которую она себе уже подыскала. А пока ей придется перебиваться в скромном пансионе, где она сняла комнату на несколько дней. Выйдя из здания станции, она поймала такси и назвала адрес. В пансионе не оказалось привратника, так что ей пришлось тащить чемоданы самой. Плотно сдвинутые шторы не давали проникнуть в комнату лучам яркого майского солнца, а наглухо закрытые двойные рамы не пропускали веселый уличный гам. На душе у Аликс стало совсем тяжело.

По меньшей мере до четырех часов город погрузится в сиесту, магазины и офисы закроются, а до ближайшего парка далеко. В четыре она выберется из дома, прогуляется по улицам, поглазеет на витрины, купит себе вечернюю газету и попробует поискать какую-нибудь работу в разделе «Требуется…». На завтра у нее есть два варианта — английское и американское туристические агентства в районе Виа Венето. Но до завтра предстоит еще как-то протянуть сонливый день и тоскливый одинокий вечер. Когда в первом всплеске своей страстной любви к Риму она сказала себе, что это ее город и она никогда не покинет его надолго, ей даже удалось передать это восхищение отцу и заставить его полюбить этот город в память о матери. Аликс с отцом жили душа в душу, и она не нуждалась в другом общении, а в последние месяцы его жизни она и вовсе посвятила себя целиком заботе о нем.

Но отца больше не было, ее немногочисленные знакомства могли бы перерасти в дружбу, но для этого требовалось время, и, с тех пор как отца не стало, лишь жаркое римское солнце согревало ее душу, хоть как-то затмевая своим ярким светом прозаическую необходимость поисков работы и притупляя боль внезапно охватившего ее чувства одиночества.

Правильно ли она поступила, не поддавшись на уговоры тетушки Урсулы вернуться в Англию и найти работу там? Это покажет время, а времени у нее мало. Та незначительная сумма, что оставил ей отец, находится здесь, в Италии, и если ей удастся найти работу, она обязательно останется. Однако первая неудача так или иначе подорвала эту уверенность. А что, если?.. Что, если… Ей казалось, она живет на обоюдоостром ноже, одно лезвие которого — надежда, а другое — отчаяние. И то одно становится острее, то другое. Сегодня она была подавлена и винила в этом Микеле. Она поняла, что завидует этому парню, его видимому благополучию и уверенности, тому, что у него есть семья, что Рим — его родина, в то время как сама она здесь всего лишь иностранка-полукровка, которая до конца своих дней так и не будет принадлежать полностью ни Англии, ни Италии…

Чтобы не разрыдаться от жалости к самой себе, Аликс принялась распаковывать чемоданы. Ей не терпелось хоть как-то обжить комнату и поскорее принять душ.

В ванной из крана с холодной водой текла просто ледяная вода, из другого — вместо горячей лилась тепловатая. «Милая Италия! — подумала Аликс. — Здесь никогда в водопроводе не бывает нормальной воды. Ну как не любить ее за это? За это и за многое другое. Например, за…»

Но этот список был таким длинным, что Аликс решила приберечь его для бессонной ночи. Нет, она обязательно останется. Она просто должна остаться. А завтра, как говорила Скарлетт О’Хара, будет новый день.

Но следующий день не принес ничего нового.

В одном месте требовалась женщина постарше, другая вакансия — дежурной в холле отеля — оказалась уже занята. Побывав в обоих местах, Аликс перекусила в кафе самообслуживания на Пьяцца Барберини, посидела на скамейке в парке Боргезе, спустилась по Лестнице Испании, купила себе букетик анемонов, которые дешево стоили и вполне могли уместиться в ее стаканчик для полоскания рта, и вернулась домой на автобусе.