Я сказала:

— Наверное, есть какая-то непонятная мне причина, по которой ты мне все это говоришь.

— Простите, — ответила она. — Вы моя учительница, вы намного старше меня, а я не очень способна…

— Я этого не говорила. И даже не думала так.

— Ну ладно, я уверена, что тетушка Милли так и сказала вам обо мне. Но я теперь изменилась, потому что встретила Эгана. Думаю, он очень сильно повлиял на меня.

Мисс Уолдрон сильно встревожилась, бы, услышь она такое.

— Так или иначе, я знаю теперь достаточно хорошо, что значит быть влюбленной, и поэтому беспокоюсь за вас.

— А кто сказал, что я влюблена?

— Вам и не надо говорить об этом. Я сама вижу, какая перемена произошла в вас. Я только не хотела бы, чтобы вашим избранником оказался Конор.

Постояльцы сидели на террасе за аперитивом. Эган, проходя мимо с подносом, улыбнулся Марии. Она поцеловала его в салоне у лестницы. Мне показалось, что в воздухе еще держится запах нарциссов.

Конор не появился за обедом. Камилла принесла вкуснейший суп в белой глиняной супнице и просто приготовленного, но чудного барашка. Если бы только люди знали об этом отеле «Ферма», если бы мадемуазель Софи следила за ним получше, чтобы он утопал в цветах, как все вокруг, тогда…

А кому до этого есть дело?

В один прекрасный день Лаура наберется смелости и потребует у мужа развода, и тогда, нагруженная деньгами и бриллиантами, она приедет за Конором, и он навсегда отряхнет прах «Фермы» со своих ног.

Эган и Мария после обеда исчезли. Я допивала свой кофе и разговорилась с молодой парой из Бельгии; супруги случайно попали в «Ферму» и, казалось, нисколько не страдали от здешних условий.

— Просто открытие — этот дом так высоко в горах, — сказала молодая женщина. — Теперь, когда мы знаем, что здесь есть бассейн, мы скажем нашим друзьям, которые поедут на юг, чтобы они останавливались здесь.

Надо было что-то сделать, чтобы разрекламировать бассейн. Мне совсем не хотелось спать, и, когда молодожены отправились к себе, я пошла вниз, к навесу, который Конор использовал в качестве столярной мастерской.

Дрожащей рукой я нащупала выключатель. Свет зажегся, и я увидела прекрасно организованное рабочее место. Если бы Конор направил свой талант на обустройство интерьеров «Фермы»! Вдоль стен, рассортированный по размерам, был сложен пиломатериал. В шкафах стояли краски, под ними висели кисти. Я отыскала доску, по размерам подходящую для указателя. Нашла в ящике наждачную бумагу и зачистила одну сторону доски. Потом набросала карандашом очертания отеля, окруженного деревьями, с горами на заднем плане. А перед домом изобразила овальный бассейн. У Конора нашлись быстросохнущие эмалевые краски; для моих целей они подходили превосходно. Я раскрасила свой рисунок ярко, может быть, даже немного наивно, но эффект получился замечательный. Наверху я написала: «Ферма», а внизу — «Бассейн», по-французски и по-английски. Вокруг названия отеля я нарисовала сверкающие звезды, ведь все имеют право на звезды…

Я не знала, как долго простоял Конор в дверях.

— Увидел свет и подумал, что забыл выключить его, — сказал он. Потом подошел поближе и посмотрел на мое творение. — А что, очень хорошо.

— Мне просто было нечего делать, — ответила я, пожав плечами. — А вы говорили, что хотели бы иметь такой указатель.

— Я не ожидал, что вы примете на себя столько хлопот. Но это гораздо лучше, чем может сделать мастер в Белане.

Разговор не клеился. И я сказала:

— Ну ладно, я пойду к себе и попробую отмыть руки скипидаром.

— А у меня здесь есть немного.

Он отыскал бутылку и чистую тряпку, стоял и смотрел, как я вычищаю краску из-под ногтей.

— Я провожу вас в отель, — предложил Конор. — У меня есть фонарик.

Он выключил свет в мастерской, взял меня за руку, а в другой держал фонарь, луч которого прыгал по земле перед нами.

— Вам, наверное, очень одиноко по вечерам, — сказал он. — Я понимаю, что это работа, и все-таки очень плохо быть заточенной в таком уединенном месте, как это.

— Но я вовсе не страдаю, — ответила я. — Привыкла к одиночеству.

— Если вы одна, — медленно произнес он, — значит, это ваш собственный выбор.

Я слегка покраснела, потому что Конор был не из тех, кто украшает свою речь пустой лестью.

— Мой круг общения ограничен, — ответила я. — Но среди тех, кого я вижу, нет никого, кого бы я… захотела узнать получше.

— Полюбить кого-то — значит совершенно измениться. Не важно, кто вы и чем занимаетесь; человек становится другим рядом с тем, кого любит.

— У вас есть Лаура, — сказала я.

Он ответил не сразу:

— Лаура замужем.

— Но, кажется, она вас любит?

Он отнял руку и сделал безнадежный жест. Я полагаю, что он подумал о тех коротких часах, когда они были вместе. И все же это лучше, чем ничего.

— Почему она не может развестись с мужем?

— Он никогда не даст ей развода. Никогда не отпустит ее.

— А как он сможет удержать ее, если она захочет покинуть его? Я уверена, что она ничего не потребует.

— Почему мы должны говорить о Лауре? — спросил он, повернувшись ко мне.

— Извините, я не имела в виду…

Он крепко сжал губы.

— Вы же ничего не знаете о ней… о нас.

— И это меня не касается. Я понимаю.

— Нет, не понимаете, ничего не понимаете! — воскликнул он, неожиданно рассердившись. — Я не знаю, почему мы должны говорить о ней. Я только хочу поблагодарить вас еще раз.

— За указатель? Не надо меня благодарить. Я сделала это с любовью.

Желая обойтись общими словами, я вместо этого произнесла самое точное слово. Я поспешила пожелать Конору спокойной ночи, чтобы не пуститься в непозволительную откровенность, и поднялась наверх.

Дверь Марии была открыта. Я заглянула туда. Я не видела, чтобы они с Эганом возвращались, и хотела пожелать ей спокойной ночи. Но она была не одна. Она и Эган стояли лицом к лицу. Я почувствовала напряжение. Они поссорились? Я отступила:

— Я только хотела…

Я замолчала. В полутьме я не разглядела раньше их лиц. На лице Эгана словно застыла маска, Мария была бела как мел.

— В чем дело? — резко спросила я.

Они смотрели друг на друга, как бы раздумывая, сказать мне или нет. Мария первая решилась и выпалила:

— Смотрите.

Она подошла к гардеробу и отворила дверцу. Я заколебалась, сразу испугавшись. Мои мысли крутились вокруг всяких ужасных вещей, которые я могла бы увидеть. Но я все же шагнула вперед и заглянула в гардероб. Сперва я увидела только кучу тряпок. И только мгновение спустя поняла, что эти тряпки — платья Марии. Кто-то порезал их бритвой.

Я лишилась дара речи. Обняла Марию, пытаясь утешить.

Взглянув поверх ее головы, я встретилась глазами с Эганом. Он сказал напряженным голосом:

— Это, скорее всего, Софи. Я поговорю с ней.

Он сделал движение, чтобы уйти, но Мария освободилась от моих объятий и кинулась к нему.

— Эган, пожалуйста! Ты ничего не добьешься. Она же сумасшедшая. Но я совсем не боюсь ее. Не раздражай ее.

Мы с Эганом снова переглянулись.

— Может быть, Мария права, — сказала я. — Софи еще больше разъярится, если вы вмешаетесь. Платья — это не так уж страшно. Мария — вот что важно.

Я оставила их. Впервые я испугалась за Марию: Но на следующий день появился повод для еще большего беспокойства. Скажу без преувеличения: мне стало по-настоящему страшно за нее.

Утро выдалось дождливое, я была у себя в комнате и рисовала то, что видела из окна: старые каменные стены, заросшую плющом террасу, ржавую садовую утварь, поникшие под дождем головки цветов. Дверь была открыта, чтобы Камилла могла войти и убрать комнату.

Заглянул Эган.

— Снова за работой? Можете прерваться на минутку?

— Входите.

Я продолжала работать, а он стоял за моей спиной и смотрел на рисунок.

— Керри, вы беспокоитесь за Марию?

— Как же иначе?

— Я не допущу, чтобы даже малейшая неприятность произошла с Марией, — заявил он. — Вы можете быть уверены в этом.