Мы очень быстро отобрали образцы. Конор склонялся к темно-красной плитке, которой уже были покрыты полы спален на «Ферме». Но мне понравилась итальянская плитка с цветами. Конор немедленно согласился.

— Вы хотите превратить эту старую развалину в дом роз, — сказал он. Снова его взгляд задержался на мне; я отвела глаза. — Представляю себе, как выглядит ваша квартира в Нью-Йорке!

А как должна выглядеть моя квартира в Нью-Йорке? Совсем не как цветок. Чистая и холодная, как и я сама, до того как приехала сюда. И как только я теперь вернусь туда?

Мы отыскали ресторан у старого порта и заказали рыбу и вино. Солнце и вино подействовали на нас обоих. Мы много смеялись. Один раз он даже наклонился и потрогал мои волосы. Зачем он сделал это?

Мы покинули ресторан и направились к машине, держась за руки. От прикосновения его огрубелых от работы рук у меня перехватывало дыхание. Мы задержались, разглядывая витрины магазинов. Я смотрела на наше отражение в стекле, на наши сомкнутые руки, словно хотела запечатлеть все это в своем сознании.

К автомобилю мы вернулись с неохотой, будто зная, что празднику конец. Проехали через город и свернули в горы. Чем выше мы поднимались, тем свежее и прохладнее становился воздух. Когда мы поднялись на вершину одного из холмов, Конор остановил машину. Я с удивлением посмотрела на него. Он сказал:

— Я подумал, что вы захотите взглянуть назад, туда, где мы были.

Мы вышли из машины на пыльную обочину, у которой росли маленькие красные цветы. И он обнял меня с такой легкостью, будто делал это много раз прежде. Я обхватила его так же крепко, как и он меня. Я подумала об Эгане и Марии, как они жадно целовались в ту ночь, когда мы приехали сюда. Вот сейчас и с нами происходило то же самое; в горле у меня першило, глаза слезились.

Он отпустил меня и хрипло сказал:

— Будь проклято то место. Как бы я хотел, чтобы нам не надо было возвращаться туда! Простите, но я напрасно поддался порыву!

—  Почему?

Но я знала почему. Лаура.

Его рот так сжался, что мне даже стало страшно.

— А вот этого я не могу сказать.

Он открыл для меня дверцу, и я скользнула в машину.

Он не заводил мотор; нахмурившись, сидел неподвижно и смотрел вперед.

— Керри, я хотел бы, чтобы вы уехали домой. Забирайте Марию и уезжайте.

Я ожидала от него всего, только не этого.

— Но почему? Вы не хотите больше меня видеть?

— Нет. Вы же знаете, что это не так. Я хочу быть с вами, но не теперь. Я просто не знаю, что здесь может произойти. Уезжайте немедленно.

Мне пришлось немного подождать с ответом, потому что я не была уверена в своем голосе:

— Хорошо, я поговорю с Марией.

Меня иногда просто ужасает мысль о том, как много в нашей жизни зависит от простых совпадений. Если бы у Марии не болело горло, я бы не осталась тем утром в отеле и не видела бы, как во двор въезжал почтовый грузовичок с нашей посылкой. Если бы у нее не заболело горло и Эган не чувствовал бы себя свободным в то утро, он не позволил бы себе так долго чинить выхлопную трубу своего «ситроена» и мог бы взять эту посылку сам. Вот так.

Когда я остановилась у комнаты Марии, чтобы спросить, не позавтракать ли нам вместе, она пожаловалась на горло. Я прикоснулась к ее щеке, и она показалась мне горячей. В нашей аптечке в разделе «Больное горло» я обнаружила антибиотик, таблетки от кашля и инструкцию, рекомендующую при повышенной температуре обращаться к врачу. Термометр показал тридцать восемь, девушка чувствовала себя неважно, поэтому приняла лекарство, как было предписано, и попросила, чтобы ей подали завтрак в постель.

Ее отменный аппетит был добрым знаком, и я оставила ее на Эгана, который завтракал тут же, в ее комнате, а сама спустилась вниз, перекусила на террасе и решила остаться в отеле, чтобы быть под рукой, если Марии что-нибудь понадобится.

Когда Эган уехал в Белан, я пошла посидеть с ней. Она попросила меня нарисовать на стене в ее комнате такую же фреску, какую я сделала в своей.

— Вам нравится здесь, верно? — спросила Мария.

— Могло бы быть просто чудесно, если… если бы не Софи. — Но я совсем не так хотела закончить свое высказывание и добавила: — А тебе здесь нравится?

— Я совсем по-другому представляла себе лето, — сказала она, и ее голос дрогнул.

— А почему бы нам не поехать домой? Мы можем вернуться сюда следующим летом, и тогда все будет по-другому.

Уже не в первый раз я высказывала ей эту идею с тех пор, как Конор попросил меня забрать ее и уехать. Но она отказывалась даже слушать, и я подозревала, что мои слова звучали не слишком убедительно.

— Вы же знаете, что я не оставлю Эгана, — сказала она, отворачиваясь от меня.

— Но ты не очень счастлива, да, Мария?

Она помедлила с ответом:

— Это просто ужасно, быть влюбленной и не быть уверенной…

— Так ты не уверена?

— Уверена в себе, — тихо сказала она. — Но не уверена в нем.

— Ты думаешь, что он не любит тебя?

— Я не знаю. Он совсем другой, — сказала Мария. — Все время думает о чем-то другом, даже когда мы вдвоем.

Внизу зазвонил телефон. Тут же пришла Жанна и позвала меня. Это звонил Эган из Белана.

— Как Мария?

— Кажется, немного лучше.

— Мне нужна для автомобиля новая выхлопная труба, а в гараже ее не могут подобрать. Они позвонили в Дьенн, там нужная труба нашлась, поэтому, если все в порядке и я вам не нужен, я поеду в Дьенн и установлю ее. Объясните, пожалуйста, Марии. Скажите, что я сделаю ей сюрприз, если она будет хорошей девочкой.

— Я передам ей.

Я уже шла обратно к лестнице, когда сквозь открытую входную дверь увидела мсье Фресни из почтового отделения, который вносил в дом большой ящик. Я остановилась, чтобы пропустить его. Он прислонил ящик к стене.

— Его вернули сегодня утром из компании «Ландон», которая занимается пересылкой грузов. Что-то свалилось на ящик, и, хотя они могут починить его сами, все-таки прислали его вам, чтобы вы убедились, что внутри ничего не пострадало. Естественно, они оплатят любой ущерб, если признают, что это их вина…

Сквозь сломанную планку я могла рассмотреть, что в посылке те две картины, которые Эган собирался отослать. На бирке значилось имя Марии Уолдрон и адрес — Мэдисон-авеню, Нью-Йорк.

— Благодарю вас, мсье Фресни. Я сама осмотрю картины.

Я понесла было картины в комнату Марии, но увидела, что она задремала, поэтому прошла к себе и поставила ящик на стул. Ножом, который входил в мой набор для рисования, я начала отдирать сломанную планку. Сами картины были помещены в толстую картонную коробку внутри ящика и располагались лицом к лицу, чтобы не повредить краски, но я увидела, что эта коробка помята, и разрезала ее тоже.

Обрезав бечевки, которыми были связаны картины, я поднесла одну из них к окну, чтобы изучить более тщательно. Задняя сторона полотна казалась неповрежденной, но я должна была посмотреть, не отстала ли краска. Оказалось, что и здесь все в порядке. Я провела пальцем по золоченому листику на раме, чтобы убедиться, что позолота не отстала, иначе придется отдавать раму в починку столяру в Белане, прежде чем Эган снова запакует картины. Палец ощутил повреждение прежде, чем я заметила его глазами. Это было в самом углу рамы, где соединялись планки, там не хватало кусочка примерно в дюйм длины. Он, наверное, упал на дно коробки, я найду его и приклею на место. Я поискала его на ощупь и нашла.

Он был скошен с одного конца и прямой с другого, на лицевой стороне был вырезан золотой лист, а на обратной я заметила следы клея.

Я внимательно смотрела на него. Кусочек был раньше приклеен, потому что прямая сторона напротив скошенной тоже когда-то была смазана клеем. Может быть, столяр по ошибке сделал одну сторону рамы слишком короткой и хотел надставить ее. И этот кусочек упал.

Получалось, что столяр отрезал все планки слишком коротко и надставил их, вместо того чтобы забраковать. Не похоже на профессиональную работу! Я снова осмотрела раму, и опять мои пальцы нащупали стык на другом конце планки прежде, чем его увидели глаза. Теперь я нашла тонкие, почти неразличимые линии на конце всех планок. Потом взяла другую картину и рассмотрела ее таким же образом, но ничего не нашла. Только в картине Армана все планки были надставлены.