— Уверена, что я гораздо тяжелее пуха, — засмеялась Лайза.

Он улыбнулся в ответ.

— Вы могли бы быть тяжелее пуха, если бы побольше ели и кто-то взял бы на себя заботы о вас! Я не верю, что вы сами в состоянии как следует позаботиться о себе, — довольно задумчиво заметил он.

— Я делаю это вот уже три года! — ответила она, и он промолчал.

Лайза испытывала невероятное блаженство, танцуя с ним, и теперь, когда мгновения паники миновали, до нее дошло, что им хорошо вместе. Питер был хорошим танцором, и с ним она чувствовала себя на высоте, но Хулио Фернандес давал ей ощущение, что она превосходит самое себя. В мыслях о нем она представляла, что именно такими, плавными и гибкими, должны быть его движения в танце — из-за принадлежности к латинской расе. Сейчас же она ощущала и себя такой же плавной и гибкой, и ей казалось, что они с доктором составляют единое целое…

Только когда окончился танец и они снова стали двумя отдельными существами, Лайза поняла, насколько совершенным было их временное единение.

Но только вновь заиграла музыка и танец продолжился — мир вокруг нее перестал существовать, а тело поплыло в тумане восторга. Ум ее почти помутился от счастья, что она там, где есть, — в объятиях человека, которого любит!

Музыка поражала своей чувственностью, а ритм совпадал с учащенным биением ее пульса. Открыв глаза, Лайза увидела над собой лицо с точеными чертами, и ее поразила его бледность и огонь, разгорающийся в темных как ночь глазах.

— Прошу у вас прощения за Жиа, — сказал он, и его слова вернули ее с небес на землю. — Ей следовало бы поддерживать связь с вами и, разумеется, поблагодарить за присланный вами подарок.

Она вздохнула и некоторое мгновение не могла ответить, потому что в этот момент ей было почти больно говорить. Да и необходимости в таком разговоре не было.

— Жиа здесь ни при чем, я уверена.

— Так вы подозреваете…

Лайза довольно жестко посмотрела на него:

— Думаю, донье Беатрис не очень хочется, чтобы девочка поддерживала со мной связь!

— Но это же абсурд! — заявил он. — Вас наняли для того, чтобы вы воспитывали Жиа и интересовались ею. И естественно, что вам должно быть дело до всего, что связано с ней.

— Я беспокоилась о ней, — призналась Лайза. — И мне все еще хочется знать, действительно ли мне необходимо вернуться на виллу? Потому что, если нет…

— Ну конечно же, я хочу, чтобы вы вернулись на виллу! — нахмурился он, глядя на нее. — Почему нет?

— Потому что донья Беатрис, по-моему, предпочла бы, чтобы я не возвращалась туда!

Его черные брови сошлись на переносице.

— А разве это касается доньи Беатрис?

— Думаю, что касается, — учтиво произнесла Лайза, жестко глядя ему прямо в глаза. — Разве нет?

Внезапно музыка прекратилась, и они остановились так быстро, что он невольно отпустил ее. Лайза, потеряв равновесие, слегка ухватилась за него, но высокий каблук подвернулся, и она почувствовала резкую боль в колене. У нее перехватило дыхание, и она побледнела.

— Вы повредили колено? — участливо поинтересовался доктор.

Она покачала головой, закусив нижнюю губу:

— Нет, нет, все в порядке!

Доктор внимательно продолжал смотреть на нее, но она твердым шагом отошла от танцевальной площадки и направилась к своему столику. Он последовал за ней, отвел ее от столика и твердо сказал:

— Я сейчас отвезу вас домой.

Лайза почти с ужасом взглянула на него:

— Вы не должны этого делать! Вы же гость! И потом, донья Беатрис…

— Оставим в покое донью Беатрис, — выразительно заметил он. — Вы довольно бледны и очень устали. Мы можем оставить записочку мисс Трейси, а я принесу необходимые извинения сеньоре Эспинахо. У вас есть ключ от квартиры, или там есть кому открыть вам?

— Хуанита, служанка мисс Трейси. Она будет нас ждать. Она всегда ждет ее, как бы поздно мисс Трейси ни возвращалась домой. Но, уверяю вас, нет никакой необходимости… — При этих словах Лайза почувствовала легкую дурноту от пилящей боли в колене.

Его голос прозвучал решительнее, чем когда-либо:

— А по-моему, необходимость есть! Вы за последние две недели были заняты больше обычного, больше того, что позволяет себе разумный человек в это время года и в таком месте, как Мадрид. А теперь еще и повредили колено. Я собираюсь отвезти вас домой.

— Прекрасно, — произнесла она с кротостью в голосе и почувствовала прикосновение его руки, твердо ведущей ее сквозь толпу.

— Возьмите вашу шаль, я подожду вас, — распорядился он, как только за ними закрылись блестящие двери ресторана и они оказались в вестибюле.

— Хорошо, — ответила Лайза еще более смиренным тоном.

Он вел машину к дому мисс Трейси, а Лайзе все еще казалось, что все это происходит с ней во сне.

Отправляясь этим вечером на день рождения к семье Эспинахо, она менее всего ожидала увидеть там в числе гостей своего хозяина. И вот это случилось! А сейчас он везет ее домой, если только это не сон!

Лайза и в самом деле очень устала, — можно сказать, она была просто изнурена. Она интересно провела время в Мадриде, но он ее очень утомил. Стояла сильная жара, а сегодня она к тому же очень много танцевала, гораздо больше, чем когда-либо раньше.

Рикардо Эспинахо много раз приглашал ее, и только под давлением своей матушки, которая обратила его внимание на нескольких молодых особ, ожидающих от него приглашения, решился покинуть девушку.

Питер довольно явно возмущался Рикардо, и всякий раз спешил опередить его, чтобы танцевать с Лайзой.

Словом, отбоя от кавалеров не было, и это утомило Лайзу. Она сидела, откинувшись на роскошное сиденье, чувствовала дуновение прохладного ночного ветерка и ощущала усталость и желание расслабиться! И хотя это была машина ее хозяина, а она невольно похищала его не только с бала, но и у женщины, на которой он собирался жениться, Лайза позволила себе отбросить все мысли об этом и благодарно окунулась в объятия темно-красной обивки машины.

Ветерок особенно приятно освежал после удушливой жары ресторана, которой предшествовал столь же жаркий день. Она не надела шаль, ее бледные плечи блестели в темноте, а юбки розовой кипенью раскинулись по всему сиденью и даже касались вечернего костюма доктора Фернандеса.

Положив золотистую головку на спинку сиденья, вглядываясь в мягкую, обволакивающую черноту ночного Мадрида, освещенного лишь сиянием великолепных звезд да случайными огнями желтых фонарей на притихших площадях и бульварах, она на мгновение забыла, где находится, пока доктор не коснулся ее руки.

— Вы устали, — более чем ласково произнес он. — Вы на самом деле очень устали, и победы, которые вы одержали сегодня вечером, вымотали вас! — Он помолчал. — Вы довольны вашими победами?

Она повернулась и недоуменно посмотрела на него:

— Вы имеете в виду постоянные приглашения этого молодого Рикардо?

— Рикардо Эспинахо, похоже, был готов съесть вас, когда я появился на балу, да и все остальные с удовольствием последовали бы его примеру! — Внезапно его голос стал очень сухим: — А Питер Гамильтон-Трейси, разумеется, ждет от вас самого серьезного отношения и к нему, и к его будущему!

Лайза посмотрела на темный, четкий контур его головы, вырисовывающийся во мраке автомобиля, и все ее тело наполнилось болью от нахлынувшей волны неудержимого стремления к нему. До нее доходил слабый запах дыма его сигареты и крема после бритья; сочетание этих запахов бросало ее в дрожь.

— А мужчина ждет, пока женщина серьезно отнесется к нему, прежде чем сам серьезно отнесется к ней? — с некоторым усилием спросила она.

Он сосредоточенно следил за дорогой.

— Если он англичанин, то, думаю, ждет! Может быть, это просто мои наблюдения. Если он не англичанин, нетерпение не позволит ему ждать!

— А как, — едва дыша, спросила она, — поступает испанец? Доктор продолжал хмуро глядеть на дорогу, освещенную лунным светом и утопающую в тени платанов.