Увидев ее, Анжела порадовалась, что не надела яблочно-зеленое с серебряной вышивкой платье, потому что на Уиллоу Раддок было платье смелого изумрудно-зеленого оттенка, а на ее шее сверкало красивое бриллиантовое колье. Чтобы обратить на него внимание, она небрежно поигрывала с ним, и каждое движение ее рук привлекало взгляды к браслетам на тонких запястьях, сочетающимся с колье. Судя по этим драгоценностям, у миссис Раддок, если она когда-нибудь решит снова выйти замуж, не будет нужды делать это из-за денег мужа, земель или чего-либо подобного.

Было совершенно очевидно, что она и так неплохо обеспечена.

Джонни Хэйнсфорт, который преданно следовал по пятам за Уиллоу, когда Анжела впервые увидела ее в Гранаде, тоже стоял на ковре, таким образом находясь так близко к предмету своего обожания, насколько это возможно. Двое других английских друзей Уиллоу тоже были здесь, не в силах не принять это приглашение. Анжела понимала, что они готовы остаться здесь, как минимум, на неделю, если только хозяин дома согласится так долго терпеть их.

Донья Миранда относилась к ним с легким презрением, сразу поняв, что они и близко не стоят к ее кругу общения. Но появление миссис Раддок, казалось, заинтересовало и даже заинтриговало ее. Она снизошла до того, чтобы задать Уиллоу несколько наводящих вопросов, а обнаружив, что вдова говорит по-испански, перебросилась с ней парой фраз на этом языке, хотя вскоре вернулась к английскому — то ли для нее так было легче, то ли она сочла, что этого требовала вежливость.

Анжеле удалось тихонько проскользнуть в комнату, так что, кроме бабушки, никто не заметил ее, пока она не простояла у окна почти минуту. Когда Фелипе протянул ей стакан шерри, она отказалась.

Он оглядел ее без видимого интереса, одобрения или порицания. Последнее, впрочем, было практически невозможно, потому что Анжела выглядела такой юной и свежей, как полураспустившийся бутон белой розы.

— Ты опоздала, — заметил он. — Я уже начал гадать, собираешься ли ты вообще к нам присоединиться.

Анжела не могла сдержать изумление.

— Я здесь уже почти минуту, — ответила она. — Я не думала, что вы заметили меня.

Он взглянул на часы:

— Ровно сорок пять секунд. И я заметил тебя в тот момент, когда ты появилась в дверях.

Анжела строила различные предположения насчет того, как рассядутся за ужином гости, и была немало удивлена, обнаружив, что ей отведено почетное место по правую руку от Фелипе, а миссис Раддок усадили на левую сторону. Донью Миранду попросили занять противоположный от хозяина конец стола, и это признание того, что она временно занимает место хозяйки дома, доставило ей немало удовольствия.

По этой причине на протяжении всего ужина у бабушки было хорошее настроение. Миссис Раддок и трое ее друзей получили от нее гораздо более доброе отношение, чем могли рассчитывать. Анжела прекрасно понимала, что ее бабушка против их присутствия в доме главным образом потому, что миссис Раддок была так привлекательна. Знание того, что внучка должна заключить брачный союз с мужчиной, который пригласил Уиллоу, делало донью Миранду немного подозрительной. Как бы то ни было, у нее не имелось оснований ставить под сомнение честность дона Фелипе Мартинеса. А его происхождение исключало возможность, что он сделает нечто способное заставить хотя бы одного из его многочисленных родственников приподнять краешек брови.

Но в то же время донья Миранда достаточно хорошо знала жизнь, чтобы понимать, что мужчина — это, в конце концов, всего лишь мужчина. Тот факт, что он продолжал дружбу с такой женщиной, как Уиллоу Раддок, после смерти ее мужа, который был первопричиной этой дружбы, вынуждал с подозрением относиться к подобной ситуации, если бы речь шла о ком-то другом, а не о доне Фелипе. Но речь шла именно о доне Фелипе, и это могло успокоить все подозрения.

Бабушка, однако, не могла отрицать, что испытала легкий шок, когда ей представили миссис Раддок, и сердилась на Анжелу: внучка должна была сказать ей прямо, что эта женщина — авантюристка. А она явно была авантюристкой, иначе не принимала бы приглашений от мужчин вроде дона Фелипе, тем более если он только что объявил о своем намерении жениться.

Если бы только Анжела, возмутительно сдержанная, побольше рассказала, как вдова выглядит, а главное — что она считает весь мир своей игрушкой, а старомодных сторонников строгой дисциплины вроде доньи Миранды находит довольно забавными… Что ж, тогда она могла бы кое-что сказать своему будущему внуку прежде, чем они отправились в «Каза Мартинес». Но теперь, когда они уже здесь, было бы дурным тоном и оскорблением для хозяина вести себя так, будто она не одобряет вдову его давнего друга. Поэтому донья Миранда старалась казаться куда более дружелюбной, чем это было на самом деле.

Она направляла разговор за ужином в такое русло, чтобы никого не обидеть. Но позже специально проследила за тем, чтобы именно Анжела разливала кофе в sala — между прочим, очень спокойно и грациозно, с наилучшей стороны показав свое воспитание в швейцарской школе. И она также позаботилась о том, чтобы Анжела не была лишена внимания, чуть ли не впихнув ее в разговор с помощью простенькой уловки — попросив рассказать несколько историй из испанского фольклора для развлечения гостей. Дона Фелипе происходящее явно забавляло: Анжела с готовностью подчинялась бабушкиным указаниям, хотя ей явно не доставляло удовольствия всеобщее внимание.

Несмотря ни на что, девушка держала себя прекрасно, а ее голос был таким чистым, приятным и звучал так по-английски. И Фелипе обнаружил, что внимательно прислушивается к его разнообразным модуляциям.

Миссис Раддок скучала, но время от времени пыталась это скрыть, снисходительно улыбаясь Анжеле. Джонни Хэйнсфорт, хотя и был безнадежным почитателем Уиллоу, с восхищением смотрел и на Анжелу, но делал это достаточно тактично, чтобы не оскорбить ее жениха. Другие двое гостей провели вечер, восторженно вздыхая над старинными вещами, которыми изобиловал «Каза Мартинес».

Анжела отправилась спать вместе с бабушкой и понятия не имела, как долго после этого бодрствовали остальные.

Она знала, что миссис Раддок улыбнулась еще снисходительнее, когда властный голос доньи Миранды объявил, что будущая невеста провела довольно тяжелый день и будет рада отправиться на отдых. Не скрылось от Анжелы и недоверчивое веселье в дымчато-серых глазах Уиллоу, когда Фелипе просто поклонился и поцеловал кончики пальцев невесты, прежде чем весьма сдержанно пожелать ей спокойной ночи.

Удивленным выглядел даже Джонни Хэйнсфорт, равно как и двое остальных гостей, изо всех сил старавшиеся вести себя так, как, по их мнению, от них ожидали. Все были потрясены очевидным фактом, что дон Фелипе и девушка, которая вскоре должна была стать доньей Фелипе, относились друг к другу как почти незнакомые люди.

Если бы что-то помешало их браку, ни один из них не был бы особенно расстроен.

Анжела пошла спать, возмущенная тем, что ее поставили в невыносимое положение. Она не винила бабушку, зато винила себя за то, что опозорила память отца и подчинилась, даже не пытаясь протестовать.

Она полночи не спала в своей комнате, вдруг показавшейся ей ужасно негостеприимной, и проснулась с рассветом с твердым намерением пойти на пляж и насладиться первым купанием в прозрачном море, пока не встали остальные.

Утро было таким замечательным, что все заботы и обиды на время исчезли; Анжела то плыла, энергично рассекая воду, то лениво лежала на спине в теплой, приятной воде. Перед отъездом она купила себе белый купальник, и он ей очень шел, тем более что на ней не было купальной шапочки и золотые волосы стелились за ней по воде. Анжела решила, что до завтрака у нее будет достаточно времени вымыть и высушить их. Прическу она всегда делала сама, поэтому никакого вреда от того, что волосы намокли, не было.

И она сможет присоединиться к остальным после завтрака. Дома они с бабушкой всегда завтракали в своих комнатах, и Анжела не видела причин менять привычки из-за того, что сейчас она гостила у жениха.