— Вы моложе своей сестры, не так ли, мисс Хольт?

— Почему же, нет, — ответила она. — На самом деле я почти на четыре года ее старше. Но иногда Лиза кажется немного... ну, она более серьезно относится к жизни, ведь после несчастного случая она была не слишком счастлива...

Это было значительное преуменьшение, но, по крайней мере, оно позволило без дальнейших проволочек заговорить о Лизе. Сердце Вирджинии тревожно забилось от желания узнать, что он думал о шансах ее любимой младшей сестренки, его лицо стало вдруг строгим и задумчивым, и он посмотрел на свой стол, где лежала небольшая стопка аккуратно отпечатанных писем, ожидавших его подписи.

Он взял свою перьевую ручку и несколько мгновений вертел ее в руках. Его руки были прекрасны — прекрасной формы и отлично ухожены, с чувствительными кончиками длинных пальцев, в запястьях под безупречно чистыми манжетами была видна сила и мужество.

— Мисс Лиза, насколько я понимаю, стремится давать фортепианные концерты? — сказал он.

— Она стремилась, — тихо ответила Вирджиния.

Он все еще смотрел на стол.

— А если эти амбиции не будут реализованы, как вы думаете, она не из того типа людей, которые отказываются думать о любой другой карьере или любом другом образе жизни, который не включает музыку? Как вы считаете, музыка — это вся ее жизнь или со временем она привыкнет слушать ее, а не творить? Она молода — вполне возможно, что однажды она выйдет замуж...

— Я не думаю, что Лиза когда-нибудь посчитает брак достаточной компенсацией за музыкальную карьеру, — медленно сказала Вирджиния, и она была честна.

— Правда? — он вдруг пристально посмотрел на нее.

— А вы честолюбивы, мисс Хольт? Может быть, это у вас в крови?

— О, нет — ее щеки порозовели под его внимательным взглядом. — Семья у нас не блестящая, и я думаю, что поэтому мы так гордимся Лизой, так ужасно гордимся!... — ее глаза умоляли его. — Есть ли какая-то надежда, доктор Хансон? Она будет... она будет играть снова? То есть, если вы решите оперировать?

— Я буду вполне откровенен с вами, мисс Хольт, — он закурил другую сигарету. — Я вполне уверен, что могу практически полностью восстановить функции правой руки вашей сестры. В этом нет сомнений. Но смогу ли я вернуть такую гибкость пальцев, которая со временем позволит ей сделаться выдающейся пианисткой, это другой вопрос. Почти не вызывает сомнений то, что она будет играть достаточно хорошо, чтобы стать первоклассным учителем музыки, если необходимо! Но учитель музыки — это не то место, которое она нашла для себя в своем воображении, не так ли? Это не то, чего вы все для нее хотите?

Да, они хотели для нее совсем другого. Надежды семьи были безграничны в том, что касалось Лизы, и даже сейчас они все еще надеялись... И это была надежда, и только надежда, которая скрывалась за стойкостью Лизы, только она была причиной того, что Лиза согласилась претерпеть все. Но если не было шанса...

Вирджиния попыталась пояснить доктору Хансону, как Лиза смотрела на жизнь, раскрыть ее полную решимости натуру и потребность отдаваться целиком любимому делу. Как она была поглощена своими стремлениями.

“Если она когда-нибудь влюбится — подумала Вирджиния — то это будет любовь, которая поглотит ее также, как музыка. Она отметет все препятствия перед собой, даже, быть может, те вещи, которые сейчас были близки ее сердцу, и любая малейшая преграда на пути к цели Лизе совсем не покажется преградой. Ибо такой уж она родилась. Огромная сила духа в хрупком теле. Это часто сбивало с толку некоторых людей, могло ввести в заблуждение и доктора Хансона”.

Он, в свою очередь, с вниманием слушал все то, что Вирджиния сочла необходимым рассказать о своей сестре. Казалось, он не сочувствовал Лизе, потому что его лицо оставалось беспристрастным.

Вирджиния осознала, что в своей практике он должен был сталкиваться с людьми, пережившими более суровые испытания и крушение надежд, чем в случае с Лизой. Так как Лиза, в конце концов, не только выжила в катастрофе, но и была сравнительно здорова. Но он непременно должен понять, что Лиза молода, и у нее было полное право многого ожидать от жизни, и то обстоятельство, что она во всем была так отважна, должно непременно возвысить ее в его глазах! Лиза — учительница музыки, когда она надеялась восхищать огромные аудитории!

— Неужели нет никакой надежды? — воскликнула Вирджиния с дрожью в голосе.

— Есть, — вдруг услышала она — надежда есть! Но я думал, что вам лучше узнать все подробности. В худшем случае ваша сестра будет владеть правой рукой, которая в данный момент практически парализована; я имею в виду, что она будет владеть ею, как всякий нормальный человек.

В лучшем случае у нее полностью восстановятся способности пальцев правой кисти, и это будет означать, что она сможет продолжать свою карьеру.

— О! — воскликнула Вирджиния, и глаза ее заблестели.

— Но, — сказал он, сделав особое ударение на этом слове, — в настоящий момент она чересчур напряжена, нервы ее слишком взвинчены в желании добиться успеха. Она похожа на скрипичную струну, которая слишком натянута. Она должна расслабиться, и, принимая это во внимание, я намереваюсь неделю или две подержать ее в клинике, пока не смогу оценить воздействие, которое оказал на нее полный покой. И здешний воздух также должен оказаться благотворным в ее случае.

У Вирджинии снова опустилось сердце. Они надеялись, что операцию проведут побыстрее, чтобы сократить расходы. Но если это было важно для Лизы...

— Вы останетесь около нее? — спросил доктор Хансон, глядя в лицо неотрываясь, что заставило девушку более чем смутиться.

Она все время с трудом встречалась с ним глазами, потому что в душе появлялось странное чувство, что для него было пустяком читать все тайны, которые скрывались за ее серыми глазами.

— О, да, — сразу ответила она. — Я должна. Я обещала ей, и в любом случае, я не смогу оставить ее...

— Тогда вы останетесь в отеле?

Она покачала головой.

— Это было бы слишком дорого. Я должна найти что-нибудь подешевле.

— Понимаю, — сказал он. Он, заглянул в записную книжку на столе, потом снова посмотрел на нее. — В таком случае я, возможно, смогу вам помочь — если не возражаете?

Она заверила его, что будет более чем благодарна.

— Я чужая в чужой стране, — сказала она и засмеялась несколько уныло. — Я даже не понимаю языка.

Он оглядел ее со странной, прохладной улыбкой в глазах.

— Я уверен, что вы достаточно хорошо говорите по-французски, — сказал он и поднялся. — Прошу прощения, мисс Хольт, но у меня впереди очень занятое утро, а мы на сегодняшний день почти обо всем переговорили. Но я могу подбросить вас до отеля?

Ее немного обескуражила резкая манера заканчивать разговор; но когда они шли к машине, длинной, черной и гладкой, которая стояла перед домом, он добавил:

— Вы должны делать все, что в ваших силах, чтобы подбодрить сестру, и вам не следует говорить ей о том, что есть некоторые сомнения в абсолютном успехе операции.

— Ты видела доктора Хансона? И что он сказал тебе, Джинни?

Вирджиния опустилась в плетеное кресло рядом с Лизой на веранде, которая выходила на озеро. На мгновение красота озера так заворожила Вирджинию, что она не ответила. Открывшаяся панорама опять заставила подумать о падающем занавесе в театре, но в этот день над озером стоял слабый туман, и солнце светило как бы сквозь газовую ткань. Небо было нежного, спокойного голубого оттенка, и по нему плыли два нереальных облака. Она подумала: “Неба весеннего синь... Крылья белы облаков...”

— Ну? — настаивала Лиза. — Что он сказал? Вирджиния решила быть правдивой.

— Он сказал, что ты должна быть послушной девочкой и перестать беспокоиться обо всем этом. От этого нет никакой пользы, Лиза! Нельзя ожидать, что какой-то человек восстановит способности твоих рук, если ты не поможешь ему, хотя бы немного расслабившись. Он говорит, что ты похожа на скрипичную струну, и ты должна перестать взвинчивать себя. Ты должна попытаться сделать это, Лиз.