Когда он вылез из почтовой кареты и пошел по тропинке, которая вела прямиком к его дому, гроза была в самом разгаре. Ему предстояло пройти добрых две мили с тяжелым саквояжем из-за того, что жена отдала лошадь соседу, но он даже в мыслях не попрекнул ее за это. Такие поступки были свойственны ей, в ее безучастной доброте, настолько безучастной, что иногда он беспокоился, подозревая в этом ее безучастии недовольство судьбой. Он пробыл в отсутствии три дня, и после этой самой долгой разлуки со дня свадьбы ему не терпелось ее увидеть, и он спешил домой, полный любовного волнения, чувства, совершенно нового для его спокойного и уравновешенного характера.

Он шел сквозь бурю и тьму, испытывая радостное ощущение, что с каждым шагом приближается к ней, и находил почти невидную тропинку по мельчайшим признакам, доступным лишь зоркому глазу пионера. Он знал, что вон та тень справа не утес, а склон дальнего холма, что низкая ровная полоса впереди не забор и не стена, а опушка дремучего леса в миле от его дома. Но, спускаясь к лесу, он вдруг остановился и протер глаза. В лесу был отчетливо виден свет. Сперва он подумал, что заблудился и оказался у хижины лесника Мэкиннона, но, вглядевшись пристальнее, понял, что находится у самого леса, а впереди пылает костер. Наверное, это были какие-нибудь запоздалые старатели, так как погода явно не подходила для ночлега под открытым небом.

Дойдя до опушки, он увидел, что костер разложен у подножия огромной сосны, а в небольшом, вполне защищающем от непогоды укрытии приютился, видимо, всего один человек. Он стоял, выпрямившись во весь рост, у костра, и его красивая фигура, закутанная в плащ, такая живописная и романтичная, напомнила Джошуа Райлендсу, чьи представления об искусстве были почерпнуты исключительно из книг, прочитанных в детстве, картинку из приключенческого романа. Огромные черные стволы сосен, выступавшие при свете костра из окружающего мрака, служили подходящей декорацией для этой сцены, вполне годившейся для любого спектакля. На Райлендса это произвело такое впечатление, что если бы его не ждала жена и сам он не жаждал поскорей добраться до дома, который был еще в миле пути, он непременно нарушил бы уединение незнакомца и предложил ему свое гостеприимство. Человек этот, видимо, умел позаботиться о себе, да к тому же неподалеку от костра стояла привязанная к дереву лошадь. По всей вероятности, это был землемер или горный мастер — единственные образованные люди, которые иногда появлялись в тех местах.

Но то, что он увидел, взбираясь по каменистому склону к своему дому, поразило его еще больше. Окна гостиной, которые в темноте обычно казались черными и слепыми, были ярко освещены. Как и большинство фермеров, он редко пользовался этой комнатой, разве что по праздникам, когда случались гости; жена избегала ее, да и сам он теперь предпочитал столовую и кухню. Решив, что у жены гости, он порадовался за нее, но в то же время ощутил смутное беспокойство. Более того, когда он подошел ближе, то сквозь гул раскачивающихся сосен до него донеслись звуки веселой музыки. На мгновение он остановился в недоумении, как и у опушки, когда увидел костер, но это, несомненно, был его собственный дом! Он бросился к двери и распахнул ее; яркий свет из гостиной, где в давно заброшенном камине весело пылал огонь, заливал прихожую. Знакомая темная мебель, придвинутая к огню, уже не выглядела так мрачно. В комнате не было никого, кроме жены, которая перестала играть и поднялась к нему навстречу.

Миссис Райлендс с беспокойством всматривалась в удивленное лицо мужа, пока он раздевался, поставив саквояж на пол. Ее щеки разрумянились от волнения, а его замкнутое, всегда хмурое лицо, заросшее рыжеватой бородой, по-прежнему не выражало ничего, кроме удивления. Ей стало страшно: ведь иногда опасно нарушать привычки мужчины, даже когда он сам рад бы от них избавиться.

— Мне хотелось, — начала она робко, — чтобы тебе здесь было уютней в этот ненастный вечер. Я думала, ты повесишь мокрую одежду сушиться на кухне, и мы вдвоем посидим у камина после ужина.

Боюсь, что миссис Райлендс не была вполне откровенна с мужем. После ухода Гемлина она нервничала и не находила себе места; приступы уныния сменялись лихорадочным оживлением, она то внимательно рассматривала свои платья, то, повинуясь внутреннему порыву, спешила вниз, чтобы в который раз распорядиться насчет ужина для мужа или произвести уже упомянутую нами перестановку мебели в гостиной. Всего за несколько минут до его прихода она украдкой снесла вниз ноты и убрала сборники гимнов, а затем с застенчивой улыбкой вынула из кармана колоду карт и спрятала ее за вазой на камине, из которой уже убрала сухие листья.

— Я думал, что у тебя гости, Эллен, — сказал он серьезно, целуя ее.

— Нет, — отозвалась она быстро. — То есть… — Она запнулась, неожиданно почувствовав, что краснеет. — Сюда… на кухню… заходил один человек… У него захромала лошадь, и он просил другую. Но вот уже час, как он ушел, а в гостиную он не заходил… во всяком случае, после уборки. Так что я была одна.

Она покраснела еще сильнее прежнего, и ей стало немножко страшно. Впрочем, для этого не было причин. Не предупреди ее Джек, она охотно рассказала бы все мужу. Она никогда не краснела перед мужем за свое прошлое, с какой же стати ей краснеть сейчас, да еще из-за Джека! При этой мысли она даже засмеялась натянутым смехом. Боюсь, эта маленькая, видавшая виды женщина считала естественным убеждение ее мужа, что если б Джек или кто-нибудь другой явился сюда в качестве тайного любовника, она и не подумала бы краснеть. И все-таки, несмотря на всю свою опытность, она и не подозревала, что краснеет потому, что из всех людей именно Джеку призналась в своей любви к мужу. Он, конечно, заметил, что она покраснела, но отнес это за счет ее волнения. Втащив его в комнату и усадив перед камином, она опустилась на колени и хотела стянуть с него тяжелые резиновые сапоги. Он, однако, не дал ей это сделать, снял их сам и отдал ей, а она принесла ему из кухни домашние туфли. Теперь на его суровом лице появилась улыбка. В комнате, безусловно, стало уютней и веселей. И все же эти перемены немного беспокоили его: не означали ли они отказ от благодатного самопожертвования, которому она не изменяла до сих пор?

За ужином, который Джейн подала в мрачную столовую, мистер Райлендс, занятый мыслями о происшедших в доме переменах, не обратил внимания на то, что девушка прислуживала ему с сочувственным видом, а хозяйке подавала с подчеркнутой холодной вежливостью. Однако это не ускользнуло от внимания миссис Райлендс; каким-то чутьем, которым женщины безошибочно понимают друг друга, она угадывала, что служанка переменила свое отношение к ней со времени внезапного ухода Джека. По мнению Джейн, она сама приятно провела время с Джеком, лишив девушку этого удовольствия, а потом его выставила! Джошуа поблагодарил жену за соус, и ей пришлось скрепя сердце признаться в своей забывчивости; когда же она выходила из комнаты, Джейн так многозначительно покачала головой ей вслед, что даже муж не мог этого не заметить. Она нервно засмеялась.

— Кажется, Джейн на меня злится за то, что я лишила ее приятной компании, когда выпроводила сначала этого неизвестного, который ей приглянулся, а вслед за ним почтальона, — шутливо заявила она.

Мистер Райлендс, однако, даже не улыбнулся.

— Боюсь, — медленно ответил он, — что ей здесь скучно, она разделяет с нами все тяготы жизни вдали от людей, но не получает в отличие от нас никакого духовного удовлетворения.

Но когда супруги, поужинав, уселись в гостиной перед камином, этот случай был забыт. Миссис Райлендс принесла мужу кисет и трубку. Он в нерешительности оглядел строгие стены комнаты, так как имел обыкновение курить на кухне.

— Кури здесь, — сказала она с неожиданной решимостью в голосе. — Почему мы должны беречь эту комнату для гостей, которые никогда не приходят? Это просто глупо.

Мистеру Райлендсу это показалось справедливым. Кроме того, огонь в камине придал комнате менее суровый вид. После нескольких затяжек он задумчиво посмотрел на жену.