- Каждый из нас был в чем-то неправ, - Фейран говорил искренне, было видно, что он многое передумал, и былые обиды уже не играют в нем.

- Тогда я не понимаю, что тебе мешало хотя бы сообщить, что ты жив! - Филипп тяжело оперся плечом на раму. Тревога все-таки не отпускала сердце, и снова, уже насовсем, терять брата, которого удалось наконец разыскать, он себе позволить не мог. - Неужели дело в ней? Тогда тебе тем более стоило бы взглянуть на распрекрасную Луизу сейчас! Вся дурь прошла бы разом!

- Филипп! - молодой человек был бесконечно изумлен. - Я похож на человека, который будет двенадцать лет проливать слезы о какой-то бляди, пусть даже самого благородного пошиба?! Она не Изольда и мы живем не в легендах!

Фейран даже вскочил, взволнованный, но больше оскорбленный подобным предположением. Потом остановился и неожиданно признался тихо:

- По правде сказать, я навещал ее… Давно, еще до отъезда сюда. И должен тебе сказать, что молодая жена была не сильно опечалена моим отказом и дальше развлекать ее, а ее супруг не долго обходился без рогатого украшения на лбу. Так то! В этом ты прав, личная встреча от иллюзий иногда избавляет очень хорошо…

Что- то все же мелькнуло в его тоне, но что? Уязвленная гордость, пепел первой любви, горечь обмана и разочарования, которое все-таки помнится, сколько бы лет не прошло, ведь невозможно просто взять и стереть какую-то часть своей жизни…

- Оставим прошлое - прошлому, Филипп, - четко заключил Фейран. - Речь идет о настоящем. Я с удовольствием навещу тебя, погощу в твоем доме, повидаюсь с племянниками… Когда у меня будет возможность, и если ты еще хочешь меня принять. А возвращаться… Куда и к чему? Практика не складывается за один день. Ты предлагаешь мне это время опять висеть у тебя на шее приживалой?

- По-твоему, я не могу позволить себе помочь брату? - Филипп потемнел лицом, вспомнив свои собственные упреки.

Фейран усмехнулся.

- Ты забыл поинтересоваться, может ли брат позволить себе принять твою помощь! - терпение все-таки стало изменять ему. - И нуждается ли он в ней. У меня сложившийся круг пациентов, исследования, которые я могу проводить, не оглядываясь на Святую инквизицию, связи с без преувеличения выдающимися умами - по обмену знаниями и опытом. Не говоря уж о чисто материальных удобствах - я знаешь ли тоже не нищий и не мимо проходил… На что я должен променять свою репутацию, свой дом? На сомнительное удовольствие выслушивать лицемерные проповеди с амвона от сифилитика и кучку замшелых мразматиков и тупиц, которые за спорами даже не заметят, что больной уже давно в домовине? Не смеши меня, это плохой смех!

Сейчас, наедине братья говорили на языке, бывшем им родным, но в плавной и звонкой речи лекаря из Фесса по мере волнения вдруг прорезался почти неуловимый акцент. Подвижные пальцы отсчитывали костяшки четок.

- Ты сменил веру? - невпопад бросил Кер. Хотя почему невпопад…

Фейран на мгновение замер, а потом широко зашагал по комнате.

- Как бы я еще смог пользовать благословенных слуг Пророка? Мои руки, знаешь ли мне дороги! А если бы не это и не мой почтенный наставник, - незнакомым, и тысячу раз виденным на улицах этого города жестом, под быстрый шепот ладонь скользнула ко лбу, - пришлось бы расстаться не только с ними.

- Фейран… Тебя теперь так называть?

- Я привык к этому имени, - пожал плечами молодой человек. - Ни в нем, ни в том на каком языке молиться Создателю - нет ничего плохого. Ну, ты все еще хочешь видеть у себя своего брата-ренегата?

Насмешка резанула по сердцу у обоих.

- Как видишь, обратного пути для меня действительно больше нет. Причем очень давно.

Филипп молчал, глядя в пол: не так-то все гладко шло у братишки, как бы оно сейчас не выглядело. Однако гордость из него по-прежнему не вышибло, и опять таки расстались они на куда как скверной ноте… чтобы верить, будто он станет искать у них помощи.

- Я тебе всегда буду рад. У меня не так уж много братьев, чтобы ими разбрасываться. Если конечно и ты не забудешь опять, что у тебя есть семья.

- Не забуду. Спасибо, - голос все же потеплел.

Мужчины разговаривали еще долго, прежде чем гость собрался уходить.

- Не останешься? Уже поздно, - радушно предложил хозяин, - я распоряжусь…

- Нет, лучше вернусь на гостиный двор, дела не знают времени суток, - Филипп поднялся.

Перед тем, как уйти совсем, он вспомнил еще одну вещь, которая его беспокоила. Однако брат его уже не был юношей, терпеливо выслушивающим наставления старших (да когда такое вообще было?!), и реакцию его на поучения Кер мог предсказать с точностью до слова. Поэтому рассуждения на тему использования рабов вместо шлюх свободных, он оставил при себе, и сказал только:

- Фейран, я буду в Фессе еще пару недель. Если ты решишь все-таки продать своего мальчика, - скажи мне! Я заплачу не вдвое - вдесятеро…

Худшего Филипп, пожалуй, и нарочно придумывая, сделать не смог бы!

Точно недостаточно было потрясения от неожиданной встречи с братом, - единым махом мужчину вернуло к возмутительной прелюдии вечера, заставляя заново вспыхнуть всепожирающим гневным пламенем. Сам понимая, что сейчас может сотворить какую угодно глупость, Фейран даже не стал никого звать, просто отправившись спать и чувствуя себя до предела вымотанным и разбитым.

Однако, словно шайтан вселился сегодня в эти стены! Первое, что он увидел, переступив порог своих покоев, был Айсен, сидевший на полу у постели, обхватив колени руками. Скупой свет лампы на полу рядом - почти полностью скрадывал очертания и не позволял разглядеть выражения лица, даже если бы мальчик его не прятал.

- Чтоб тебя дэвы в свое подземелье утащили!! Какого рожна ты здесь забыл?!! - крайняя злость, перешла в запредельную ярость при виде опущенной взлохмаченной макушки.

Вместо ответа маленькая фигурка вдруг распрямилась и стремительно метнулась навстречу, обнимая ноги.

- Господин, будьте милостивы!! - надрывный прерывающийся шепот, изящные пальчики вцепляются в полы так, что оторвать их можно только с мясом.

В любом смысле.

- За дерзость - накажите как вам угодно! Любая боль, любое наказание от вас - это счастье!! Господин, делайте со мной, что пожелаете!!! Только позвольте остаться в вашем доме! Не продавайте меня, смилуйтесь! Я отработаю любую цену, как вы хотите! Позвольте служить вам, я исполню любое пожелание!!

Под наплывом событий дня Тристан припомнил абсолютно ему не свойственные, самые что ни на есть заковыристые ругательства из когда-либо услышанных: и арабские, и европейские. Значит, господин, значит, как угодно?! Польщенным что ли себя почувствовать от подобного пыла!

А перед глазами этот - не мальчик… еще подросток, но - не ребенок! Уже не ребенок. Со вполне сформировавшимися пропорциями. И зоркий взгляд врача отмечает все детали…

Врача ли?

…Узкие ступни, которые хочется обнять ладонями, жемчужная ракушка пальчиков с перламутром ноготков… Выступающая, слегка шероховатая от характерной мозольки, золотистая виноградинка косточки на щиколотке… Продольная впадина напряженного мускула на икре, и колено, обкатанной соленой волной галькой… Горячее, как жгучее южное солнце бедро, нежные завитки вокруг сокровенного естества с золотой капелькой украшения - лишнего, неуместного, но вовремя служащего напоминанием, что не так уж невинен этот ангел… Ягодицы двумя половинками запретного плода, изгиб стройной спины, от которого забываешь о бледных полосках шрамов, и крылья лопаток… Хрупкие косточки чуть выше паха и уязвимый нежный животик, светлые соски: аппликацией на шелке с оттенком лепестков гортензии… Беззащитный изгиб открытой шейки с бьющейся голубой венкой…

И мужские руки с наглой уверенностью вертят это бесстыдное тело, шарят по доступной наготе!!

Что- то не заметно было знакомого «марочного» румянца! Или это тоже только для него? Тогда почему он должен отказывать себе в том, что уже давно распробовали другие?

Мысль была странной, как будто не его. Он, всегда с презрением относившийся к подобным забавам, - и вдруг думает о сексе с человеком одного с ним пола? Да что же такого в этом мальчишке?!