В последнем помогал еще и Клеман, с молчаливого одобрения Кера ставший Айсену почти постоянным опекуном. Саза в их распоряжении не было, его заменила гитара, под сопровождение которой Луи с азартом выдавал фривольные песенки и едкие куплеты. Филипп смотрел на это хулиганство сквозь пальцы, изредка несерьезно хмуря брови. Пусть! Шалость - шалостью, главное, что он при этом тормошил юношу, не позволяя сосредотачиваться на страхах, отвлекая от беспокойства о том, как его примет семейство купца, и исподволь приучая держать себя свободнее, смелее, не боясь отвечать на разговор чем-нибудь кроме «да, господин» и «простите, господин».

Или хотя бы заставляя поднять взгляд от пола и улыбнуться.

А улыбка у него была просто замечательная! Немного робкая, правда, и от того, еще больше напоминающая проглядывающий сквозь серую хмарь солнечный лучик.

Безошибочным чутьем молодой человек уловил еще один способ продемонстрировать Айсену перемены в его жизни. Он первым позаботился переодеть юношу в новое, европейское платье, заодно постаравшись, чтобы в его распоряжении оказались не только единственные штаны и рубаха с чужого плеча. Покрой куртки прикрывал ошейник, так чтобы приниженное положение мальчика не слишком привлекало к себе внимание.

Разумеется, речь не шла о роскошном обширном гардеробе, к тому же Айсен привык держать себя в чистоте и опрятности и принял изменения естественно, испытывая неудобства лишь от непривычной обуви.

Еще неизвестно, узнает ли Фейран вообще своего котенка, когда увидит! - усмехался про себя Филипп. Он сам не узнавал в стройном, скромно одетом, стеснительном и молчаливом синеглазом юноше забитое, замученное существо, которое не так давно отвоевал у всяческих «хозяев».

Конечно, внешние перемены это только начало, но и они уже обнадеживали!

Важнее же всего было то, что юноша все-таки сохранил способность открыто тянуться в ответ на доброту и смотреть вокруг с надеждой. Этот бледный росток, упорно пробивавшийся сквозь толстую корку грязи, сколько бы его не топтали, сейчас напоминал хрупкий молодой побег: чего проще, неловкого движения хватит, чтобы обломить. Но дай ему опору, чтобы стебель окреп, - и деревце вытянется, подымется, распустится нежным вишневым цветом…

Что ж, за опорой дело не станет, а вот с цветами пока придется подождать! Известие догнало Кера едва ли не на пороге родного дома и удивило так, как наверное еще ничего в жизни не удивляло.

- Он что, совсем с ума сошел?!

Тристан никогда не давал повода уличить его даже в призраке истовой религиозности, - иначе он бы наверняка не сменил веру так безболезненно для своей совести, - а вот поди ж ты! Предположить, что вернувшийся из короткой отлучки, доставившей им столько хлопот во время разбирательства с Фонтейном, брат отправится в путь снова, причем не куда-нибудь а в святой хадж… Нет, на это не хватало ни воображения, ни логики!

Видно, в самом деле крепко зацепил его маленький синеглазый раб! С этой своей «недостойной» любовью брат борется отчаянно и жестоко, и чем это обернется - бог ведает, к добру ли, к худу так все сложилось…

Но только, хадж - это не в соседнюю деревню к приятелю заглянуть! Путешествие было опасным, не говоря уж о том, что могло занять не один год. Об Айсене, само собой, Кер позаботится, однако как сказать этому мальчику, только-только начавшему проникаться мыслью, что он такой же человек как остальные, и может заслуживать большего, чем быть постельной игрушкой, - что столь желанная встреча с любимым откладывается на неопределенный срок? Или возможно не состоится вовсе? Он ведь только на ней и держится.

Раздумья мужчины не могли быть более тяжкими, но по крайней мере честности юноша заслуживал точно.

Айсен принял новость внешне спокойно, и долго молчал, не поднимая головы, прежде чем повторить свое решение снова:

- Я подожду.

Вопрос в том, чего именно он может дождаться! - с горечью признал про себя Филипп Кер.

***

Даже ранняя весна на юге, само собой, не отличается особой суровостью, но и она может показаться слишком резкой тому, кто родился и всю жизнь прожил там, где не знают, что такое зима и холода. Погода, ясная и солнечная, еще не радовала настоящим теплом, случались и заморозки.

Айсен сполна прочувствовал, что новая добротная одежда не прихоть необычайно щедрого господина, а насущная необходимость. Попав по дороге под дождь, затянувшийся противной мелкой моросью, он весь вечер не мог отогреться, стуча зубами и не отходя от очага на постоялом дворе.

В конце концов озабоченный Клеман не на шутку встревожился. Юноша был безжалостно растерт неупотребленным покамест коньяком, в нужной пропорции чудодейственное средство залито внутрь, после чего несчастная жертва лечения на некоторое время потеряла способность дышать и видеть из-за хлынувших из глаз слез. Молодой человек еще немного посидел рядом с моментально уснувшим после экзекуции, закутанным в одеяло пареньком, качая головой: может, кому Айсен и покажется хрупким недоразумением, но на самом деле силы ему не занимать, - видно, что вынести парнишке пришлось немало, а все-таки он не сломался, не оскотинился. Иные свободные скатывались гораздо ниже!

По счастью, Айсен оказался крепче, чем выглядел не только духом, но и телом, и никого не задержал внезапной болезнью, так что можно было спокойно продолжить путь. Он с интересом наблюдал за жизнью в чужой далекой стране, которая отличалась от всего, что он знал до сих пор, - иные лица, одежда, нравы. Юноше нравились основательные жилища северян, завораживала мрачная эстетика храмов их веры, потрясало изобилие вод и деревьев… Более же всего, хотя он и не признавался себе в этом, его трогало то, что ни разу, с тех пор как они покинули портовый Перпиньян - он не видел, ошейников, подобных тому, который охватывал его собственное горло. Айсен разволновался: как отнесутся к нему люди, с которыми ему придется жить?! В свое новое обиталище он вступал не без внутреннего трепета, настороженный и испуганный.

Жилище купца его даже несколько разочаровало: Кер был богат, но деньги предпочитал тратить на дело, а не на пустую похвальбу. Двухэтажный дом, вполне обычный по убранству для этих мест, - и только, а краски в большинстве своем казались немного приглушенными, как бы обесцвеченными для привыкшего к восточной яркости. Бурная встреча, устроенная его главному покровителю домашними едва последние посторонние были отосланы, отвлекла от стороннего созерцания.

Высокая, вся спело-округлая женщина не первой молодости, но все еще цветущая, в необыкновенно шедшем ей чепце с кокетливо загнутыми кончиками и выбивающимися из-под них крутыми каштановыми кудрями волос - стремительно и величаво плыла навстречу мужу, как груженый венецианский неф по безбрежной морской глади. Ей досталось короткое, но крепкое объятие. Порывистая девушка не старше шестнадцати, в броском котарди из алого аравийского муслина с буйными смоляными змеями рассыпавшихся кос - просто повисла на шее у отца. Коренастый, но отнюдь не приземистый, вполне развитый мальчик лет четырнадцати подошел следом, солидно пожав протянутую руку… И тут же засыпав кучей самых разнообразных вопросов: о торговых делах, о перипетиях путешествия, о чудесах, наверняка увиденных в дальних странах. Маленький бесенок восьми-семи лет с проказливыми зеленоватыми глазищами уже давно не отлипал от ноги вернувшегося папы, зато четырехлетний ангел с сомнением наблюдал с рук няньки за еще более усиливаемой снующими слугами суетой (в предвкушении щедрот хозяина после твердой ручки его супруги) и основательно подзабытым мужчиной…

Бог миловал Филиппа Кера не только в торговых делах! Из пяти детей умерла лишь одна девочка, да и то во время эпидемии, скосившей весь край.

Позабытый Айсен замер у порога, жадно наблюдая за семейной идиллией и не решаясь войти следом. Не то чтобы зависть подняла в нем голову от подобной сцены, но он впервые в жизни задумался, - и пожалел, что не может вспомнить ничего такого о себе.