За завтраком, на котором присутствуют помимо нее и Дерека Кол с Тори, Хелен сообщает об этом, и Виктория согласно кивает, поддерживая ее идею.

— Может быть нам пойти с вами? — говорит она, поворачиваясь к Колу, который развлекается тем, что подкидывает вверх и ловит губами зеленые виноградинки, — как думаешь?

— Думаю, блондиночка справится и без тебя, — улыбается Кол, взор которого устремляется к порогу гостиной, на которой в следующий миг появляется Элайджа, — но вот сопровождение им не помешает. Правда, брат?

— Я смогу защитить Хелен! — вмешивается Дерек, сверля старшего Майклсона, ледяное лицо которого не выражает эмоции, злым взглядом.

— Я так не думаю, — холодно отзывается Элайджа, щуря глаза, — выходим через час.

Перед тем как уйти, Первородный скользит быстрым взглядом на Хелен, которая нервно кусает губы, явно пребывая с полном замешательстве. Она уже собирается что-то сказать, но Элайджа не дает ей такой возможности, вихрем исчезая за порогом библиотеке.

— Вот и отлично, — как ни в чем ни бывало улыбается Кол, будто и не замечая царящего в комнате напряжения, — теперь я спокоен за блондиночку.

Тори бросает на мужа недовольный взгляд, а Хелен так и сидит, не говоря ни слова, отчаянно жалея о выбранной стихии. Обнажаться перед Дереком уже было проблемой, но присутствие Элайджи…

Ведьма судорожно вздыхает, хмуря брови, но в этот миг, будто ее внутренний демон вселяется в Хелен, и на розовых губках на миг показывается коварная улыбка. Кажется, она знает, что делать.

К озеру идут втроем, и Элайджа, совсем не подозревающий о замыслах невинной ведьмочки, застывает ледяной статуей, когда она, остановившись у берега, бросает прямо на землю пакет с вещами, и начинает раздеваться.

Хелен медленно снимает с себя джинсы, под которыми оказываются крошечные плавки и Элайджа уже не уверен, сможет ли он качественно выполнять роль охранника. Джинсы летят в сумку с полотенцами, а ведьма, обернувшись к мужчинам спиной снимает топ и достает с сумки верх купальника.

— Милый, не поможешь мне? Ненавижу эту застежку, — говорит ведьма.

Элайджа не верит своим ушам, его лицо расплывается в улыбке и он делает шаг к Хелен. Замечая все это девушка, на лице которой на миг мелькает полная злорадства улыбка (вампир пытается убедить себя, что ему это только кажется) оборачивается к стоящему рядом с ней ведьмаку, одной рукой поддерживая купальник на груди и повторяет:

— Дерек, помоги!

Элайджа стискивает зубы, с трудом сохраняя на лице маску безразличия. Невыносимо видеть, как Хелен зовет другого на помощь, как позволяет прикасаться к себе, а чертов ведьмак пользуется моментом, проходясь ладонями по бокам и талии ведьмы, на что та заливается громким смехом от щекотки.

Бросив на Майклсона быстрый взгляд, Хелен идет к воде, дойдя до которой, поворачивается к стоящем на берегу мужчинам, которые не могут оторвать глаз от ее фигурки, которую совсем не скрывает крошечный купальник.

— С тобой все хорошо, Дерек? — с беспокойством спрашивает ведьма, видя что тот так и не снял с себя одежду.

— Сейчас, — хрипло отвечает ведьмак и начинает стягивать с себя брюки.

Глаза Элайджи еще сильнее сужаются от злости, а руки сжимаются в кулаки, когда вампир случайно замечает, как тело соперника реагирует на обнажение Хелен.

— Судя по внешнему виду твоих плавок, тебе не очень то и нужна помощь, — едва слышно цедит вампир.

Разорвать ведьмака на части, напоить своей кровью Хелен и убить ее, чтобы она обратилась в вампира, а затем внушить ей все, что ей нужно знать, а что не нужно — внушить забыть. И увезти далеко-далеко, там где их не нашла бы даже Кристина.

Эта безумная картина стоит у Первородного перед глазами, и на мгновение он решает, что это единственное правильное решение. Огромным усилием воли Элайджа гонит от себя эту мысль.

Вместо этого, вампир наблюдает, как Хелен и Дерек стоят по пояс в воде, держась за руки, проводя ритуал, который кажется длится уже вечность, и уже вечность ведьмак пялится на грудь его любимой. Слишком близко их тела, слишком все интимно. Элайджа уверен, что если бы не его присутствие на берегу, то ослабленный Дерек, не смотря ни на что, нашел бы способ склонить Хелен к близости. И это сводит с ума.

Сильный всплеск воды отвлекает Майклсона от мыслей об убийстве. Он поднимает взгляд, и видит, что парочка возвращается к берегу.

— Мне намного лучше, спасибо, ангелочек, — ласково говорит Дерек, обнимая Хелен.

— Ладно, детишки, поплавали и хватит, здесь не безопасно, — прерывает идиллию Элайджа, не сводя взгляда с белокурой ведьмы, лицо которой сливается с цветом ее волос.

Она склоняется за полотенцем, и хрупкое тело обмякнув, падает прямо на землю, и лишь вампирская скорость Майклсона не позволяет девушке на оказаться на влажной траве. Он подхватывает ее на руки, бережно прижимая к себе, не обращая внимания на недовольство Дерека, который что-то с возмущением пытается сказать, но тут же замолкает, когда Элайджа поворачивает в его сторону лицо, на котором на миг появляется обличье монстра.

Ведьмак отступает, не говоря больше ни слова, но Майклсону на это, кажется, плевать. Сейчас значение имеет лишь белокурая ведьма, которая медленно поднимает веки, скользя взглядом по его лицу.

— Я в порядке, просто нужно отдохнуть, поспать, — словно в тумане отвечает Хелен и теряет сознание.

Элайджа укутывает ее в полотенце и несет в машину. Дерек молча следует за ним, и вампир опустив Хелен на сидение рядом с собой, поворачивается к ведьмаку, на лице которого тут же отражается страх, настолько свирепо выглядит Первородный.

— Я думаю, не стоит говорить тебе о том, что будет с тобой, если она пострадает, — холодно цедит вампир, не сводя с Дерека тяжелого взгляда, — я бы убил тебя прямо сейчас, но Хелен вряд ли придет от этого в восторг когда очнется. Поехали.

До самого поместья в машине не звучит ни единого слова.

Хелен приходит в себя только поздним вечером, и когда ведьма открывает глаза, она видит, как заходящее солнце золотит темнеющее небо. Хелен хватает нескольких секунд для того, чтобы понять из окон какой спальни открывается этот вид, и она даже не удивляется тому обстоятельству, что Элайджа принес ее в свою спальню.

В их спальню.

Перед глазами Хелен тут словно сияющий калейдоскоп проносятся картины того, что хранит в памяти эта комната, ставшая свидетелем ее падения. Падения, которого она жаждала. Хотела.

Падения. И любви.

Ведьма медленно поднимается с кровати. Она сразу понимает, что на ней вовсе не влажный купальник, и даже не сомневается в том, кто именно переодел ее в шелковую пижаму, над которой сам же смеялся, говоря, что она совсем детская.

Хелен прислушивается, но не может уловить и звука. В доме либо совсем никого нет (что просто невозможно, ведь Элайджа не оставил бы ее без защиты), либо все уже разбрелись по своим спальням, готовясь ко сну и отдыху. Слабость, что накрывает ведьму явно говорит о том, что и ей стоило бы последовать их примеру, но девушка знает, что не сможет этого сделать.

Только не здесь. Не в этой комнате.

Хелен смотрит на кровать, которую еще совсем недавно делила с тем, кто разбил ей сердце и понимает, что не сможет вновь в нее лечь. Слезы катятся по ее щекам, и ведьма рассеянно вытирает их дрожащими пальцами. Ей срочно нужно успокоиться, и девушка вспоминает про ромашковый отвар, который готовила для Дерека. Видит бог, сейчас он нужен ей гораздо больше.

Стараясь не шуметь, ведьма бредет на кухню, оказавшись в которой облегченно вздыхает от того, что никто не заметил ее по дороге. Хелен подходит к окну, всматриваясь мутными глазами в сгущающиеся сумерки, и в этот миг чувствует, как за талию ее обнимают руки.

Такие любимые и родные руки ее вампира. Но ком снова подступает к горлу, а вместе с ним приходит и желание, чтобы боль чувствовала не только она.