— Что ты вдруг понял? Ты пьяный опять что-ли? — её догадка была неверна и она знала об этом, просто хотелось ужалить, — Совсем спился? Хватит звонить мне, пьянь. Хватит!
— Не пью я. Давно не пью. Это не помогает, бесполезно. Не кричи, я давно не звонил, считай год уже. Просто появился вопрос...
— Какой вопрос? Не было и вдруг появился? Ты целый год его придумывал лишь бы позвонить?
— Не неси чепухи. Хотя да, ты права. Не было и вдруг появился. Тогда для него время еще не пришло, а сейчас в самый раз.
— Да хватит тебе уже сходить с ума! Прекрати! Ты слышишь себя вообще? Что за бред?
— Ничего не бред. Всего один вопрос. Важный вопрос.
— Всё мне это надоело, я на работу опаздываю. Поговорим когда протрезвеешь.
— Да не пью я, успокойся. — он вздохнул. Было понятно, что позвонил зря. Не стоило этого делать сейчас с утра. Но поделать он ничего не мог, время для вопроса пришло именно сейчас. Оставалось лишь дать ей выговориться, пусть накричится, выпустит пар.
Раньше, когда они еще были вместе он бы не удержался. Он даже не попытался бы сдерживаться и накричал бы в ответ и даже больше. Как всегда грубо, как всегда жёстко. Любой их спор, даже самый маленький, постоянно перерастал в соревнование кто сильнее заденет другого, кто больше нерва отнимет у противника. Да у противника, в такие моменты они забывали кто они друг другу и становились противниками. Они и любили также, нервно, грубо, жестко. С жадностью выпивали эмоции друг друга до капли. Знали, что причиняют друг другу боль и с наслаждением принимали это. Истерики в их отношениях всегда было больше чем самой любви, а может это и было их любовью жить в постоянной истерике, на вечном нерве. Не умели они по другому любить, не хотели. Повод для истерики им никогда не был нужен. Они сами и были поводом друг друга, их отношения были поводом. Упреки, обиды, крики, слезы, боль, кровь, снова крики, соленые от крови губы, разорванная одежда, впивающиеся в спину ногти, крики счастья и наслаждения. Вкусив однажды дурман дикой истеричной страсти они уже не хотели ничего другого, просто любить было слишком скучно. Жить без скандала они просто не могли, наступала жуткая ломка которая приводила их обратно в капкан еще большей истерики. День за днем они увеличивали дозу своей любви и однажды не справились с последствиями, просто сгорели.
Сейчас у него не было сил. Он два года зализывал страшные раны, два года жил в страшных муках, ломка голодной крысой съедала его душу. Знал, что вместе они уже если и будут, то не долго, но и жить без неё он не мог. Пытался, искал себе другого вампира, но равного по силе не нашел. А с ней он не мог схлестнуться в страстной схватке, последнюю битву выиграла она.
Он чувствовал, она сейчас тоже с радостью ухватилась за призрачный шанс испить былой страсти. Его звонок разбудил в ней дремлющий голод, поэтому она и кричит, пытается спровоцировать его на битву, жаждет эмоций. Внутри у неё ничего не погасло, она ждала этого, ждала его и ждет. Но сил у него осталось лишь на один последний вопрос, на один выстрел.
— Так что ты хотел спросить? Только давай быстрее, на работу опаздываю из-за тебя.
Он не торопился, выдерживал паузу, знал, когда целишься торопиться не стоит.
— Ну, чего молчишь? — она начинала нервничать, ей это не нравилось, — Говори!
— Ты счастлива? — выдохнув он медленно спустил курок.
Она замолчала. Он слышал как часто и нервно она дышит, практически чувствовал как крепко она сжала трубку телефона пытаясь её раздавить. Он прекрасно помнил её такой и сейчас даже не представлял, он видел её рядом. Дикое желание убить все живое в глазах, тонкая полоска нервно сжатых губ, пульсирующая вена на нежной шее и... беспомощность.
Идеальный выстрел. Точно в цель!
— Что? -растерянно выдавила она в трубку убивая повисшее молчание, — Я не поняла.
— Ты счастлива? — он растягивал слова наслаждаясь её мучительной агонией, — После всего, что было, после того, что ты сделала, ты счастлива теперь?
— Зачем тебе это? Разве это важно? И вообще, это моё дело! — попыталась она огрызнуться, но отстреливаться было поздно.
— Это важно! Просто ответь, ты счастлива? — он прекрасно знал правильный ответ, но хотел услышать от неё. Не важно соврёт она сейчас или скажет правду, это будет последним выстрелом и он хотел чтобы она сделала его сама, — От этого многое зависит, так счастлива? Мне нужно знать, если счастлива ты, то и мне ни к чему держать на тебя какую-либо обиду или злость. Значит всё было правильно и ради счастья. Ты счастлива?
— Да. — произнесла она еле слышно.
— Не слышу, извини.
— Да, счастлива! — закричала она в трубку не сдерживая слез, — Услышал? Счастлива!
— Ну и отлично! Значит всё не просто так у нас с тобой было. Значит и я счастлив. Пока!
Он нажал кнопку отмены вызова и небрежно бросил телефон на стол.
Она соврала, он знал это. Но даже скажи она правду все равно проиграла бы. Одним единственным вопросом он украл у неё вкус той давней победы, лишил остатков былого наслаждения. Она не сможет без этого и очень скоро вернется. Вернется чтобы отомстить, а значит они вновь будут счастливы. Разбиты, опустошены, может быть даже покалечены своей истеричной страстью, но до боли счастливы.
Идеальный выстрел.
Солдатское.
В тот день Хозяин проснулся как обычно лишь ближе к обеду. Проснуться раньше он не мог физически, накануне почти всю ночь воевал с бутылкой водки. Победил безоговорочно, мастерски, офицерская закалка всё-таки. В награду получил семь часов алкогольной отключки вне очереди. Ежедневные бои на пьяном фронте он вел уже много лет.
Фашист знал распорядок дня Хозяина, и тревожить его не собирался. Да, ему уже давно требовалось прогуляться по нужде, да, он был голоден, но мешать Хозяину было категорически нельзя, он этого жуть как не любил. Да и разве может солдат жить как-то по-другому, без приказа? Нет, не может. А Фашист был настоящим солдатом, профессиональным. А еще было просто страшно.
Рядом с диваном, на котором лежал и громко храпел Хозяин, стояла тарелка с кругляшами дешевой колбасы и несколькими разломанными и уже подсохшими ломтиками ржаного хлеба, вчерашняя закуска пьяного командования. Для голодного Фашиста всё это выглядело, а самое главное пахло, очень ароматно и привлекательно. Он смирно лежал, положив морду на вытянутые лапы у дивана, и старался не смотреть на соблазнительную тарелку. Как бы не урчало в собачьем желудке, как бы провокационно все это не благоухало, трогать это было нельзя. Александр Николаевич Больших, майор в отставке, он же Хозяин, мародерства не признавал. Расстреливать не расстреливал, но получить кожаным поводком или деревянной тростью по хребтине можно было запросто. Ну и, разумеется, довольствия провинившийся будет лишен на несколько дней. Фашист знал эти законы военного времени и соблюдал их неукоснительно.