— Далась тебе эта Лола, — махнул рукой парень. — Она ненормальная, конечно, но готовит и впрямь очень здорово. Между прочим, ты ее пирожки тоже ела. И вообще, Лола мне, если хочешь знать, все равно что сестра.

— Ну ты уж определись, я тебе сестра или она? — вновь завелась Нюта. — А то ей меня называешь сестрой, мне — наоборот…

— Чего ты на меня-то злишься? — возмутился Кирилл в ответ. — Это же не я на тебя кулаками махал! И вообще, с людьми надо ладить…

— Отлично! Раз ты с ней так прекрасно ладишь и все здесь тебя устраивает, можешь оставаться с Лолой. А с меня хватит! Завтра же получу свои патроны за два дня работы и уйду! — перешла в наступление Нюта. Кирилл опешил:

— То есть как это, «уйду»? Одна? А на наши отношения тебе, получается, плевать?

— А тебе самому не плевать? — продолжала давить девушка. — Может, их и нет совсем, этих отношений, только слова? Потому что больно уж здорово получается: я должна делать только то, что удобно и приятно тебе, а как только поддержка требуется мне самой, ты тут же устраняешься. Так что если хочешь доказать, что я что-то для тебя значу, завтра уходим вместе!

И Кирилл, вздохнув, сдался.

Засыпая в обшей палатке, Нюта размышляла, как же несправедлива жизнь. Видимо, Лоле Кирилл нужен куда больше, чем ей самой. Но именно потому, что женщина с Динамо не в состоянии контролировать свои чувства и желания, ничего-то ей не обломится. Нюте даже стало немного жаль соперницу, но она тут же нахмурилась, отгоняя непрошеную слабость. Пора усвоить — побеждает сильнейший.

Она не понимала, что Кирилл, оторванный от родной станции и привычной жизни, нуждался в тепле и заботе. Сама она, ожесточившаяся и сдержанная, привыкла все держать в себе, и от этого парню было неуютно. Потому он и потянулся к женщине, которая проявила участие, но тут же шарахнулся, когда понял, что Лола будет им помыкать и пытаться подогнать его под свои представления о жизни и о мужчинах. А Нюта принимала Кирилла таким, как есть, со всеми слабостями и недостатками. И, несмотря ни на что, он с каждым днем становился ей все дороже…

* * *

Перед отъездом на Белорусскую Кирилл опять как ни в чем не бывало долго шушукался о чем-то с Лолой. Наверное, обещал скоро вернуться. Нюта заметила на нем новую рубашку, но даже не стала спрашивать, откуда она, — все и так было ясно. «Ничего, — думала девушка, — мне бы дойти до Беговой, узнать, что с мамой, а там уж я как-нибудь разберусь со своей личной Жизнью».

Им опять удалось сесть на дрезину, которая на этот раз везла Продукцию швейного цеха. Сидеть на куче курток было гораздо Удобнее, чем на свиной туше. Да и поездка на этот раз обошлась почти без приключений, если не считать того, что в середине пути машинист вдруг стал жаловаться, что его слепит бьющий в глаза свет. На самом деле никакого света не было и в помине, да и взяться ему было неоткуда, но, видно, такое здесь случалось. Парень, сидевший возле них на куртках, буркнул: «Отдохни, Петрович!» и быстренько поменялся с машинистом местами. Тот сел возле Нюты и закрыл лицо руками. На предложение по прибытии на станцию непременно обратиться к врачу машинист ответил, что с ним такое уже было, и он знает — стоит ему отдохнуть, и все опять будет в порядке. А потом рассказал, как однажды на этом перегоне столкнулись две дрезины. Одну угнал с Белорусской какой-то псих, хотел на Гуляй Поле к анархистам податься, а на другой, которая шла со стороны Динамо, мирно ехали муж с женой, везли товары на продажу. Да еще ребенка с собой прихватили, идиоты. В общем, тот псих врезался в них на полной скорости, и в результате погибли все. Может быть, с тех пор и видят иногда в этом туннеле бьющий непонятно откуда свет.

Белорусская поразила Нюту и Кирилла обилием народа и толчеей. Их дрезина была здесь далеко не единственной, кто-то постоянно разгружал и грузил товар, получал патроны, отъезжал, уступая место следующему. Публика здесь была самая пестрая. Выделялись воинственного вида мужчины в камуфляже и черных беретах на обритых головах. На рукавах у каждого белые повязки с изображением трехногого паука, держатся крайне надменно. Кирилл спросил у какого-то торговца, не охранники ли это. «Фашисты», — неприязненно буркнул тот и отвернулся. Нюта вроде бы уже слышала что-то нехорошее про фашистов, только не могла вспомнить, что именно. Но торговец явно не был расположен обсуждать эту тему.

Нюта и Кирилл немного побродили, разглядывая разложенные в арках товары — еду и одежду, а потом зашли перекусить в палатку, где продавали еду. Парень неторопливо и обстоятельно жевал, а Нюта управилась с едой раньше и уже обдумывала дальнейшие действия.

— Теперь нам надо как-то попасть на Ганзу, — озабоченно сказала она. Оба уже заметили возле перехода в центре станции пограничников и белое полотнище с коричневым кругом в середине — ганзейский флаг. — А потом через Краснопресненскую — на Беговую.

— Тебе, — не переставая жевать, уточнил Кирилл.

Нюта недоумевающе посмотрела на него, и ее спутник, отложив вилку с обломанным зубцом, пояснил:

— Тебе нужно. Я там ничего не забыл.

— Разве ты не пойдешь со мной? — спросила девушка, с ужасом чувствуя, как у нее перехватывает дыхание. Да, конечно, Кирилл часто действовал ей на нервы, и иногда она с досадой думала — лучше бы им расстаться, но только сейчас поняла, насколько привыкла к его присутствию. Поэтому она просто не могла поверить, что он действительно собирается ее бросить на произвол судьбы.

— Во-первых, это твоя мать, а не моя. Во-вторых, я уже не раз говорил тебе, и сейчас повторяю: я не понимаю, зачем, рискуя жизнью, пробираться по метро в поисках женщины, которой, возможно, и в живых-то нет. А если даже она жива, она наверняка и думать о тебе забыла. Ты для нее — отрезанный ломоть. Если бы она тебя любила, то сделала бы все возможное, чтобы разыскать тебя и вернуть. А если нет — то и вовсе смешно.

— Разные бывают у людей обстоятельства, — пробормотала Нюта. — А ты что предлагаешь?

— Я? В последний раз предлагаю тебе одуматься и попробовать устроить как-то нашу жизнь, а не носиться в поисках мифических родственников. Раз уж мы здесь, на Белорусской, давай и вправду попробуем пройти на Ганзу. Но не для того, чтобы опять куда-то бежать, а чтобы постараться как-нибудь там зацепиться. Вообще-то моя мечта хоть раз побывать в Полисе, может, со временем это получится. В крайнем случае мы всегда можем вернуться обратно на Динамо.

— Конечно, там ведь Лола! Ты будешь разбирать бумаги и есть ее пирожки, а я — гнуть спину на швейном производстве. Ты думаешь только о себе!

— Только я? И вообще, я не понимаю твоих претензий! Тебе кажется, что работа тяжелая? Но все вокруг работают, почему ты должна быть особенной?

Нюта все-таки расплакалась.

— Я вовсе не говорю, что я особенная. Но у всех людей есть родная станция, семья, друзья, которые о них заботятся. А у меня никого нет! Я чужая! Везде и всем чужая!

— Во-первых, родные здесь есть далеко не у всех. А во-вторых, родственники тоже разные бывают, — заспорил Кирилл. — Иногда такие попадаются, что без них, наоборот, лучше. И если уж на то пошло, ты не забыла, что я из-за тебя оставил родную станцию, отца и теперь не знаю, увижу ли его когда-нибудь. Ты говоришь, что у тебя никого нет, но ведь у тебя есть я. А ты упорно не хочешь этого замечать!

— Потому что не верю тебе, — всхлипнула Нюта. — Ты за моей спиной шушукаешься с какой-то другой теткой, готов не глядя променять меня на ее пирожки и сытую, спокойную жизнь. И вообще, я не могу понять, что ты за человек. Иногда близкий и понятный, а чаще — холодный и самовлюбленный эгоист, который не задумываясь перешагнет через любого ради своего блага. И через меня тоже.

Кирилл пожал плечами:

— Тогда я не вижу смысла в дальнейших разговорах. Зачем мотать друг другу нервы и тратить время на взаимные упреки? Если ты заранее все решила — иди куда хочешь, ищи мать или еще кого-нибудь. А я пойду своим путем.