— А вы там бывали? — спросила Нюта торговца. — Это правда, что Баррикадная, Улица 1905 года и Беговая — одна Конфедерация?

— Эх, деточка, — пробормотал старик, оглядываясь на человека в защитной форме. — Сначала, может, и была Конфедерация, а потом одно название осталось. На Баррикадной все-таки немножечко легче жить — Ганза рядом, и нам кое-что перепадает. Гости появляются, торговля идет понемногу — не сказать, что шикарно, но жить можно. А вот на Улице 1905 года не очень-то хорошо — своего хозяйства у них почти нет, да и торговать особенно нечем. Хорошо хоть, нашли их сталкеры где-то на поверхности изрядный запас цветных шерстяных ниток, вот и вяжут пока на продажу шарфы, перчатки и жилеты, но все равно впроголодь живут. А вот на Беговой, я слышал, не так уж плохо. Во-первых, у них там в туннелях водятся лягушки размером с кошек, почему-то только в одном месте, дальше по метро не распространяются. Мясо у них вкусное, прямо как курятина, я пробовал. Правда, люди поговаривают, что неспроста это, и лягушки эти живут на близлежащем кладбище, где мертвецами питаются. Некоторые даже их из-за этого есть гнушаются, но я так думаю — по злобе наговаривают, из зависти. У нас сейчас, если рассудить, вся Москва-столица — одно бесконечное кладбище, питайся, как говорится, не хочу…

— А во-вторых? — жадно спросила Нюта.

— Во-вторых? Они какие-то резервуары с топливом нашли, керосин там, солярка, держат это место в строгом секрете, а топливо понемногу продают. Раньше это называлось «естественная монополия». В прежней жизни про жителей Беговой сказали бы, что они «сидят на трубе». Но ведь даже в природе любое месторождение не бездонное, когда-нибудь иссякнет, и что тогда?

Нюта представила себе жителей родной станции. У них есть топливо, которое можно продать, им необязательно работать, и они сидят на какой-то длинной трубе — уселись в ряд и беспечно болтают ногами.

— Из-за этого топлива они со всей остальной Конфедерацией, кстати, и разругались, — продолжал, между тем, словоохотливый торговец. — Не захотели добычей по-братски распорядиться, даже скидку для своих не сделали. На Улице 1905 года обиделись и стали с них пошлину требовать, за провоз товаров по их территории. Но тем все равно выгоднее платить показалось, чем делиться, вот и вышло, что теперь каждый сам за себя.

Рассеянно слушавший старика Кирилл вдруг углядел среди книг кое-что интересное для себя: брошюру с названием «Московский Зоопарк». Он с удовольствием листал ее, разглядывая крупных полосатых зверей и тонконогих розовых птиц.

— Берите, молодой человек, — сказал торговец, заметив его интерес. — Я вижу, вы всерьез интересуетесь природой. Вам отдам всего за пять патронов.

Кирилл вздохнул и жалобно посмотрел на Нюту.

— Ладно, покупай, — сжалилась та. — Пусть это будет моим прощальным подарком. Заодно и посчитаем, сколько там осталось наличности.

Осталось не густо — всего тридцать шесть штук. Вручив пять штук торговцу и убрав вожделенную книгу в рюкзак, парень великодушно отдал Нюте шестнадцать патронов, оставив себе пятнадцать.

— Зоопарк-то здесь, наверху, — рассказывал тем временем торговец. — Беспокойное, скажу я вам, соседство. То и дело кто-нибудь из сталкеров пропадает.

Старик говорил об этом совершенно спокойно, как о само собой разумеющемся факте.

— Конечно, зверюшки, которые там остались, выглядят уже совсем по-другому, — продолжал он, — поэтому эта книжечка скоро станет не только библиографической, но и научной редкостью. Глядишь, если когда-нибудь человечество вновь отвоюет себе поверхность, по ней еще палеонтологию изучать станут!

Нюта не знала, что такое эта самая «логия», зато у Кирилла загорелись глаза. Девушка видела — он уже забыл обо всем на свете и мечтает только о том, как бы всласть поговорить со стариком про Зоопарк и его обитателей.

— Эй, — потрясла она парня за плечо, — давай прощаться, что ли?

— Как, уже? — по-детски жалобно спросил Кирилл.

Нюта чуть не рассмеялась. Ну как было на него сердиться?

Они крепко обнялись и немного постояли так.

— Возвращайся, Нюточка, — шепнул Кирилл, целуя ее в макушку.

— Постараюсь, — серьезно сказала девушка. На мгновение ее затея вновь показалась ей глупой и бессмысленной. Зачем куда-то идти, кого-то искать, когда рядом стоит человек, которому она небезразлична? Может, и впрямь плюнуть на все и остаться с ним? Но она тут же тряхнула головой, отгоняя сомнения, решительно поцеловала парня в щеку, вырвала у него свою кисть и, не оглядываясь, почти бегом, устремилась к переходу.

— Господи, как жалко-то девочку! — пробормотал торговец книгами. — Такая молодая, такая красивая…

Глава 7

КЛАНЫ УЛИЦЫ 1905 ГОДА

Нюта перешла на Баррикадную. Здесь народу было еще меньше, да и места на станции было как будто меньше из-за массивных розовых колонн и узких проходов между ними. К тому же, кое-где в проходах были устроены жилища.

В конце станции несколько человек оживленно препирались между собой. Одеты они были почти одинаково — в просторные штаны и жилеты поверх трикотажных фуфаек. Это были челноки, которые как раз собирались идти на Беговую. До них тоже дошли слухи о тяжелой обстановке на Улице 1905 года, и теперь торговцы совещались, не отменить ли поход. Мнения разделились. Двое мужчин и женщина средних лет решили идти, остальные были за то, чтобы остаться. Нюта подошла поближе.

— Возьмете меня с собой? — спросила она. — Мне тоже нужно на Беговую.

Один из мужчин скептически оглядел ее.

— Отчего ж не взять? Чем больше народу, тем веселее. Стрелять-то умеешь?

— Немножко, — сказала Нюта.

Когда-то ей и вправду удалось пару раз выстрелить из ружья на Спартаке под присмотром Игоря.

— Ладно, тогда дадим тебе автомат, временно, конечно, — пойдешь замыкающей, будешь прикрывать, если что. У нас-то поклажа, нам отбиваться несподручно.

И Нюта согласилась — а что ей еще оставалось?

— Ты не бойся, в целом тут туннель спокойный, — сказал ей тот, который был постарше. — Хотя на всякий случай хочу предупредить: иногда в нем привидение шастает.

Нюта ошеломленно уставилась на него. Мужик вроде бы не казался сумасшедшим.

— Да-да, — усмехнулся челнок, видимо правильно оценив ее замешательство. — Самое настоящее, без обмана. Сколько раз видел, да и не только я. Ничего особенно страшного, главное при встрече — не паниковать, тогда все будет путем. Люди его Безголовым зовут. Он с палочкой ходит и по шпалам постукивает, его издалека слышно.

— Путевой Обходчик, что ли? — догадалась Нюта.

Молодой нехорошо покосился на Нюту и суеверно сплюнул через плечо.

— Кто ж о таких вещах перед дорогой говорит? — мягко упрекнул ее старший. — Нет, Обходчик сам по себе, и с ним, конечно, не дай бог встретиться. А то — Безголовый, в прямом смысле — головы у него нет на плечах, он ее отдельно носит, в сумке. А в другой руке, стало быть, палочка, дорогу нащупывать. С ним, главное, не растеряться: как только услышишь ритмичный стук, тут же садись возле стены и старайся с ней слиться. Само собой, не разговаривать и вообще звуков не издавать, а лучше всего — и дыхание задержать. Потому что если Безголовый услышит и обернется к тебе — все, считай, ты не жилец. А так мимо пройдет, не тронет.

Нюта потерянно кивнула. Перспектива вырисовывалась совсем не радостная, но других вариантов не было.

— Ну, еще бледные змеи могут попасться или еще какая живность. Там уж по обстановке смотри — если что, сразу стреляй. Да ты не пугайся — мы уж сколько раз здесь ходили, и ничего. Однажды только двоих потеряли, да еще один сам виноват — он от Безголового убежать решил. Вот и бегает где-то до сих пор, наверное…

И, ободрив ее таким образом, старший дал команду выступать.

Шли молча, в темноте слышалось только тяжелое дыхание и звук шагов. Старший светил вперед, но тонкий луч маленького фонарика еле освещал уходящие вдаль рельсы. Нюта, как и договаривались, была замыкающей, и ей все время мерещилось, что кто-то догоняет сзади, дышит в затылок. Вдруг старший резко остановился, вскинув левую руку. Видимо, привычные к таким сигналам, остальные челноки тоже застыли на месте, а вот не ожидавшая такого Нюта ткнулась носом в спину впереди идущей женщины и еле сдержала крик. Как оказалось, весьма своевременно: в наступившей тишине она отчетливо различила мерное глухое постукивание, а потом луч фонаря выхватил из темноты человеческую фигуру в черном пальто. В одной руке человек держал тонкую белую палку с крючком на конце, которой ощупывал шпалы, в другой — что-то вроде хозяйственной сумки, которую баба Зоя называла смешным словом «авоська». Головы у него и вправду не было.