— Ты позвонил маме! — Она облегченно вздох­нула, мокрые глаза засветились радостью. — Но это же прекрасно! Спасибо, Ник, огромное спасибо!

 Она откинула одеяло, приподнялась с по­душек, обвила руками его шею и чмокнула в щеку. От неожиданного всплеска ее эмоций он замер, голубые глаза уставились на нее в недо­умении и легком замешательстве. А когда она уже готова была опять опуститься на подуш­ки, он вдруг словно очнулся, схватил ее в охап­ку и впился губами в губы, ставшие вмиг по­датливыми и чувственными.

 В тот же миг существо Абигейл, казалось, расщепилось на две половинки. Первая прореагировала на неистовый поцелуй Ника самым положительным образом, она ощутила блаженство. Реакция второй оказалась, весьма, отрица­тельной. Эта пуританская половинка гневно взбунтовалась против жгучего сексуального же­лания, вспыхнувшего в Абигейл вследствие бесконтрольных действий едва знакомого муж­чины.

 Победила первая половинка. Абигейл прильнула к Нику всем телом, когда почув­ствовала, как его горячий язык, раздвинув ее губы, скользнул между зубами и переплелся с ее языком, трепещущим и жарким. И теперь именно она старалась сильнее прижать его к своему телу, и именно она, обхватив его голо­ву руками, все сильнее и глубже впивалась сво­им ненасытным ртом в его рот.

 Их тела вжимались друг в друга так плотно, что она стала ощущать жар и твердость его муж­ской плоти, тершейся о ее бедро. Надетая на ней светло-голубая тенниска задралась почти до низа живота, и жадные мужские руки мог­ли свободно скользить по упругим ягодицам, бедрам, дерзко касаться входа во влажную до­лину, поросшую курчавым кустарником.

 Прошло еще несколько мгновений, и из са­мой глубины ее груди стали вырываться хрипло­ватые стоны — для мужчины, это было сигналом продолжать делать с ней то, что он делал, толь­ко еще раскованнее. Вскоре его прикосновения разбудили в ней, неизвестно откуда взявшееся, бесстыдство, и она стала сладострастно извивать­ся, выгибаться и тереться всей долиной любви о вздыбившийся хребет его мужского естества. Не­смотря на предельное возбуждение, Ник не спешил, продлевая радость взаимного познания. Его руки оставили измученный сладострастием хол­мик и вкрадчиво заскользили вверх, к острым кончикам двух жаждущих ласки пригорков, оттопыривших мягкую ткань голубой рубашки... Но вдруг все мгновенно оборвалось, прекратилось. Он отпрянул от нее так же внезапно, как не­сколько минут назад схватил ее в объятия.

 Абигейл замерла. Казалось, она сорвалась в пропасть — и вот-вот должна была удариться всем телом о камни и разлететься вдребезги. Что произошло? Почему?

 — Я позвонил бы и твоему жениху, — до­несся до нее жесткий, сухой голос, — но по твоим записям мне трудно было определить, с каким из четырех Брайанов ты помолвлена.

 Перед глазами Абигейл всплыли странички с адресами и телефонами в ее записной книж­ке, в том числе, с координатами мужчин. Она могла бы здорово разочаровать Ника, если бы объяснила ему, что большинство этих имен и фамилий принадлежали ее друзьям по коллед­жу, с которыми ей довелось заканчивать двух­годичные курсы, связанные с путешествиями и туризмом. На выпускном вечере все решили обменяться адресами и телефонами, после чего в ее книжечке появилось более двадцати но­вых фамилий.

 И хотя со временем она потеряла живую связь с большинством однокашников, сенти­ментальные струнки души не позволяли ей вырвать эти, уже пожелтевшие, странички в ста­рой записной книжке, которые напоминали об одних из счастливейших месяцев в ее жизни. И вот теперь Ник, со своим тошнотворным преду­беждением, вдруг вспомнил про эту книжечку с адресами — этот сувенир ее юности, в котором фигурировали четыре Брайана. Ему хватило это­го, чтобы решить, что она законченная вертих­востка, и пресечь их взаимную и искреннюю ув­леченность друг другом. Безжалостно растоптать пламя взаимной страсти и шарахнуться от нее, как от прокаженной.

 — Так что, боюсь, твой дорогой Брайан до сих пор не ведает, куда тебя занесло, разве толь­ко ему рассказала обо всем твоя мать.

 — Надеюсь, она так и поступила.

 При мысли о том, что Ник не позвонил Брай­ану, Абигейл почему-то почувствовала неожи­данное облегчение. Если бы он сделал это, то наверняка узнал бы, что фактически помолвки как таковой между нею и Брайаном не было.

 Да, сначала она сама хотела рассказать Нику об этом. Однако теперь, когда он заподозрил ее в связях с «четырьмя Брайанами», что-то подсказывало ей, что она не должна спешить с этим саморазоблачением. Ей следует повре­менить и разобраться в собственных чувствах, прежде чем раскрывать свои карты.

 Если бы она была до конца честной перед самой собой, ей давно пришлось бы признать, что мысли о Брайане посещали ее крайне ред­ко. Вряд ли это означало, что она любит его. Значит, ни о каком бракосочетании с этим че­ловеком не могло быть и речи. И нечего моро­чить ему голову.

Абигейл слегка вздрогнула и поежилась, будто по ее спине провели кусочком влажного льда. В последние месяцы, когда все, что она считала в своей жизни устойчивым и надеж­ным, стало переворачиваться вверх тормашка­ми, Брайан оказывался для нее спасительным якорем, который помогал ей держаться на пла­ву в самую штормовую погоду.

 И вот теперь, когда на ее пути встретился Ник, она, кажется, потеряла этот якорь, а вме­сте с ним и свое представление о себе, как о сдержанной и респектабельной женщине — этот мужчина разбил его в пух и прах. Подобно тому, как снежная буря врывается в поле и сметает все подряд, так и он ворвался в ее жизнь и уничтожил в ней все основные ориентиры и знакомые указатели, оставив позади себя чу­жое пространство, которое она теперь совер­шенно не узнавала.

 Ник не мог поверить, что так глупо повел себя с ней. И какой черт попутал его реагиро­вать на эту женщину подобным обратом?

 Ведь он давно уже не юноша, давно вышел из возраста повышенной сексуальной озабочен­ности, когда приходилось рыскать повсюду в поисках какой-нибудь сговорчивом девчушки. Теперь, работая на телевидении и имея зри­тельский успех, особенно среди женщин, он сталкивался как раз с противоположной про­блемой: у него не было отбою от представи­тельниц прекрасного пола. Но скоропалитель­ные, без намека на какие-либо чувства свида­ния, с легко доступными красавицами, в конце концов, перестали вызывать в нем что-либо еще, кроме брезгливости и отвращения. На основа­нии богатого опыта, он, наконец, пришел к твер­дому выводу: такая игра не стоит свеч.

 Но с этой женщиной все было иначе. Сто­ило ей лишь улыбнуться ему — и он готов был выполнить любое ее желание. А когда она по­целовала его, он весь так и вспыхнул, и из го­ловы в один момент улетучились все мысли, кроме одной — о ее роскошном гибком теле, оказавшемся в его объятиях.

 И это, притом, что Абигейл ничем не отли­чалась от других женщин: при интригующем стечении обстоятельств, она могла изменить своим принципам и убеждениям. Ведь, по ее же словам, она была помолвлена, однако для нее это, кажется, не имело значения. Но, даже зная об этом, Ник был не в силах отступиться от нее. И осознание этой своей неожиданной «слабости» пугало и злило его.

 Для него помолвка являлась серьезным про­логом к браку, и он уже говорил Абигейл об этом. После истории с Сидни он поклялся, боль­ше никогда не вступать в интимные отноше­ния с женщиной, если она уже связана обяза­тельствами с другим мужчиной. Никаких треу­гольников! И он неукоснительно выполнял данную себе клятву. Выполнял до тех пор, пока не встретил Абигейл.

 — Я укроюсь одеялом? Мне холодно стоять так.

 Тихий голос, прервавший поток его мыс­лей, заставил Ника поднять голову и взгля­нуть на женщину, которая, всего несколько минут назад, пылала в его объятиях. Бледная, осунувшаяся, она стояла в одной тенниске около кровати и вся дрожала. Он вдруг почув­ствовал ком в горле и торопливо проговорил:

 — Послушай, у меня есть другая идея. Внизу горит камин, и около него гораздо теплее, чем в этом спальном рефрижераторе. Почему бы тебе не расположиться на диване в гостиной? А я принесу одеяло, и ты закутаешься в него.