— Ладно!.. Только не говорите мне «вы». У меня от этого, будто опилки под рубахой…

— Приму к сведению. А вы… а ты, когда мы познакомимся поближе, сможешь называть меня «дядя Поль» и тоже говорить «ты»… А в торжественных случаях называй меня «капитан Поль». Фамилия-то, сам понимаешь, несколько странная…

— Есть, капитан Поль!

— Прекрасно. А теперь веди к начальнице…

— Идёмте! Пока она не улеглась на диванчик!

Огурец понял, что он больше не нужен, и деликатно отстал…

Венера Мироновна изумлённо поднялась из-за стола.

— Э-э… в чем дело? Чем могу служить?

— Это капитан моего парохода, — в лоб ей сообщил Сушкин. Венера Мироновна села, как подрубленная. Но сразу поднялась снова.

— Сушкин, у тебя опять фокусы?

— Это не фокусы, уважаемая Венера Афроди… простите, Мироновна. Мальчик прав. Честь имею представиться, судоводитель с дипломом Поликарп Поликарпович Поддувало, капитан грузо-пассажирского речного судна «Трудовая слава» или, если угодно, «Дед Мазай». Господин Сушкин только что официально принял меня на службу.

Венера Мироновна быстро приходила в себя.

— Сейчас господин Сушкин пойдёт спать, а завтра мы подробно поговорим о его поведении. А вам, сударь, как не стыдно потакать мальчишкиным фантазиям!

— Это не фантазии! — взвился Сушкин.

— Да, сударыня, это не фантазии… Для начала должен сказать, что я рад знакомству с вами… — Капитан шагнул к Афродите, нагнулся и по-рыцарски поцеловал ей руку (пощекотав её кустистыми бровями). Та замигала и… кажется, затеплела внутри.

Капитан Поль оглянулся:

— Том! У нас с Аф… Венерой Мироновной будет длинная беседа. Не секретная, но не интересная для мальчишечьих ушей. Ступай-ка спать, утро вечера мудренее. Завтра обо всем договоримся…

— Ладно… — буркнул Сушкин и спиной вперёд выдвинулся из канцелярии. Пошёл в спальню и залез под простыню. Огурец собрался честно отдать ему пять баксов, но Сушкин укрылся с головой. Ему казалось, что он будет думать о случившемся всю ночь и вертеться. Ну в ту же секунду Сушкин заснул. Ему снились узкие бело-синие флаги, щёлкающие на ветру, и брызги, которые ветер швыряет на палубу…

Сушкин проснулся поздно. И не сам по себе, а от того, что в спальне появилась Венера Мироновна.

— Тебе не кажется, голубчик, что давно пора вставать?

— Ой! — Сушкин задёргал ногами, отпинывая простыню. Сел. Самокритично сказал:

— Я опять проспал завтрак, да?

— Ничего. Ты сейчас пойдёшь гулять с Поликарпом Поликарповичем, он обещал, что вы позавтракаете в кафе… Только не выпрашивай слишком много мороженого…

С Поликарпом! С Поликарповичем! С капитаном Полем! Значит, он не приснился!.. Корабельные флаги снова зашумели в ушах у Сушкина.

— Ура! — Он со спинки кровати сдёрнул штаны, похожие на хозяйственную сумку с длинными ручками.

— Оставь это рубище, — поморщилась Венера Мироновна. — Оденься, как вчера. Ты должен выглядеть приличным мальчиком. Надеюсь, и вести себя будешь так же…

— Я постараюсь, — честно пообещал Сушкин.

Капитан Поль ждал на крыльце. Он был в ослепительном белом кителе с блестящим значком. В руках держал такую же ослепительно белую фуражку. На ней сияли золотые листья, штурвал и якорь. Капитанская лысина тоже сияла. И это была ничуть не смешно, было даже красиво. Капитан, как вчера, поцеловал Венере кисть руки, и старшая воспитательница слегка порозовела. Сушкину капитан протянул крепкую ладонь.

— Приветствую вас, армат ор Том… «Арматор» это значит «судовладелец»… Я испросил у Венеры Мироновны разрешения погулять с тобой и побеседовать о делах. Надо обсудить перед плаванием немало дел…

«Перед ПЛАВАНИЕМ! Ура!!» Сушкин чуть не подпрыгнул. Но спохватился, что при Венере не надо. Сдвинул пятки (в новых сандалетках!) и вскинул голову.

— Есть, капитан Поль! Я готов, капитан Поль!

Венера Мироновна покивала:

— Вот и славно. Ступайте. Желаю успеха…

И они пошли. Бок о бок. Сушкин снизу вверх поглядывал на капитана. Тот был, нескладен, костляв, нос напоминал большой фрукт киви (однажды давали на полдник), два растрёпанных клочка пенькового цвета высовывались из-под прикрывшей лысину фуражки. Но в то же время Поликарп Поликарпович был… да, можно сказать, красив. Этакой именно капитанской красотой. Фуражка сверкала, глаза из-под густых бровей смотрели уверенно, он шёл, слегка наклоняясь вперёд, словно стремился к горизонту.

Он глянул сверху на Сушкина, положил ему на плечо узкую твёрдую ладонь и сообщил:

— Нам надо поговорить о многих делах…

Сушкин закивал на ходу. Понимаю, мол.

— У меня, Том, нашлось немало энергичных знакомых. Тех, кто готовы помочь. За неделю они подремонтируют «Деда Мазая»… Именно так будет называться наш пироскаф, не правда ли?

— Да!.. А что такое «пироскаф»?

— Так в старину назывались пароходы. Очень давно. Но и наш пароход тоже древний… Кстати, имя «Трудовая слава» он вполне заслужил, потому что немало потрудился на своём веку, но сейчас он на пенсии, имя из некрасовских стихов ему подходит больше. Не так ли?

— Так! Я уже говорил Венере Мироновне… Ой!

— Что?

— А она… Она что, будет плавать вместе с нами?

— Ни в коем случае! Ты же слышал, наверно, что женщина на корабле — это дурная примета…

— Слышал… А она меня отпустит с вами?

— Мы вчера долго беседовали, и она в конце концов согласилась. Сначала опасалась, но наконец признала, что сейчас особый случай. Ты имеешь право на самостоятельность, потому что владелец плавающего средства…

— Пироскафа! — радостно вставил Сушкин. Ему понравилось это слово.

— Именно! Именно!.. И вот, я продолжаю. За неделю знающие люди подготовят «Деда Мазая» к выходу в рейс, оснастят электроникой, погрузят запасы…

— У вас много друзей, — с уважением сказал Сушкин.

— Немудрено. Я ведь немало прожил на свете… Впрочем, это не столько друзья, сколько деловые компаньоны… А друг, по правде говоря, один, и он отправится с нами. Если…

— Если что?

Капитан глянул с высоты неуверенно.

— Понимаешь, Том… Я опасаюсь, что он… друг то есть… может прийтись тебе не по нраву… И тогда я не знаю, как быть. Мы с ним привыкли друг к другу, и плавать без него я не смогу…

— Он придётся! По нраву! — горячо заверил Сушкин. Потому что пусть это будет хоть кто! Хотя крокодил из реки Конго (который слопал упрямого Фому!) Если он так нравится капитану, значит понравится и Сушкину!

— У него сложный характер, — объяснил капитан Поль. — И порой из-за этого… друга… у меня были неприятности с начальством. Приходилось даже увольняться… Дело в том, что он… как бы это сказать… не вписывается в рамки…

— Ну и пусть не вписывается! А он кто?

— Я вас познакомлю… Можно прямо сейчас, а можно сначала позавтракать…

— Дядя Поль, сейчас! — В самом деле, какие там завтраки, когда впереди тайна!

Капитан остановил такси…

Они приехали на окраину. Здесь располагались одноэтажные домики с садами. Зашли в тенистый двор. Зашагали к длинному сараю, на котором висели два красных спасательных круга. На одном было написан РБ-33, на другом «Appolina».

— Это с моих прежних судов, — объяснил капитан Поль. Сушкин нервно кивнул. Круги его не интересовали. Интересовал капитанский друг. Расспрашивать Сушкин не смел. И думал: «Может… инопланетянин?.. Или громадный удав с реки Амазонки?»

Капитан опять взял Сушкина за плечо.

— Не буду, Том, тебя мучить загадками. Мой друг — африканский страус… Кстати, вот он. — Капитан показал на крышу сарая.

Над крышей высоко торчала тонкая шея с покрытой взъерошенными перьями головкой. Издалека головку трудно было разглядеть, но все же Сушкин увидел крупные, окружённые пушистыми ресницами глаза. Такие же, как у страуса Фени, который одно время жил в Воробьёвском зоопарке. Феня был славный, задумчивый, иногда катал на себе малышей. Детдомовских — бесплатно. Один раз прокатился и Сушкин. Было весело и ничуть не страшно. Феня оглядывался и улыбался — клюв его был похож на широкий рот с розовыми губами. С той поры Сушкин думал о страусах так же ласково, как о рыжем коте Питере. Жаль только, что вскоре Феня исчез из Воробьёвска. Детям говорили, что его перевели в Ново-Каплинский зоосад.