Нет, — молило сердце. — Еще немножко! Дай побыть с ним еще одну минутку. После этих двух пустых, одиноких лет дай мне еще раз услышать его голос, увидеть его улыбку!
Не успев подумать о том, что она делает, Джесс подчинилась импульсу. Ноздрей Джесс коснулся аромат одеколона, теплый запах мужского тела, и приступ головокружения заставил ее прижаться к Лоренцо. В ночной темноте его глаза казались бездонными озерами, дыхание было спокойным и ровным.
— Спокойной ночи, — сказала она совсем не так, как прежде, и, последовав его примеру, прижалась губами к твердой худой щеке.
Шелковистая кожа была слегка шершавой от пробившейся за день щетины.
— И спасибо…
Этот интуитивный поступок привел к тому, что Лоренцо стремительно повернул голову, губы Джесс скользнули по щеке как по льду, затянувшему поверхность озера, и прижались к чему-то горячему и мягкому, оказавшемуся его губами.
— Джесс…
Он снова хрипло пробормотал что-то по-итальянски, а затем алчно припал к ее рту.
— Ты должна была сбежать… воспользоваться возможностью, пока она была. А теперь слишком поздно.
Слишком поздно! — эхом отдалось в мозгу Джесс. Неправда… Поздно стало не теперь, а тогда, когда он поцеловал ее. Для этого хватило даже одного небрежного прикосновения к ее щеке. Нет, еще раньше. Это случилось в тот момент, когда она открыла ему дверь и с первого взгляда в черные глубины его глаз поняла: что бы ни случилось, Лоренцо все еще остается для нее единственным мужчиной на всем белом свете.
— Джесс, милая…
Ледяной ветер жалил ноги Джесс, но она этого не замечала. Сильное тело Лоренцо защищало ее от холода, а сумасшедший бег крови так разогревал кожу, что девушке казалось, будто она горит на костре. Сердце колотилось от возбуждения, легкие порывисто втягивали в себя воздух и так же порывисто выдыхали его.
— Тебе надо было войти… — Дыхание Лоренцо тоже было неровным и прерывистым. — А теперь возврата нет. Джесс, любимая… пригласи меня к себе.
Пригласи меня к себе… Это была не просьба, а приказ. Она прекрасно знала, что было на уме у Лоренцо.
Так почему же она молчит? Почему не велит ему убираться отсюда и никогда не возвращаться? Эта мысль мелькнула в ее голове и тут же исчезла.
— Т-ты…
Голос сорвался; губы пересохли так, что сначала пришлось их облизнуть. В свете из коридора она увидела, что Лоренцо пристально следит за этим неосознанно вызывающим жестом. В его глазах стоял такой жар, что у Джесс сжалось сердце.
— Ты хочешь войти?
— Хочу ли я?.. — Он хрипло рассмеялся. — Джесс, клянусь Богом, ты сделала бы правильно, если бы не пустила меня. Я…
— Не нужно! — быстро прервала его задыхающаяся Джесс, боясь услышать продолжение. — Входи скорее! На улице холодно…
Громкий хлопок двери, отрезавшей их от мира и оставившей наедине друг с другом, показался ей звуком трубы. Отныне ее жизнь менялась раз и навсегда. Возврата нет. Передумывать поздно.
Но она и не собиралась передумывать. Все, чего она хотела, было здесь, рядом. Его руки обнимали ее, его сердце билось под ее щекой, и у Джесс было такое чувство, словно она вернулась домой.
Но все быстро изменилось. Едва она успела закрыть дверь, как Лоренцо резко разомкнул объятия, и ошеломленная, не верящая себе Джесс, словно упала с огромной высоты на твердый пол.
Джесс беспомощно следила за Скарабелли, который вошел в ее квартиру и начал расхаживать по ней, как зверь по клетке, обнюхивающий углы и прутья своего нового жилища.
Он неторопливо и тщательно осматривал уютную гостиную с кремовыми креслами (комната была слишком мала для дивана), абрикосовыми бархатными шторами и тщательно отполированным сосновым туалетным столиком. В дальнем углу, напротив большого окна-фонаря, стоял облицованный кафелем открытый камин с чугунной решеткой в стиле королевы Виктории.
— Тут не слишком просторно… — закончив, наконец, осмотр, пробормотал он.
— Это все, что я могла себе позволить! — злобно выпалила Джесс. — Не у всех есть дома на каждом континенте и личный самолет, чтобы сновать между ними!
— Половина этих домов принадлежит моим родителям, — спокойно и рассудительно возразил Лоренцо. — Я только пользуюсь ими.
— Площадь твоих собственных домов в сотни раз больше этой убогой квартирки!
— Разве я сказал, что она убогая? — не моргнув глазом, пробормотал он и продолжил осмотр.
Этого и не требовалось, невольно подумала Джесс, ругая свой дурацкий язык. В присутствии высокого, внушительного Скарабелли ее квартира как будто усохла и с непривычки могла бы вызвать приступ клаустрофобии.
— Т-ты… хочешь кофе?
Явно с опозданием она вспомнила, что должна сыграть роль хозяйки.
— Нет, — коротко бросил он, изучая корешки стоявших на полке книг.
— Может быть, чаю?
— Нет.
— Чего-нибудь покрепче?
Этот вопрос был задан неровным, срывающимся голосом, пробившимся через комок в горле. Сейчас он снова скажет «нет». Лоренцо не мог пить, потому что был за рулем.
— Бокал вина?
Лоренцо властно махнул рукой; он все еще рассматривал книги. Но спустя мгновение темная голова повернулась к Джесс.
— Может быть… да.
— Лоренцо, ради Бога! — взорвалась доведенная до белого каления Джесс. — Да… нет… возможно… Так чего же? — спросила она, не обращая внимания на то, что Скарабелли нахмурился. — Решай скорее!
— Господи, я просто пытаюсь вести себя культурно, вот и все! Но я чувствую…
— Ты чувствуешь? — повторила Джесс, кода он внезапно осекся. — Что ты чувствуешь?
Неожиданно черные глаза посмотрели в другую сторону. Это было так не похоже на уверенного в себе Лоренцо Скарабелли, что Джесс тут же приободрилась и решила припереть его к стенке.
— Лоренцо! Что ты чувствуешь?
Он колебался томительно долгую секунду. Но когда Джесс решила, что ответа не будет, и приготовилась сменить тему, широкие плечи под элегантным пальто приподнялись и Лоренцо избавился от остатков стеснения.
— Я не чувствую себя культурным, — хрипло пробормотал он. — Честно говоря, я ощущаю себя дикарем, язычником… первобытным человеком.
И что ее дернуло за язык?
— Но почему…
— Сама знаешь, почему! — рявкнул Лоренцо и вызывающе запрокинул голову.
В глазах Скарабелли бушевало желтое пламя; узда, в которой он беспощадно держал себя до этой минуты, лопнула.
— Из-за тебя! Я хочу тебя! И хотел весь вечер! Я всегда хотел тебя и сомневаюсь, что когда-нибудь вылечусь. Эти два года были настоящим адом. У меня все болело внутри от желания, и эта боль снова и снова напоминала о тебе.
— Обо мне?
Она не могла поверить услышанному. Это не было объяснением в любви, но сейчас было достаточно и такого. Он хотел ее. Тосковал по ней. И не мог жить без нее…
— Джесс…
Это был не то рык, не то стон.
— Джесс, иди сюда!
Здравый смысл приказывал быть осторожной, подождать и одуматься. Но ее сердце нетерпеливо отбросило эту глупую мысль.
Не успела Джесс опомниться, как миновала комнату и очутилась в его железных объятиях.
В ту же секунду губы Лоренцо жадно и требовательно припали к ее губам. И Джесс ответила ему со всей страстью, со всей болью одиночества, накопившейся за эти два года.
— Джесс, любимая… красавица моя… — бормотал Лоренцо, не отрываясь от ее губ. — Ты моя. И всегда была моей. Я никому не позволю…
— А никого и нет, — с трудом вздохнув, вымолвила Джесс, потрясенная этой яростной атакой на ее чувства. — Сейчас никого…
Какое-то шестое чувство заставило ее прервать фразу. Лоренцо должен был знать, что в данную минуту у нее не было другого мужчины. Но это не значило, что она оставалась одна с того самого дня, когда Лоренцо бросил ее.
О, тут было много интересного. Несколько раз она ходила на свидания. Но эти встречи были короткими и не слишком приятными. Как бы она ни пыталась казаться заинтересованной, притворяться не было сил.
И теперь Джесс понимала, почему. Последние два года она умирала с голоду. В отсутствие Скарабелли ее чувства молчали. Она напоминала Спящую Красавицу из мультфильма, которую мог пробудить к жизни только поцелуй Лоренцо.